Кряка
Шрифт:
Юра подпрыгнул, завопил что было мочи:
– Он ту-ут! Он ту-ут!
– и скрылся в тумане. Сразу же прекратились удары в рельс.
И в наступившей тишине прозвучал весёлый бас председателя:
– Где он тут, рыбак распронесчастный?! Я ему сейчас уши оборву!
И тут же звонкий голос Саньки:
– Больно вы прыткие - уши обрывать! Вы лучше ему спасибо скажите. Он девчатам уток пригнал.
"Это не я! Это не я!" - хотел сказать Серёжа, но не сказал, не успел. Его тотчас же окружили,
– Молодец! Молодец, Серёжа! В таком тумане дорогу нашёл!..
Среди гомона взволнованный женский голос:
– Где он тут? Где он тут? Дайте пройти! Растолкав людей, к Серёже подбежала высокая молодая женщина с толстыми косами через плечо - Санькина мама. Обняла, прижала, сказала дрогнувшим голосом:
– Милый ты мой Сергунька! Спасибо тебе за нашего сыночка. И смотрите-ка, рубашку свою отдал! На-ка, надень скорее, озяб небось.
Подошёл Санькин отец, протянул широкую, заскорузлую ладонь:
– Ну, Серёжка, ты герой. Не растерялся, не ударился в панику.
Сзади кто-то задышал порывисто, и перед Серёжей, как из-под земли, выросла тонкая фигура Веры Бирюк.
– Уфф! Всю дорогу бежали, - сказала она.
– Аж в груди закололо.
Отдышавшись немного, Вера облизнула губы, выпалила скороговоркой:
– От нашего звена тебе большое спасибо! За уток. Пятьсот шестьдесят штук пригнал...
У Серёжи на миг закружилось в голове от удовольствия. Он даже глаза зажмурил. До чего же хорошо, приятно! Вот только если бы всё это было правда!..
И вдруг слащавый, дребезжащий тенор Серёжиного отца:
– Он у нас такой, Александр Спиридонович, - умеет социалистическую собственность охранять. Шутка сказать - полтыщи уток спас! Какой бы убыток был для колхоза!
Тут бы и премию можно смело дать. Хе-хе!..
Серёжа опустил голову, покраснел как варёный рак. Ему было мучительно стыдно за отца. Только и знает, что деньги, деньги! Всё ему мало, мало! На книжке уже пятьсот накопил, а на что они? Мать в рваном платье ходит, сам одевается кое-как. И его приучает за деньгами гоняться, за премиями. Только из-за этого и в бригаду утятников пустил...
Дима Огородник разжёг костёр, бросил в него вязанку камыша. Взвилось пламя, полетели искры. Всё кругом окрасилось в бордовый цвет: и туман, и палатка, и.
радостные лица людей. И от этой чужой радости Серёже совсем стало не по себе.
"Если бы они знали!.." - с отчаянием подумал он Чья-то тяжёлая рука легла Серёже на плечо. Серёжа поднял голову, посмотрел искоса, и сердце его упало. Это был председатель колхоза.
"Сейчас начнёт хвалить, - с каким-то страхом подумал Серёжа.
– Чего доброго, ещё и премию назначит. А разве можно обманывать такого человека, любимца всех ребят?"
– Ну, герой, чего голову опустил?
– спросил председатель.
– Смелей, брат, смелей!
Его рокочущий добрый голос проникал в самую душу, будил какую-то неясную тревогу, волнение. Хотелось открыться такому человеку, сказать ему всё-всё...
И, если бы у него спросили сейчас, он, не задумываясь, рассказал бы, как хотел приобщить к своему стаду чужих уток, и что вовсе не он пригнал этих уток, а они его привели, и что, конечно, никакого подвига здесь нет, и хвалить его совсем не за что.
Но у него не спросили, потому что было уже поздно и люди собрались ехать по домам.
Председатель ласково потрепал Серёжу по голове, прижал его чуть-чуть к себе и потом, подтолкнув легонько в спину, сказал:
– Садись в "Победу", со мной поедешь. Мать там о тебе беспокоится.
Серёжа обрадовался: вот по дороге он всё ему и расскажет. Но в машине уже сидели двое каких-то незнакомых людей в чёрных глянцевитых плащах и с фотоаппаратами на груди.
"Корреспонденты, - догадался Серёжа.
– Ну разве при них скажешь?" Он молча уселся на мягкое, податливое сиденье и как-то незаметно для себя уснул.
ЧЕМ ВСЁ ЭТО КОНЧИЛОСЬ
А на следующий день в колхозе развернулись такие события, что Серёжа был сразу забыт.
Сначала приехали кинооператоры в двух сверкающих лаком "ЗИМах", потом прикатили три автобуса, из которых вышли загорелые люди в пёстрых восточных халатах, тюбетейках и белых войлочных треугольных шляпах. Это были представители братских республик Средней Азии, колхозники из Таджикистана и Казахстана.
Александр Спиридонович целыми днями пропадал с ними на колхозных полях, фермах и утиных базах. Приехали они и на Лебяжий лиман, в бригаду девочек.
Дина как раз угощала своих любимцев остатками от обеда. Она сидела на ящике и крошила в подол кусочки хлеба. Возле ног её, вытянув шеи, толпились большие белые утки с хохолками. Кряка, злясь от нетерпения, дёргала Дину за платье.
Дина сразу оказалась в центре внимания гостей. Она и глазом моргнуть не успела, как затрещали кинокамеры и ловкие операторы в чёрных беретах, сказав ей "спасибо", принялись целиться объективами и на отдыхающих на берегу уток, и на лиман с камышами, и на золотую дорожку от заходящего солнца.
Кряка тем временем взобралась Дине на руки, потянулась к ней и клюнула широким жёлтым носом Динины зубы. Стоявший рядом оператор ахнул от восхищения. Он успел заснять "знаменитые" кадры.
К Дине, вежливо улыбаясь, подошёл человек в ярком полосатом шёлковом халате, в вышитой золотом тюбетейке.
Сверкнув зубами, гость спросил, показывая пальцем на Кряку:
– Это что, гусь?
Дина чуть не прыснула со смеха, но сдержалась, ответила так же вежливо:
– Нет, это утка.