Крылатый
Шрифт:
— Трепещем, — выдавил ржущий, как конь, Ван.
— Боимся, — согласно всхлипнул задыхающийся от хохота дядя.
Всем своим видом выразив недовольство, я заворчал:
— Никакого проку от этих смертных! Им говоришь: «Сгинь, нечисть!», а они только прибавляются в количестве; говоришь: «Трепещи!», а они ржут…
Проглядев, как дражайшие родственнички валяются по полу, я махнул рукой и присоединился к веселью.
Дед перехватил нас через два часа. Прощание с японцами было теплым и немного
Хоть бы мне никогда не пришлось убивать этих людей и их потомков. В идеале приняли бы все они темное подданство, я нашел бы чем отблагодарить их за спасение моей жизни и помощь. А так с ними остается дядя, который, безусловно, найдет способ выразить признательность. И люди даже не скрывают, что только из-за меня поддержат дядину легенду о том, как он угодил в море по вине неисправного телепорта и был подобран ими. Потому что я — какой-то там мифический чтец душ и вообще чудо-мальчик. Всех остальных событий вообще не было.
Кеншин на прощание произнес «страшную самурайскую клятву», пообещав доказать мне, что он достойный воин. А у меня уже не было сил даже поиздеваться над ним в ответ.
Все это я обдумывал, забившись в темный угол на дедовской яхте, а тот в каюте лечил воспалившиеся и незаживающие ожоги Маньяка и Вана. То и дело доносились дедово: «Сиди смирно, рыбий корм!» — и Ваново: «Ты — старый демонов садист!» Хорошо хоть я сумел отказаться от осмотра, выдержав спор на тему моего здоровья.
— Отставить возражения императору! — снова дедушкин возглас.
— Да в белых тапках я твое величество видел!
Нет, меня бы прародитель за такое уже прибил. А Вану все нипочем. Благоволит ему дед.
Основательно заняться самокопанием мне так и не дали. Отправив остальных спать, дедушка каким-то непостижимым чудом отыскал меня и затащил в рубку. Там, закутав в плед, силком усадил в кресло и налил горячего чая.
— Как твоя рана? — спросил он, сидя в кресле рядом.
— Пуля прошла навылет, кость не задета, артерии целы, ничего важного не повреждено, — отбарабанил я. — Через недельку заживет. Если «заживлялка» будет.
— Да я не об этом! — досадливо воскликнул дед, заработав мой недоуменный взгляд. — Что с тобой творится, ребенок?
— Спасибо, что напомнил мне о моем физическом возрасте, — предельно холодно ответил я.
Да-да, мой возраст при статусе совершеннолетнего с полной самостоятельностью порой изрядно мешает взаимоотношениям хотя бы даже и с ближайшими родственниками. Ну кто серьезно воспримет ребенка, маленького обаятельного мальчика? И плевать, что я только выгляжу безобидным.
Дед коротко, но красочно ругнулся, вскочил, забегал по рубке, пиная все, что попадалось под ноги, потом снова сел и спросил:
— Что, разговор у нас с тобой не получится, дорогой внук?
Покосившись на бывшего единоличного правителя империи и по-прежнему старшего императора, я тяжко вздохнул. Что он мне такого сделал, чтобы я так к нему относился?
— Да не о чем говорить, дедуль. Я опять дурак, выбираю неверные пути, принимаю неверные решения… вот и все.
— И все? — Он приподнял бровь, ожидая продолжения.
— Все! — в раздражении повысил голос я. — Если уж я решил немного больше времени уделить реальности, а не только Сети, то должен научиться не выпускать эту жизнь из рук! Понимаешь, дед, должен! Потому что не могу я… не могу я их всех потерять. — И неопределенно мотнул головой в сторону каюты. — Кровь повелителей иногда так мешает жить.
Я ничего так и не смог ни сказать, ни объяснить толком. Но дед понял.
— Знаю, — грустно улыбнулся мой предок. — Знаю, малыш…
Помолчали. Что это за чаек дедуля опять заварил? Вкусно!
— Ну а еще что тебя гложет? Меня-то ты не обманешь.
— Гложет. Что-то. Но я тебе этого не объясню…
Пустая кружка выпала из ослабевших пальцев и покатилась по полу.
— Это нечестно… — Кое-как удалось заставить шевелиться онемевший язык.
— Угу, — согласился этот гнусный темный.
Снотворное в чай… а я и не заметил… мстя моя будет…
хр-р…
Молча стою у самой двери, не в силах заставить себя поднять глаза на беспомощного брата. Он не мертв, он просто спит. Просто спит…
Нет, не получается себя убедить. Пациент скорее не жив… спит. И не живет.
Мама меня чуть не убила в этот раз. Если бы Маньяки с дедом и Ваном не встали на ее пути живой стеной, она бы меня растерзала, наверное. И лучше бы так и сделала. До сих пор голова кружится от того, что она мне наговорила. Я не прервал и не возразил ни словом, ни взглядом.
Артефакт из ожога Вана отец просто вырезал. На живую, обезболивать было нельзя из-за возможных побочных эффектов. Остроухость свою эльф вернул, но рана будет заживать долго. Брат зарекся пользоваться артефактами.
Странно… я уже почти никогда не думаю о нем как о светлом эльфе.
Маня, пока я там изображал из себя ангела, успела выкрутить три жестака из компов и скачать кучу какой-то мути на флешку. Сейчас со всей этой дрянью разбирается отец. Глюк подобные кодировки щелкал как орехи, да только он сейчас тоже… спит.
Усталый, не выспавшийся и встрепанный отец вошел в палату и поглядел на подпирающего стену меня.
— Как ты, сынок? — Я невольно вздрогнул, когда папа положил руку на мое раненое плечо. — Извини.
— Ничего, — ответил я сразу на обе фразы. И, помедлив, нерешительно спросил: — Пап, я правда… такой… безответственный? — В голове крутились совсем другие эпитеты.
— Мама погорячилась, — спустя пару секунд ответил отец. — Не обижайся на нее… и не воспринимай так ее слова. Она отойдет и сама будет локти кусать. — Я поднял на него взгляд, и папа поспешно добавил: — Нет, малыш, это неправда. Забудь. Ты даже слишком… слишком много ответственности порой на себя взваливаешь. Больше, чем можешь вынести.