Крылатая гвардия
Шрифт:
Правда, Сергеев давал связь для Зимина. Игорь раскололся? Вряд ли... А если навел невольно? А может, он сам где-то прокололся?
Надо проверить.
Боря быстрым шагом двинулся было к магазину, но вдруг резко повернул назад на тротуар и стал озираться, как будто не зная толком, куда ему надо. Амбалы бестолково затоптались на месте. Тот, что стоял у дверей магазина, тоже занервничал. Теперь уже сомнений быть не могло – его вели, да еще знали, куда он держит путь. Может, и Иру раскрыли?
Хорошо, что он вовремя заметил их. Идти в магазин теперь нельзя. «Даже если Ира под колпаком,
Надо увести их как можно дальше отсюда.
Не суетясь, но в темпе Борис двинулся к арке проходного двора.
– Эй, парень! Не торопись!
Да, его обложили... Вот еще один.
– Извините, мужики. Спешу... – Борис поспешно юркнул в подъезд. О, черт, кодовый замок!
– Тебе же русским языком сказали: не торопись! – В распахнутой двери подъезда красовалась уже вся троица.
Ответить Боря не успел – тот, что стоял с левого края, ударил его в солнечное сплетение, а двое других схватили за руки. Борис применил старый, испытанный на зоне прием: обмяк, делая вид, что сдался. Бандитская хватка непроизвольно ослабла, и тут Борис пружинисто, точно прыгун в высоту, рванул вперед, успев въехать носком под колено тому, кто загораживал дверь. Удар был сильным, бандит потерял равновесие, и Боря без труда перемахнул через него.
Теперь наступила его очередь.
Обогнув мусорный бак, он достал один из двух сюрикенов. Бандит, выскочивший из подъезда, схватился за горло и захрипел – звездочка вошла точно в кадык. Остальные замешкались, такого им видеть не приходилось, и Боря рванул со двора.
– Стоять, сука! – В самой арке перед Борисом возник вдруг тот самый, похожий на голландского качка. В руках он сжимал пистолет с короткой трубой-глушителем.
Боря сделал обманное движение и метнул последнюю звездочку. «Ван Дамм» не успел выстрелить и взвыл, схватившись за плечо, пистолет грохнулся на асфальт. Наверное, Борис успел бы поднять его, но решил не терять времени – неизвестно еще, сколько их...
Он выскочил на улицу и вдруг почувствовал, как ему в спину что-то сильно ударило. Борис удержался на ногах, но понял, что бежать дальше уже не сможет. «С глушителем... Потому выстрела и не слышно!» Он сделал еще пару шагов и опустился на ступени какого-то учреждения. Спина была мокрой и липкой, грудь тоже. Навылет...
К нему бежали эти суки... Двое, еще один... Все. Он уже не выполнит задания Володи, не увидит больше Иру. Все... Борис поднес ладонь к развороченной груди, и голова вдруг взорвалась черным пламенем...
Партайгеноссе неторопливо курил, стоя в толпе зевак недалеко от ступенек, залитых еще не успевшей высохнуть кровью. Там суетились криминалисты, что-то обмеривали, записывали, фотографировали, расспрашивали окружающих, выискивая очевидцев.
К Мартину подошли только что прибывшие Логун и Минаев.
– Вот так, Иван Семеныч. Уже увезли этого... бегуна. – Мартин кивнул на окровавленные ступени.
– Ладно. – Логун был на удивление спокоен. – С покойников спросу меньше... И они молчат.
– Точно. – Мартин выпустил струю дыма. – Что с этой девкой из магазина делать будем?
– Взять под плотное наблюдение. Больше
– Зря. Я бы ее...
– Я твои способности знаю. Однако человек и в твоих руках может сказать только то, что знает. А она, судя по всему, ничего не знает – так, почтовый ящик. Но следить тем не менее необходимо.
Мартин, не ответив, отшвырнул сигарету и направился к автомобилю.
Лубянские разборки
– Вызывали, Станислав Викторович?
– Да, Григорий Адамович! Проходите, присаживайтесь!
Заместитель директора ФСБ Букашев был сама любезность, и это настораживало...
– Слушаю вас, товарищ генерал-лейтенант. – Среднего роста, немолодой уже, смуглый южанин расположился на стуле в подчеркнуто строгой позе.
– Григорий Адамович... – Букашев выдержал длительную паузу и даже на некоторое время опустил глаза. – Не очень приятная новость получена сверху... Руководство приняло решение о реорганизации вашего управления.
– Реорганизации? – Смуглолицый коллега криво усмехнулся. – Я так понял, о расформировании идет речь, Станислав Викторович.
– Ну, не будем сгущать краски... Тем не менее вам надлежит в течение семи дней заморозить все ваши разработки и отозвать всех агентов. И вообще – все офицеры, оперативники и аналитики вашего управления временно выводятся за штат. Временно. Такие дела, генерал-майор! Неприятно, конечно...
– Но это же... – Теперь смуглолицый генерал был действительно обескуражен. – Дайте хотя бы месяц! И потом, что это значит – отозвать агентов?!
– Неделя, уважаемый Григорий Адамович. И насчет агентов – тоже ничего не поделаешь. – Букашев сочувственно развел руками. – Знаете, эти скандалы, связанные с московской мэрией, генпрокурором, нашими олигархами... Мы очень ценим ваши боевые и оперативные заслуги, Григорий Адамович, но... Сейчас такая полоса, ничего не поделаешь...
– Но вы же понимаете, что вверенное мне управление не имеет ни малейшего отношения к чужому грязному белью? Наш профиль терроризм, коррупция в Вооруженных Силах и силовых структурах, сращивание с организованной преступностью властных структур... И вы требуете заморозить все разработки и отозвать агентуру в течение недели?!
– Да. – В голосе генерал-лейтенанта появился холод. – Да, – повторил он. – Это приказ, а мы люди военные...
– Последний вопрос, Станислав Викторович. – Генерал-майор обернулся у самой двери и, не дожидаясь ответа, продолжил: – Меня тоже за штат отправляете?
– Вас нет, – невозмутимо ответил Букашев, как бы не замечая субординационной дерзости. – Но все остальные офицеры, включая ваших замов, пока будут за штатом. Им даже придется сдать оружие... Временно.
«Ну и дипломат! Вроде как соболезнует даже... А сам так и светится от радости. Писарь в генеральских погонах. Пока мы подставляли свои головы в Эфиопии, Египте и ДРА, этот паразит сидел в кабинете, анализировал уровень „антисоветскости“ в обществе... Зато как ловко сманеврировал в критический момент, к реформаторам-демократам примазался, через неделю уже руки жал бывшим диссидентам...» – Генерал-майор Чафарьян, возвращаясь в свой кабинет, безуспешно гнал от себя горькие мысли.