Кружевные закаты
Шрифт:
– Мою Марианну? Ты знал… А я еще думал, что ты ненавидишь сплетни и живешь в затворничестве…
– Плохо ты знаешь, Мишель, людей, окружающих тебя. Слеп, как крот во всем, что не касается отвлеченных понятий и предприятий.
– Она за тебя идет от безысходности, – прошипел Крисницкий.
До этого обдумывая, стоит ли раскрываться совсем, Лиговской не удержался.
– Я ведь нарочно уговорил Федотова сосватать за тебя дочь, поскольку надеялся, что это отпугнет Марианну. И прав оказался. Она так любила тебя, даже в свете об этом знали и жалели ее, а ты… Впрочем, мне это только на руку. Что у тебя было к ней – инстинкт ли, чувство собственничества, забудь.
Лиговской люто ненавидел
20
В блаженной полудреме Тоня раскрыла глаза. Теплое одеяло так ласково прикасалось к телу, что и думать о том, чтобы подняться, было невыносимо. В доме было невероятно тихо. Даже за окнами не цокали, как бывало всегда, лошадиные копыта. Сперва шум в столице доставлял Тоне неудобства. Теперь она привыкла и в первые минуты бодрствования обычно с невесть откуда взявшейся любовью к людям, шнырявшим внизу, под окнами, огладывала их и забавлялась попытками угадать, куда они спешат. За толстыми стенами дома протекала ее жизнь.
Во время завтрака, проведенного в одиночестве, Тоня размышляла о том, что неплохо было бы посмотреть, где трудится муж. Почему, когда она расспрашивает его об этом, он хмурится или пытается отшутиться? Тоня начинала ловить себя на мысли, что ревнует Михаила к работе и людям, с которыми он видится каждый день. У него своя, не зависящая от нее жизнь. Это не доставляло Тоне радости. То, что Крисницкий думал то же самое о ее занятиях живописью и ежедневных отвлеченных размышлениях, не казалось ей правдоподобным. Она вновь, как перед замужеством, чувствовала себя маленькой, глупой и забытой.
Госпожа Крисницкая со вздохом оглядела огромную гостиную и села за фортепьяно, в очередной раз задумываясь над тем, что все равно стремится к чему-то иному, иррациональному. Она достигла полнейшего, с точки зрения обывателей, благоденствия. И вот теперь, очаровательная хозяйка большого дома, жена богача, она понимала, что не отступили разом все беды, а, напротив, настали новые. Она любила людей, которые ее окружали, любила тем сильнее, что с детства училась принимать то, что дарует жизнь, не вдумываясь в то, что судьба могла потечь иначе. Но всегда и везде она чувствовала, что счастье ее зависит не столько от них, родных, друзей и с некоторых пор мужа, сколько от того, как она будет относиться к их наличию. И постоянно, ежечасно ее манил вечерний ветер, выбивающий из тщательной прически шоколадные пряди, ласкающие лицо и застревающие в зубах. На сердце опускалась тогда настолько стальная и сладкая тоска, что Тоня понимала, что эта грусть и есть ее счастье. Ко всем чувствам, исключая, быть может, ликование, примешивалась эта проклятая и благословенная неудовлетворенность.
Тоня вновь и вновь, думая тысячи дум и не отдавая себе в этом отчета, вертелась вокруг мысли, что единственный смысл жизни составляет способность чувствовать и стремиться к счастью. В очередной раз отведя голову и поймав себя на том, что отрешенно смотрит на блики на новой картине, купленной Крисницким для нее, Тоня встала, поблагодарила слуг и прошла в небольшую комнатку – кабинет мужа.
Когда его не бывало дома, Тоня забавлялась тем, что с ногами залезала в большое кожаное кресло и, напевая под нос недавно разученную мазурку, пролистывала его книги или ваяла письма. Часто она совершала походы по обширным своим владениям в поисках чего-то нового или просто соответствующего вдохновению настроения. Обнаженные натуры в особняке Крисницкого будоражили одиноко бродящую по галерее Тоню. Михаил обустраивал дом словно крепость, претендуя на изысканность и не жалея средств. Потолок, уходящий, казалось, в никуда, создавал видимость масштабности и монументальности.
