Кряка
Шрифт:
Вытащили скорее свои удочки, обновили наживку, закинули.
Серёжа дрожащими пальцами нанизал червяка и только хотел забросить, как совсем рядом, за спиной:
"Хлюп-хлюп-хлюп! Хлюп-хлюп-хлюп!" Утки! Откуда они взялись? Экая досада! Вслед за тем шуршание камыша и громкий окрик Дины:
– Ли-ида! Они здесь, давай сюда-а-а! Серёжа плюнул с досады, бросил удилище в лодку:
– Тьфу ты пропасть! Всю рыбалку испортили. Вон какой шум подняли!
И действительно, шум поднялся большой. Сначала послышался резкий, полный тревоги крик всего стада, затем что-то
Юра вскочил, схватился за шест:
– Мотай скорее удочки, там, кажется, что-то случилось!..
Лодка, раздвинув камыши, очутилась среди взбудораженного утиного стада. Дина, стоя в лодке, показывала куда-то пальцем и что-то кричала. Юра подтолкнулся шестом, стадо расступилось, и ребята увидели: какая-то утка, поднимая крыльями фонтаны брызг, бьётся, крутится на месте. Дина тоже подъехала ближе и в страхе попятилась: на белой утиной шее, мотая хвостом, обвивалась змея. Головы её не было видно. Длинное серое тело скручивалось спиралью, извивалось. В летящих в разные стороны брызгах невозможно было ничего разобрать: кто кого схватил - утка змею или змея утку.
– Гадюка!
– сказал Петя.
– Утка подавилась гадюкой. Вот обжора!
– Ыадо спасать, - добавил Юра и подтолкнулся к утке.
– Хватай! крикнул он сидящему на носу Овсиенке.
Серёжа отпрянул:
– Что ты! А ну укусит!..
Юра сердито вспенил воду шестом:
– Хватай, говорю!
Овсиенко попятился, заморгал глазами:
– Боюсь!..
Юра бросил шест, оттолкнул очумевшего от страха Серёжу, наклонился, стал ловить утку. Лодка скрепилась, черпнула бортом. Овсиенко, потеряв равновесие, замахал руками, но не удержался - бултых!
– полетел в воду. Встал на дно - вода по грудь, стоит, отфыркивается, протирает глаза. И в это время голос Юры:
– Держи!
Серёжа, жмурясь от бежавших по ресницам струек воды, протянул руки, взял тяжёлую, вздрагивающую утку.
– Крепче держи!
– скомандовал Юра.
Левой рукой нащупал утиный разинутый клюв, правой зажал пальцами змеиную шею, потянул. Утка трепыхнулась, захлопала крыльями, вздохнула облегчённо и крякнула.
Серёжа, проморгавшись, пригляделся к утке, увидел хохолок, узнал своего старого врага, разинул рот от изумления:
– Опять Кряка! Вредная утка!
– бросил её в воду, проводил сердитым взглядом.
– Второй раз из-за тебя окунаюсь!
Петя покатывался в лодке от смеха.
ЗАБЛУДИЛИСЬ
Второму звену девочек тоже достался денёк на память. После гpoзы уток словно подменили. Носятся во все концы лимана. То туда помчатся, то сюда. Плывут быстро, будто там, возле других утиных базов, вкуснее трава и жирнее личинки. На крики не обращают внимания, от лодки удирают. Приходилось забегать вперёд, лезть в лиман.
Вооружившись палками, девочки гонялись за утками, били по воде, кричали до хрипоты, даже плакали от злости. Кряка, словно играя, огибала бредущих по пояс в воде своих незадачливых воспитателей и, устремляясь к чужому базу, уводила стадо чуть ли не к середине лимана.
Девочки ругали Кряку, грозили ей палками и всякими другими карами, а Вера даже пообещала сварить из неё суп.
Елизавета Петровна смеялась.
– Что же вы хотите?
– говорила она.
– Чтобы такая жирная утка, как Кряка, да сидела на месте! А ведь она оттого и жирная, что умеет места выбирать для выпаса. Вы посмотрите, какие хорошие утки у нас. И всё из-за Кряки, из-за её жадности.
Во второй половине дня резко испортилась погода. Налетели, заморосили мелким дождём низкие облака, и вдруг, откуда ни возьмись, пал туман. Всё вокруг приняло неясные, неопределённые очертания. Глинистый обрыв стал похож на стены древнего замка, редкий прибрежный камыш - на непролазные джунгли, лиман превратился в море - безбрежное, таинственное и немного страшное.
Елизавета Петровна распорядилась загнать уток домой. Не ровен час - и потеряются. Девочки загнали, дали им поесть и, уже закрывая вход, вдруг обнаружили, что нет Кряки и всей её шайки.
Вера забеспокоилась, побежала к лодке, хотела было поехать искать, но Елизавета Петровна не пустила. Видимость плохая, можно заплутаться, а Кряка не пропадёт.
И хорошо, что не пустила. Через некоторое время лиман накрыло таким густым туманом, что и в двух шагах ничего не было видно. Сделалось темно и неуютно.
Девочки забрались в палатку. Кто взял книгу, кто рукоделие. Но ни чтение, ни вышивка на ум не шли.
Вера, выглянув наружу, сказала:
– А ведь с Крякой ушло, наверное, сотни три, а то и больше. Может, пойти по берегу, походить?
– По берегу можно, - согласилась Елизавета Петровна.
– Пойдёмте поищем.
И они ушли. Три в одну сторону, две в другую.
* * *
У Серёжи в запасе целых два свободных дня. Вчера он приглашал Юру и Петю съездить на Кушеватый лиман за сазанами, но друзья отказались. Юра собирался с отцом в Краснодар, а, к Пете приехал брат. Одному идти было скучно, и Серёжа взял с собой для компании соседского мальчугана Саньку.
Серёжа порядочно устал, пока, миновав Сладкий и Горький лиманы, дотолкался до Кушеватого, зато он знал наверняка - улов будет отменный. Здесь клевали сазаны и голавли.
Воткнув шест в дно и привязав к нему лодку, ребята размотали удочки. Против ожидания, рыба не клевала, будто её здесь и не было вовсе. Поплавки лежали не шелохнувшись, и на них, сгоняя друг друга, садились отдыхать стрекозы с фиолетовыми крыльями.
Санька заскучал, стал проситься домой. Маманя собиралась сегодня жарить пирожки с мясом, а Санька их очень любит.
– Домо-ой хочу-у-у!
– канючил он, уныло глядя на неподвижные поплавки.
Серёжа беспокойно ёрзал на корме.
– Замолчи!
– шипел он на мальчугана.
– Вот тоже - взял на свою шею! "Домой хочу"! До дома, брат, далеко теперь. Часа два толкаться надо. Сиди, и всё тут!
Снова сидели и ждали, глядя, как над заросшим камышом Змеиным островом, расправив крылья, кружат цапли.
Клёв начался неожиданно, в середине дня. Серёжа одного за другим вытащил двух сазанов. Санька, повизгивая от восторга, перевалил (с помощью Серёжи) через борт здоровенного голавля. Домой ему больше це хотелось.