Крылатый штрафбат. Пылающие небеса
Шрифт:
— Товарищ старший лейтенант, машина к полету готова! Баки заправлены, боекомплект — полностью! Докладывает сержант Мартынов.
— Хорошо, сержант, спасибо тебе.
Александр Волин обошел самолет, гладя его по камуфлированному, нагретому солнцем боку фюзеляжа. Истребитель был новенький, запах авиационного лака, краски и эмалита еще не выветрился. Рубиновые звезды с белой окантовкой горели на киле и крыльях. Обводы «яка» были аэродинамически строгие и изящные, а пушка в коке винта и два пулемета смотрели грозно, словно ждали подходящей цели, чтобы впиться огненными жалами очередей в самолет с черными паучьими
Старший лейтенант привычно забрался в кабину, пристегнул ремни подвесной системы парашюта и привязные. Проверил давление в гидросистеме и пневмосистеме. Фонарь кабины он закрывать не стал: во-первых, так обзор лучше, потому что качество остекления оставляло желать лучшего. А во-вторых, при покидании машины фонарь кабины мог заклинить и не открыться.
— Запуск! — крикнул он из кабины.
— Есть запуск! — отозвался техник, проворачивая воздушный винт самолета.
— Контакт!
— Есть контакт!
— От винта!
— Есть от винта!
Лопасти слились в прозрачный диск, воздушный поток пригладил короткую траву позади истребителя. Вырулил на линию исполнительного старта, прогазовал двигатель.
— «Леопард», я — «Роща» на взлет!
— Понял, взлетаю.
Александр Волин прибавил газ, истребитель послушно начал разбегаться по полю, подскакивая на неровностях грунта. Вот поднялось хвостовое колесо, далее разбег продолжался на двух колесах, летчик чуть подал ручку управления на себя, «прижимая» самолет к земле. Мельком глянул на указатель скорости — взлетная! Ручку на себя! Як-1 легко оторвался от земли. Убраны шасси и закрылки.
— «Роща», я — «Леопард», взлет произвел, прием! Разрешите пилотаж над «точкой».
— Пилотаж над «точкой» разрешаю, эшелон полторы тысячи.
Ровно гудит мотор, уплывает под крыло земля.
— Полторы тысячи занял, разрешите работу!
— Работу разрешаю.
Старший лейтенант для начала разогнал истребитель до максимально возможной скорости, но по показаниям спидометра она и до пятисот километров в час не дотягивала. Волин только вздохнул, обычное дело: самолеты с авиазаводов приходили с дефектами. Лючки имели зазоры, обшивка фюзеляжа и плоскостей кое-где бугрилась, да и двигатели были плохо отрегулированы.
Сказывалась низкая квалификация рабочих, среди которых все больше было женщин и подростков. Большинство предприятий было в эвакуации, снабжение под постоянными бомбежками немцев тоже было не ахти какое. Но пенять за это было не по совести. Люди и так отдавали последнее — «все для фронта, все для Победы!»
Ну, ничего, вот пригоним истребители в часть, там ими техники и займутся! Все переберут, выгладят своими мозолистыми, изъеденными маслами, техническими химикалиями ладонями…
Набрав скорость, Александр Волин выполнил левый вираж, затем — правый. Набрав еще высоты и скорости, повел самолет на боевой разворот, затем — «бочки», «иммельман», петля Нестерова…
Выполняя пилотаж, Александр Волин не забывал вертеть головой, что называется, на триста шестьдесят градусов. Он, как никто другой, хорошо знал подлую манеру немецких «охотников» подбираться внезапно к ничего не подозревающим одиночным самолетам и внезапно атаковать их.
Но пока небо было чистым, и Александр сосредоточился на управлении истребителем. Все же каждый самолет имел свой собственный характер. Этот «як», например, неплохо виражил, но вот «бочку» выполнял с небольшой задержкой и большей, чем обычно, потерей высоты. Но истребитель Волину понравился. А отдельные огрехи производства уберут техники уже на месте.
Осмотревшись в очередной раз, старший лейтенант Волин запросил посадку и повел Як-1 на снижение. Зарулив на стоянку, летчик выключил мотор и выбрался из кабины.
— Как машина? — спросил его техник.
— Нормально. Подрегулировать только, и можно в бой! И не на таком в сорок первом летали…
Волину вдруг вспомнилось прошлое лето. Это было по-настоящему страшно. Самолеты с черными крестами роились в небе, словно полчища кровожадных мух. Они жалили и жалили беспрестанно колонны беженцев, уходящих в тыл, и колонны пехоты, идущей умирать на своем последнем рубеже. Умирать под бомбами все тех же пикировщиков с черными крестами.
Лейтенант Волин вместе с другими летчиками полка делал по четыре-пять боевых вылетов, люди валились с ног от усталости, но сдержать натиск асов Люфтваффе было невозможно.
«Мессершмитты» с желтыми носами били «ишачков» и «чаек» влет. Современных истребителей — «яков», «лаггов», «мигов» — не хватало катастрофически. Да и тактика их боевого применения еще не была отработана вовсе.
А немецкие летчики, с войны в Испании использовавшие те же свои «Мессершмитты», «Юнкерсы»-пикировщики и тяжелые «Хейнкели», прекрасно освоили тактику современной воздушной войны и методы взаимодействия своих самолетов между собой и с наземными войсками.
А наши «ястребки» летали поначалу тройками, использовали преимущественно горизонтальный маневр и не могли в отсутствие радиосвязи нормально координировать свои действия между собой и с наземными войсками.
Опыт войны приходил с большой кровью и на своей территории.
Но летчики, принявшие огневое крещение в небе июня сорок первого, стали драться искусно и яростно. Опыт боев на Халхин-Голе и в Испании позволил им выжить, а новые тактические приемы рождались прямо в бою. Это был жестокий естественный отбор лучших из лучших в «собачьих свалках» [10] с асами Люфтваффе. Дрались наши летчики яростно и самозабвенно, нередко тараня немецкие самолеты.
10
«Собачья свалка» — термин истребителей союзников, обозначающий ближний маневренный воздушный бой.
В тех боях выковалось мастерство и Александра Волина.
После полета он пошел немного передохнуть перед предстоящим перелетом. В землянке летного состава старшего лейтенанта встретили несколько совсем молодых летчиков, сержантов и старших сержантов. Кто-то отдыхал на грубо сколоченных двухъярусных деревянных нарах, два пилота играли в шахматы за столом, еще один перебирал струны гитары.
При виде вошедшего в палатку офицера с орденами на груди все вскочили со своих мест, тихо тренькнула гитара. Молодых летчиков впечатлили его ордена, а в особенности (про себя горько усмехнулся Волин) его пятнистое от ожогов лицо.