Крутой секс
Шрифт:
Самокатов зашел в «Максимычевку» выпить традиционную рюмку местного фирменного коктейля «Граф Орлов» (50 граммов ржаной водки и 50 граммов пшеничной водки, не перемешивать!). Закусывал он, как интеллигентный человек, сдобной булкой. Кое-кто из посетителей выражал неудовольствие, когда Иннокентий протискивался к стойке, толкая соседей висящим на нем громоздким плакатом. Таким приходилось разъяснять:
— Я, между прочим, на работе.
Внутри шатра, как всегда, сильно пахло народом. В углу радостно звенел и пищал игровой автомат, в просторечии — дурометр. Над дурометром красовались замечательные стихи: «Выиграть свой шанс не упусти — зайди и в автомат жетон свой опусти». Рядом дремал импозантный мужчина запойного вида. На груди у него висела табличка: «Подайте православному страннику». Ниже кто-то корявыми буквами присовокупил: «из кабака в кабак». О, почему, скажите, бродягами и алкоголиками так часто становятся красивые, видные мужчины? Отчего такая насмешка в нашей жизни?..
Увидев Иннокентия, Максимыч лично, не дожидаясь заказа, выставил на стойку все необходимое.
— Тебе ночью звонила женщина, — доверительно сказал он. — Назвалась Машей.
— К чужим женщинам ночью не езжу, — отозвался Самокатов.
Расслышавший эти слова сосед сбоку (явный профессиональный алкоголик; летучий голодранец, живущий пропиваючи) сказал:
— Ну и придурок! А то был бы у тебя тот самый крутой секс, который у тебя на плакате написан.
К счастью, они находились в таком демократическом месте, где царила полная свобода слова и торжествовал плюрализм мнений. Поэтому сосед сбоку не успел наговорить больше никаких гадостей, потому что с другой стороны в разговор влез дедок в телогрейке:
— Я всю войну целый день вкалывал и спал под верстаком!..
Милый, знакомый идеал общественного устройства.
Но тут же, отодвинув деда и распихивая прочую алкогольную бедноту, к Максимычу пробился заклейменный страшными татуировками сикнхед и громко потребовал:
— Бутылку водки и «Орбит» без сахара!
Потом сказал, обращаясь ко всем:
— Слыхали, а? Ну, полный пиндык! Я в глухой оттаске! — и отчалил.
Максимыч пояснил:
— Третий день не просыхает. Прочитал в одной книжке, что индийцы и осетины — тоже арийцы. Вот крыша и уехала далеко и не в ту сторону.
В разгар этих разговоров в «пузырь» вошел еще один гражданин. Увидев его лицо, вам бы наверняка захотелось отойти в сторону. Впрочем, мало ли по нашему городу расхаживает соотечественников, сошедших с ума либо с отчаяния, либо по причине собственной огнедышащей злобности?
Протиснувшись сквозь спившийся генофонд, данный гражданин добрался до Самокатова и, постучав по щиту на спине, приветствовал его:
— Как ваше здоровье, которого нету?
Во рту у Самокатова уже была булка, вкусно смоченная голодной слюной, поэтому появление фамильярного знакомого он воспринял без особого энтузиазма, но тем не менее, проявил воспитанность и, увидев перед собой знакомые глаза, такие мутные, что ими не щурясь можно было смело смотреть на солнце, вежливо отозвался:
— Ну что, Зуда, засиликонил с утра? В голове-то, небось, сплошной полтергейст?
— Брось свою ботанику и слова дурацкие, — мрачно сказал Зуда. — Я еще не опохмелился, а ты уже шутишь.
— Опять вчера напился, как последняя свинья?
— Как предпоследняя. Как последняя напился тот, кто пил со мной.
— А зачем? — поинтересовался Иннокентий.
— Что значит — зачем? Ты что — врач, что ли? Почему бы русскому человеку не выпить?
Из-за отсутствия нескольких важных зубов Зуда картавил и шепелявил так, что вместо врач получалось: «вояж».
— Понятно, — сказал Самокатов. — Парадигма национального сознания: мы великий народ, по этому случаю выпьем водки.
Кругом кашляли как на концерте в консерватории. Зуда придвинулся поближе к Иннокентию и сказал страшным шепотом:
— Есть важное дело!
— Денег не дам, — твердо отозвался Иннокентий.
— Ёкарный театр! Ты сначала послушай!
— Говори скорей, а то мне скоро пора завтракать.
— В церкви?
— В церкви нас обедами кормят, а завтраками — в костеле.
Зуда снова снизил голос.
— Здесь говорить нельзя. Давай выйдем.
Расталкивая жаждущих отравиться напитками, они вышли наружу. Зуда завел Иннокентия на отчаянные задворки за дальним ларьком под амбициозной вывеской «Грилыпаурма», где возле надписи «Короба и мусор не сваливать!» дремали помоечные собаки. Там из-под груды грязного картона он вынул сияющий металлом чемоданчик.
— Вот это ты видел?
— Где ты его взял? — спросил Чубариков.
— Нашел у большого заброшенного дома, где Шурок обитает. Ночью. Вернее, не нашел, а он на меня сверху упал. Чуть не долбанул по бестолковке.
— Ясно. Упал с неба. А кто такой Шурок?
— Тот, с кем я пил.
— И что ты от меня хочешь?
— Ты, говорят, такие вещи покупаешь. Продаю тебе, не глядя.
— У меня денег нет, — сказал Чубариков.
— Ладно, — торопливо сказал Зуда. — Смотри: он точно непростой! Скажи — такие простые бывают? Ты такие видел? Я его и так, и зубилом, а он все никак… Если откроешь, и там что-то очень ценное или выпивка — половину мне… Хотя выпивки, конечно, нет, больно легкий. Договорились?.. Можно, конечно, отдать какому-нибудь специалисту, только потом — досвидос! Хрен кто поделится, люди сам знаешь, какие. Кругом одни придурки, а у тебя мозги в глазах светятся и человек ты честный, все знают… Слушай, а может там брильянты?
— А может там джинн, запертый на триста лет? — сказал Самокатов. — Откроешь — выскочит бритый наголо, весь в наколках и прохрипит: «Приказывай, командир!..».
— Хватит по ушам ездить! Берешь или нет?
— Хорошо, я его беру, — сказал Иннокентий, — потому что внутри может быть чья-то судьба.
Чемоданчик исчез под надписью «Крутой секс».
— Не забудь: половину — мне! — напомнил Зуда.
— Да я не собираюсь его открывать, — сказал Иннокентий. — Может, его подбросила Пандора?
— Кончай шуги-муги! У тебя что — крыша сегодня не так развернута? Или ты ментам его отнесешь?
— Я как дежурный по эскалатору, справок не даю, — отозвался Самокатов.
Лицо Зуды повело наискось от ненависти.
— Я знал, что ты придурок! — чуть не завизжал он. — Отдавай обратно чемодан, я другого покупателя найду!
— Нет уж, сделка состоялась.
Зуда в ярости ударил Самокатова кулаком и попал, разумеется по щиту, повредив букву «К» в слове «секс».
— Ты портишь чужое имущество, — предупредил Иннокентий, — а за это придется отвечать.