Крутой секс
Шрифт:
Во время этой беседы жидкость из шприца перетекла в профессорскую вену. Аркадий Марксович сначала молчал, потом произнес: «Вынужден заметить вам, коллега, что вырванные из традиционного контекста, эти апробации становятся блуждающими свидетельствами закономерности…», потом замурлыкал какую-то песенку, но оборвал пение и трагическим голосом воскликнул: «Екатерина Васильевна, я не могу застрелиться, поскольку у меня нет оружия, а отравиться мне не позволяет гордость!».
— Кажется, созрел, — удовлетворенно
Профессор засмеялся.
— Так, первая проверка прошла положительно, — констатировал Сергей Борисович. — Следующий вопрос: верите ли вы в загробное царство?
— В загробное царство начинают верить, когда перестают верить в справедливость, — тут же отозвался Потапов.
— Некорректный ответ, — поморщился Сергей Борисович. — Повторяю еще раз: верите ли вы в загробное царство?
— А верил ли в него Данте? — спросил профессор. — Зачем он поместил в аду Аристотеля и Диогена?
— М-да, крепкий орешек, — сказал Сергей Борисович, задумчиво глядя на опустевший шприц. — Может ему двойную дозу вколоть?
— Вы просто не те вопросы задаете, — поспешно сказал Сева. — Надо что-нибудь попроще, — и громко спросил: — Профессор, сколько у вас было в жизни женщин?
— Если мегер тоже считать за женщин, то шесть, — отозвался профессор.
— Вот видите! — сказал Сева. — Он вполне откровенен.
Сергей Борисович отложил шприц.
— Так он, оказывается еще и профессор! Ну, ладно, зададим профессору вопрос, соответствующий его званию: что такое апологика промискуитета?
— Не апологика, а апологетика! — строгим голосом поправил Потапов.
— Превосходно! — воскликнул «доктор». — Что ж, теперь приступим к главной теме. Кто вы и чье задание выполняете?
— Потапов Аркадий Марксович, выполняю задание Зашибца Романа Степановича.
— Кто такой Зашибец? — снова спросил Сергей Борисович. — Кого представляет?
— Он защищает государственные интересы, — гордо сообщил профессор.
— Допустим. Он говорил с вами о некоем чемоданчике?
Профессор подтвердил:
— Говорил.
— Что именно говорил? Что это за чемоданчик?
— Не знаю, — помотал профессор головой в шлеме.
— Подумайте как следует, поройтесь в памяти, — с некоторой угрозой посоветовал Сергей Борисович.
— Ничего он об этом чемоданчике не знает, — влез в беседу Сева.
— Помолчите! — оборвал его Сергей Борисович.
— А вам, профессор Потапов, советую быть откровеннее.
— Вот как получается! — прокомментировал Сева. — Если не хочешь прослыть лжецом — не говори правду!
— Так что насчет чемоданчика? — снова спросил Сергей Борисович.
— Я готов рассказать вам все про этот чемоданчик, — признался профессор.
— Так-так, желательно подробнее! — сказал, оживившись, Сергей Борисович.
Сева тоже подался вперед, насколько ему позволяли его путы, и напряг слух.
— Чемоданчик остался у Филиппа, — сообщил профессор. — Но даже он не спас ему жизнь…
— Так это же совсем другой чемоданчик! — засмеявшись, сказал Сева. — А вы напрасно теряете время.
— Опять вы мешаете работать! — сердито перебил его Сергей Борисович. — Ну, уж теперь не обижайтесь!
Он ловко заклеил Чикильдеевский рот куском недавно снятой с него же липкой ленты и приказал Потапову:
— Продолжайте, профессор.
— В чемоданчике лежали клещи, — начал перечислять профессор, — веревка с грузом…
— Какая еще веревка с грузом? — спросил Сергей Борисович, нахмурясь.
— Ну как же! — воскликнул профессор. — Иногда вывески висят очень высоко или неудобно. Поэтому мы ставим лестницу чуть сбоку, потом Филипп бросает веревку с грузом и с ее помощью подтягивает к нужному месту другую лестницу — веревочную.
— Какие еще вывески? — еще более хмуро спросил Сергей Борисович, щелкая тумблерами и крутя ручки на своих аппаратах. — И кто такой Филипп?
Сева хотел было объяснить, что речь идет просто-напросто о ящике с инструментами и о дурацкой страсти двух сумасшедших ученых калечить вывески, но у него получилось только невнятное мычание.
— Нет! Не подумайте, что мы увлекаемся каким-нибудь примитивом! — с пафосом воскликнул между тем Потапов. — Мы с Марленом с самого начала избегали слишком банальных решений типа: «Интерьеры — Терьеры» или «Булочная — Улочная». Как вам, например: «Диваны — Иваны»?
Очевидно, приборы показывали, что подключенный к ним пациент совершенно чистосердечен, хотя в то же время он явно нес совершенную ахинею. Поэтому озадаченный «доктор» снова взял в руки шприц, а Сева умоляюще замычал. Но тут дверь в комнату открылась, и Чикильдеев увидел отвратительные поддельные кроссовки и знакомый светлый ежик.
Сергей Борисович повернулся к вошедшему и удивленно вскинул брови:
— Вы кто?
— Я от Николая Николаевича, — сказал Зашибец голосом, не допускающим никаких сомнений. — Как тут у нас дела?
— Откровенно говоря, пока похвастаться нечем, — признался лже-доктор.
— Трудный случай? — сочувственно поинтересовался Зашибец.
— Скорее, нетипичный.
— Да, я знаю, — сказал Зашибец. — Что поделаешь: профессор!
— Вот именно. Чрезвычайная засоренность памяти. Поэтому лучше послушаем второго соловья.
Сергей Борисович повернулся к Чикильдееву, который быстро-быстро заморгал глазами и заерзал в своих оковах.
— Этого, я думаю, слушать не будем, — сказал Зашибец.