Сегодня она по обыкновению уселась в любимое кресло и, чувствуя себя важной дамой, которой она, в общем-то, и стала, но отказывалась признавать этот факт, не чувствуя никаких изменений в отношении к ней окружающих, схватила пачку писем, принесенных утром. Послание Льва лежало вверху, Тоня поспешно разрезала бумагу изящным ножичком, раскрыла хрустящие лепестки послания и принялась читать, испытывая странную смесь признательности и настороженности.
«Здравствуй, дорогая моя сестрица», – писал Лев, как всегда, поспешно и сбито. Некоторое его буквы походили на перебитых птиц, подумалось Тоне, но она с безотчетной блуждающей улыбкой продолжала пробегать глазами заветные строки.
«Хорошо, что Марианна Веденина, известная актриса, о которой ты, вероятно, слышала, выходит замуж за этого мужлана Лиговского. Он не приехал еще к вам хвастаться? Еще бы – отхватил такую красавицу. При его-то медвежьих манерах! Ясное дело, у нее не все ладно с репутацией, одни слухи о связи с твоим муженьком чего стоят. Но ты не переживай, мало что болтают в обществе, им же нечего там больше делать… Отсталые люди! Все талдычат о либерализме и прочей ерунде. Изнеженное, никчемное племя! Бьюсь об заклад, никто из них не был на настоящей войне.
Так или иначе, не принимай близко к сердцу, теперь – то уж точно все у них оборвется. Лиговской с его бешеными замашками и консерватизмом не допустит встреч жены с кем бы то ни было. Это в порядке вещей в обществе, но не для него и не для тебя, полагаю… А вообще, что за свинство так вести себя? Неужто Михаил твой Семенович даже не рассказал, что до свадьбы крутил романы с актрисами?
А вообще печально, что не виделись мы со времени твоего замужества. Нравится ли тебе твое теперешнее положение? Если что пойдет не так, сразу сообщи мне. За тебя есть кому постоять! Этот твой Крисницкий не внушает мне доверия. Все бродит с унылым видом и морщится, а смеется так, словно у него минуту назад передохли все гончие. И при этом эта улыбочка… Что у него на уме? Понятно, его с тобой свели не для удовольствия, но совсем уж плохо не должно быть.
Опять меня в спину тычет Ипполит. До чего он глуп, но с ним весело! Эти кутежи порядком надоели мне. Не возьму в толк, к чему я там появляюсь…
Ну да ладно. Будь здорова, Тонина! Бог даст – скоро свидимся.
Лев»
Противоречивые чувства – благодарность, недоумение, страх, раздражение, ревность, злость постепенно накрывали Тоню по мере того, как она глотала черные строки. Любовница? Марианна – и любовница?! Нет, Лева, ты напутал. Марианна, утонченная, гордая Марианна ограничится ролью обыкновенной любовницы? О, нет.
Да, Лиговской и впрямь похож на причесанного медведя, но Тоня всегда видела в нем подкупляющую доброту и терпимость к ее чудачествам, которую многие принимали за глупость. Поэтому ей стало неприятно описание Льва. Пожалуй, он чересчур строг к слабостям других.
Нет, не рассказал… о чем?! А, все о том же… Да нет, нет! Они даже не дружили… Ну, хорошо, дружили, но не так чтобы…
Дыхание Тони замерло, она высунула ступни из-под платья и отложила письмо. Оно бесшумно опустилось на оттертый до блеска паркет, застряв там, где начинался ворсистый ковер. Не соображая еще, как реагировать на содержание послания, она неподвижно сидела на месте. Да, да, тот вечер в опере! Зачем он так долго стоял подле нее? И еще тот взгляд Лиговского, от которого ее до сих пор берет пугливая оторопь…