Крылатый
Шрифт:
Манька меня не заметила. Странно. Обычно всегда замечает. Только в этот раз прошла, забралась на нос и не заметила, что я уже давно сижу по другую сторону от того места, где она только что уселась.
— Мань…
Она вздрогнула, резко повернулась.
— А, это ты. — И снова отвернулась, глядя в черную воду моря.
— Мань, прости меня. Пожалуйста. Я так больше никогда не буду, клянусь.
Говорю и сам себе не верю. Знаю, что никогда так с ней больше не поступлю, а все равно не верю. Как пусто звучат слова. Да как же мне заставить тебя услышать меня?! И что же ты все молчишь?!
— Я не хотел…
— Хотел, —
— Что ты говоришь такое?! — Я соскочил на палубу, встав напротив подруги, и увидел отблеск льда и горечи в ее глазах. — Маня, это все неправда! Я сорвался, это правда, сорвался, потому что схожу с ума, чувствуя боль Вана и Ветра, как свою, потому что устал, как последняя гончая на охоте, я сорвался! Но это не повторится никогда, никогда!
— Не ври хотя бы сам себе… — устало бросила девчонка, разворачиваясь, чтобы уйти.
— Нет!!! — Схватив ее за руку, я повернул подругу лицом к себе. — Услышь же меня наконец! Я виноват перед тобой, да! Но я тебе клянусь, клянусь своими крыльями, я этого не хотел!
— Не оправдывайтесь, ваше высочество, вам не идет. Ты носишь маску, Ирдес. Маску для людей. Только сегодня из-под нее наконец проступило твое истинное лицо.
Что она такое говорит?! Она меня что, совсем не знает?! Или это разлука с братом так пагубно на ней сказывается?..
— Маньячка, да очнись же ты! Посмотри на меня! Только с тобой, Юлькой, Данькой, Ваном, Легендой и Глюком я — это я! Все остальное — это маски! Маска повелителя, маска принца, маска…
— Нет, принц, — оборвала меня Маня. — Для тебя все это — только игра. Большая игрушка, которую не хочется терять. Которую ты бросишь, когда наиграешься. Я сама люблю играть и не хочу больше быть для тебя игрушкой.
Меня трясло от осознания того, кем… скорее даже, чем я стал в глазах подруги. Вытащив дагу из личного пространства, я вложил ее в ладонь Маньячки. Сжал ее пальцы на рукояти.
— Бей, Маня. И в глаз бей, чтобы наверняка. Потому что если я действительно такой ублюдок, как ты говоришь, жить с этим я все равно не смогу. Бей, или я сам сложу крылья и разобьюсь о ближайшую скалу, которую найду. Не хочешь в глаз, бей в горло, только вверх, чтобы лезвие достаточно повредило мозг. — Подведя ее руку поближе, я упер лезвие себе под подбородок. — Ну же, Маньячка. В этот раз я действительно стану для тебя жертвой. И даже не буду сопротивляться.
Манька действительно ударила. Только раскрытой ладонью и по лицу. И пока она виртуозно словесно извращалась, я с умилением смотрел на нее и понимал — услышала. Поняла. Простила. Все равно что жить дальше позволила. Напоследок послав меня в долгий путь, она развернулась, чтобы отправиться в каюту. Наш разговор уже и так привлек лишнее внимание. Хорошо хоть не вмешивались.
— Маньячка! — окликнул ее я, улыбаясь, как самый счастливый в мире идиот. — Как же хорошо, что ты, зараза блондинистая, есть рядом.
— Сам зараза, — фыркнула в ответ подруга. — Я тебя тоже не брошу. Нужна же мне стойкая жертва!
Как же хорошо просто смеяться в ночи с существом, которое тебе так близко и дорого! Пусть оно и не человек даже, как считалось раньше, а вообще непонятно кто! Как хорошо не быть одному!..
До острова было почти двое суток пути. И все свободное время я посвятил отсыпанию. Я спал, просыпался, чтобы поесть и погонять Кеншина по палубе на мечах, и опять спал. Посмотрев, как я разминаюсь с тяжелым фламбергом, драться со мной моим оружием люди отказались наотрез. Тяжелый меч почти с меня длиной в моих руках смотрелся… ну, не к месту, по меньшей мере. Нелепо. Если бы я не умел с ним обращаться, так и вовсе было бы смешно. Привычный, как собственная рука, непомерно тяжелый все время, пока я не в боевой ипостаси, и все равно порхает не хуже легкого клинка. А разминки мне требовались ежедневные, если не сказать ежечасные.
До Хасимы оставался еще почти день пути, подойти на нужное расстояние мы должны были только к вечеру.
Мой сладкий дневной сон был нагло прерван часа в два. Маня без церемоний скинула меня на пол и еще и пихнула в бок.
— Чего тебе? — недовольно проворчал я, пытаясь прикинуться веником.
— Выметайся на палубу, быстро! — Маньячка никогда не рычит без дела. А если рычит, значит, дело того стоит.
В прыжке развернув крылья, я уже через несколько мгновений оказался снаружи… чтобы нос к носу столкнуться с вышедшим из мини-телепорта темным в церемониальных одеждах. С темным, который схватил меня за шиворот, как пушинку приподнял, встряхнул так, что у меня зубы клацнули, и рявкнул в лицо:
— Да что ж ты творишь, паршивец малолетний?!
Мой кулак врезался в дядину челюсть прежде, чем я успел сообразить, что делаю. Император проехался по палубе, повстречался головой с бортом, поглядел на меня и задумчиво потер челюсть.
— Вообще-то до твоего появления я спал, — ответил я, изобразив оскорбленную невинность. — А что, нельзя?
Поднявшийся на ноги дядя взвыл что-то нецензурное и с трудом сдержал начало неконтролируемой трансформации.
— Ты хоть когда-нибудь головой своей умной по назначению пользуешься?!
— Каждый день! Я в нее ем, — с убийственной серьезностью поведал я.
Дядя, не сдержав улыбки и смешка, подошел и внимательно взглянул мне в глаза, накрыв плечо ладонью.
— Я думал, ты умер.
— Первый раз, что ли?
— Предполагаю, что и не последний?
— Все может быть, тут над собой я не властен. Дядя, а ты что здесь делаешь? Вокруг Японии же антителепортный барьер стоит.
— А я попросил о дипломатическом визите и в последний момент перенастроил точку выхода по твоему маяку. Потом предъявлю им покушение на мое величество, замаскированное под несчастный случай. Пусть побегают. — И дядя многообещающе усмехнулся. — А теперь, дорогой племянник и гордость рода, рассказывай, как дошел до жизни такой.
Умеет же дядя так ругаться, что даже «дорогой племянник» звучит у него как отборный мат. Откладывать бесполезно, и я честно рассказал императору все, что знаю, уточнив, что и Маньк… Марина Владимировна Хмельная в том же незавидном положении ныне, что и я. И говорить связно я могу, только пока у Вана и Ветра хватает сил держаться в сознании.
Дядя обдумывал сложившуюся ситуацию, а я огляделся и понял, что пора бы перестать пугать моих попутчиков.
— Идем, я тебя представлю, император.