Крылья в багаже
Шрифт:
– Да, – облизал губы, – просто меня учили в детстве рисовать. Когда мы жили в Лондоне, – замолчал, отвел взгляд.
Надя терпеливо ждала. Прошлое мужа, вернее, его жизнь в Лондоне, была для нее чем-то загадочным, он, всякий раз упоминая об это отрезке своей судьбы, менялся в лице, рассказывал мало. И это не потому, что он не доверял Наде, нет, он и сам не хотел ворошить прошлое, заново окунаться в него. Значит, были причины и, наверное, веские. Она ощущала сердцем, женским.
– Все началось с фотографий, – наконец стал пояснять Николай.
– С фотографий? – удивилась Надя.
– Да, тогда пошла мода на это увлечение, – его волнение выдавал лишь карандаш, который он
– Так решил твой отец? – уточнила Надя. Что-то не верилось, что Фертовский-старший шел на поводу у модных тенденций.
– Нет, конечно, он был против, не считая это занятие серьезным, скорее, хобби. На обучении настояла моя мать, ей очень хотелось сделать из меня великого фотографа. – Николай опять замолчал. Так или иначе, все воспоминания о жизни в Лондоне сводились к ней, к Софье Фертовской.
Видя выражение лица мужа, Надя уже пожалела, что затеяла весь этот разговор. Не надо стучать туда, где дверь заперта. За ней могут оказаться чужая боль, тягостные воспоминания и незажившие раны.
Надежда взяла папку с рисунками в руки, стала смотреть. Удивительное дело, но у Николеньки вопреки его убеждениям, был талант, настоящий. Конечно, многое отражено схематично, трудился самый простой карандаш, но линии такие уверенные, штрихи точные, сама суть схвачена. Вот «коко-де-мер», рядом две пальмы, ветер щекочет им листья, рядом плоды. Вот закат, океан, солнце выглядывает из-за перистых облаков. Как, наверное, здорово это будет в красках! А вот лицо старика…
– Кто это? – Надя от напряжения памяти сдвинула брови. Лицо человека было ей знакомым: темные миндалевидные глаза.
– Кантилал Дживан Шах, – пояснил Николай, – тот самый индийский мудрец, хиромант, владелец универсама.
– Я его видела, – сказала Надежда.
– Нет, ты не могла его видеть. Кантилала нет в живых, – покачал головой Фертовский.
– Он мне приснился, – Надя от волнения даже спрыгнула с коленей мужа, – перед тем, как я нашла тебя здесь, на балконе, я видела сон. Там был этот человек, – она прошла в комнату, все еще держала в руках портрет, включила свет. – Абсолютно точно! Я видела его во сне. Он даже со мной разговаривал.
– Неужели? – Николаю не верилось. Он прошел в комнату вслед за ней. Надя задумалась.
– Разбитый кувшин, перо судьбы, птица… – Да, птица! Мудрец сказал, что птица – это мое сердце. И что я должна быть осторожна, иначе женщина с именем… Каким? Не помню! Ах, он сказал, что птица может погибнуть из-за этой женщины. Ничего не понимаю, – Надя села на кровать, Николай – рядом.
– Не переживай, это всего лишь сон. Мой рассказ о Кантилале произвел на тебя сильное впечатление, – он обнял ее, – обещаю, что я всегда буду рядом и не дам ни одному тревожному сну тебя беспокоить.
Надя доверчиво прижалась к мужу. Он нежно поцеловал ее.
– Как хорошо, что мы с тобой тогда встретились в театре, – вспомнила она.
– В Ленкоме?
– Да, именно там я увидела тебя совсем другим.
– Ты так думаешь? – усмехнулся он. – Но я ведь не изменился с того момента, как ты… – он запнулся.
– Отказала тебе?
– Ты дала мне ясно понять, что не испытываешь и малой доли того, чего я желал бы. Моя самоуверенность сыграла со мной злую шутку.
– Ты действительно был огорчен? Неужели я так тебе нравилась?
– Неразумно было бы отрицать очевидное.
– Честно говоря, там, в Беляниново, мне это не казалось очевидным. И твое
Глава 12
Утром проснулись поздно, решили сегодня никуда не ездить, а пойти на пляж и весь день лениться.
– Мне очень понравились твои эскизы, – сказала Надя, когда они пришли на пляж, сегодня тут было безлюдно. Надежда увидела океан и вспомнила о пейзаже на рисунках мужа, – ты сказал, что учился рисовать у профессионала?
– Да, – это правда, – закивал головой Николай, – Алессандро Корсо. Знаешь, с этим человеком связаны, пожалуй, самые светлые воспоминания моего детства и юности, – Николай сел на теплый песок, вытянул ноги, закрыл глаза очками и подставил солнцу лицо. Надя устроилась рядом.
– Пожалуйста, расскажи о нем? – попросила она. Кажется, муж сегодня настроен благодушно и готов делиться своими воспоминаниями.
Корсо утверждал, что один из главных принципов художника – находить с миром общий язык. Нельзя смущать, тревожить или разозлить мир. Свое творчество он называл фотоанализом. В свое время он объездил весь мир, снимал японские сады, французские провинции, американские атомные станции, петербургскую скульптуру. Это принесло ему неплохой доход, что позволило открыть фотостудию в родной Италии, весьма солидную по тем временам. Он работал на несколько серьезных журналов, делал иллюстрации к дорогим изданиям, ему помогал племянник.
Корсо был уникальным человеком, он умел искать и находить значение и смысл даже в самом малом, он без устали восхищался красотой окружающего мира, его гармонией. Он был бесконечно добр, мягок, любил людей и доверял им. Не имея собственных детей и так и не женившись, он считал племянника своим сыном. Тот в один прекрасный день «перешел» дяде дорогу, в результате дом и прекрасно оборудованная студия Корсо стали принадлежать ушлому родственнику. Он и все заказы перевел на себя, и украл все деньги со счетов. Алессандро остался без жилья и средств к существованию. От пережитого потрясения он заболел и, наверное, все это кончилось бы трагично, если бы не его давний друг и почитатель таланта, приехавший в Италию по делам. Он нашел Корсо в весьма плачевном состоянии и, недолго думая, увез его в Лондон.