Крылья
Шрифт:
— Пойдем, прогуляемся, — в конце концов, говорит она вставая.
Снаружи, Люпины по-прежнему заняты уборкой бардака, оставленного землетрясением, поэтому они не обращают на нас никакого внимания, когда мы идем по деревне. Мы минуем дом весь увитый глицинией, и Тиора задевает рукой фиолетовые цветы, которые источают резкий, медовый запах. На крыльце стоит старая женщина с длинной седой гривой и подбирает осколки разбитых горшков. Вокруг ее ног разбросаны сотни лепестков орхидей.
— О нет, — говорит Тиора, с разочарованием. — Они были гордостью и радостью Хетти. Она должна быть раздавлена.
Она
— Куда мы направляемся? — спрашиваю я, когда мы подходим к окраине.
Тиора усмехается.
— Ты боишься высоты?
— Нет, — отвечаю я, хотя у меня плохое предчувствие.
Она указывает жестами следовать за ней вверх по каменным ступенькам, которые высечены в склоне горы. Мы поднимаемся по ним в течение нескольких минут, идя бок обок, несмотря на то, что там на самом деле не достаточно места для нас двоих. Иногда наши руки соприкасаются, и мой желудок скручивает, будто от боли, но не в плохом смысле. Я отчаянно хочу, переплести свои пальцы с ее, но это безумие! Я даже не знаю эту девушку, но каждая моя клеточка ужасно хочет дотронуться до нее.
К тому времени, когда мы дошли до самого верха, я сильно запыхался, а вот Тиору даже пот не прошиб. Мы на скалистом утесе в нескольких сотнях футов над деревней Люпинов. Здесь, наверху, воздуха намного меньше и у меня кружится голова, хотя это может быть просто потому, что я стою рядом с Тиорой. Небо над головой мутное и серое, и в воздухе витает какой-то странный сероводородный запах, такой же, как у того водопада, где мы хотели разбить лагерь. Это немного сбивает с толку, особенно после землетрясения, но никого, кажется, это не беспокоит, кроме меня. Может быть, это нормально, я не знаю. До сегодняшнего дня, я бы никогда не рискнул оказаться вне стен Янтарных Холмов, так что, возможно, воздух здесь всегда так пахнет? Сложно представить, сколько всего произошло с тех пор: я встретил Тиору, обрел сердцебиение и теперь я в розыске.
— Вот что я хотела показать тебе, — говорит Тиора, указывая на круглое здание на краю пропасти. У здания нет стен, это просто куполообразная крыша, опирающаяся на несколько мраморных колонн. — Это наш храм.
— Ох, — говорю я, все еще пытаясь отдышаться от подъема. — Симпатичное.
Тиора негромко смеется, когда мы входим в храм. Отсюда виден Лес Теней. Вдалеке, я вижу Пограничную Стену, окружающую Янтарные Холмы.
— Можно увидеть, где я там живу. — Я указываю в сторону шпиля церкви моего деда, который возвышается над стеной. Неожиданно на меня накатывает волна печали, когда я осознаю, что могу никогда не вернуться туда. Я бездомный. Я инстинктивно хватаюсь за круглый кулон на шее. Он всегда утешает меня, когда я чувствую себя потерянным или испуганным.
— Что это? — спрашивает Тиора, указывая на мой кулон.
— Это символ моей веры, — говорю я. — Все в Янтарных Холмах следуют за Праведностью.
— Праведностью?
— Мы считаем, что Дарклинги — демоны, посланные из ада развращать наши души. — Я пытаюсь улыбнуться, но улыбка тут же исчезает.
Тиора смотрит на меня, и между ее бровями появляется небольшая складочка.
— Ты веришь в это, несмотря на то, кто ты есть?
— Особенно поэтому, — говорю я. — Моя вера удерживает меня в непорочности. Это помогает мне контролировать свои порывы, чтобы я не вредил людям. Это работает. — Я вспоминаю звук хруста шеи Кэтрин. — Ну, большую часть времени.
Тиора хмурится.
— Я не могу себе представить такой жизни. Того, что я должна скрывать кто я из-за страха быть убитой. — Она берет меня за руку, и мое сердце сбивается с ритма. — Тебе, наверное, было очень одиноко.
Она отпускает мою руку и ложится на мраморный пол, похлопав по полу рядом с собой. Я тоже ложусь. Камень пронзает мою спину ледяным холодом, но я не хочу упустить возможность такой близости с Тиорой. Мы лежим так близко друг к другу, что моя левая рука лежит поверх ее, но она не делает никаких попыток отодвинуть ее подальше. Я улыбаюсь и смотрю в потолок. Куполообразная крыша была расписана как ночное небо, с вкраплением жемчуга, повторявшего звезды. В центре крыши отверстие, через которое видно настоящее небо.
— Мой народ... наши люди, — исправляется она, — поклоняются богине Луны. И каждый месяц, в полнолуние, можно увидеть ее прекрасный лик через это отверстие. — Тиора поворачивает голову в мою сторону. Наши взгляды встречаются, и я чувствую, что мой желудок опять нервно крутит. Ее глаза близко ко мне и я понимаю, что они не серебряные, а серо-стальные с крошечными, металлическими крапинками, как мишура, которую мы используем во время новогоднего фестиваля Винтерфеста. — Это мое самое любимое место в целом мире, — шепчет она.
— Спасибо, что поделились им со мной.
Она слегка улыбается.
— Я подумала, что ты бы хотел немного знать о своем наследии. — Ее улыбка исчезает, и она какое-то время лежит молча.
— О чем ты думаешь? — спрашиваю я ее.
— Об Икаре, — говорит она. — Ты должен знать, что когда ты вернешь Аннору ему сегодня вечером, он же будет ожидать от тебя, что ты останешься с ним?
— Я знаю. Но у меня нет выбора, — говорю я. — Чем дольше он здесь, тем больше опасности для Люпинов и для людей из Янтарных Холмов. Я не хочу больше крови на руках. — Я думаю о миссис Хоуп и Наоми.
Мы впадаем в долгое молчание и просто глядим друг на друга. Ее глаза блуждают по моим старым следам от ожогов на щеках, вдоль широкой линии губ, по узкому носу, возвращаясь к глазам.
— Что случилось? — спрашивает она. Я знаю, что она имеет в виду ожоги.
— Моя мама оставила меня в ванной с кипятком, — говорю я. — Тебя волнуют мои шрамы?
Она кивает.
Я опираюсь на локоть.
— Почему ты так добра ко мне? — спрашиваю я. — Я имею в виду, я — Дарклинг и мой отец убил твоих родителей. Ты должна ненавидеть меня. Я ненавижу себя.