Крымский Джокер
Шрифт:
«Выпить, что ли.… Да и пожевать чего-нибудь не мешало бы…» Он пошёл на кухню, и заглянул в холодильник. Достал полбутылки водки, оставшейся после вчерашних посиделок и налил себе рюмку. Поставив на огонь сковородку, Витька щедрыми ломтями нарезал домашнюю колбасу, найденную в холодильнике и бросил её обжариваться. Переворачивая шкворчащие круги ножом, он второй рукой прицепил рюмашку и с удовольствием выпил. Стало ещё теплее. Забив поверх золотистых прожаренных ломтиков три яйца, он покрошил в сковородку укроп с зелёным лучком, накрыл крышкой и стал ждать. Пока доходило блюдо, Карытин успел ещё разок приобщиться к рюмочке. В голове слегка зашумело. Быстро справившись с горячим, он взял бутылку, рюмку и прошёл в зал. Там он удобно устроился на диване, и стал смотреть в аквариум, где медленно плавали причудливые рыбки всевозможных расцветок.
После третьей выпитой рюмки, взгляд его опять упал на «Волшебную Гору», лежащую на столике.
«Назавтра погадать себе, что ли… книга всё-таки прикольная!»
И Карытин закрыл глаза, и резким движением открыл книгу. Справа была картинка какая-то из серии «непонятно что», слева он прочитал:
Однажды Заратустра шёл из города, известного под названием «Пёстрая корова», и увидел на дороге пьяного человека.
И подумал Заратустра:
«Так ли уж пьян этот человек, что лежит посреди моей дороги. Или это стыд заставил его смежить веки и заснуть на холодной земле?»
И тогда обратился Заратустра к друзьям своим со следующими словами:
— Вот лежит человек, который уже не сможет сыграть со мной. Оступившись на полпути, не умеет смеяться он. Недолги были мысли его, и нечего будет ему сказать себе, когда проснётся он. Но найдётся среди вас, друзья, хоть один, способный спокойно перешагнуть через него?
И разве человек не есть сосуд, чтобы наполнять его? Даже могучее дерево в каменистой пустыне без влаги превращается в уродливого карлика.
Но не всякая влага утоляет жажду. И нет на свете более старого и опытного обманщика, чем опьянение. Оно берёт нас за руку, баюкая как ребёнка. Но призрачны крылья его и лживы обещания. Как мираж возникает оно перед нами, но обманчивы улыбки его.
И танцует оно свои танцы на болотах пороков наших. Но как трепещет оно перед истинным опьянением Духа!
Недолог этот путь, и нет на нём достойных препятствий.
Но не торопись бросить камень в пьяницу, ибо этим камнем можешь оказаться ты сам.
Так говорил Заратустра.
— Так это не про завтра — это про сегодня! — воскликнул Витька и захлопнул книжку. Подумав немного, он добавил: — Или про вчера… — потом помедлил и удивлённо проговорил:
— Или про позавчера… или… — тут он как-то совсем смутился. — Во, блин! А когда же я не пил последний раз?
Сев на диван, Карытин озадаченно стал вслух припоминать свой последний день без выпивки:
— Так… у Толстого вечером пили.… В самолёте — это само собой. С Димастым в Бостоне вискарь за день перед вылетом отключали. До этого в казино — это тоже само собой. Вот это номер! — Витька даже взволнованно привстал. — Выходит последний раз я был совершенно трезвым больше месяца назад!
Он с уважением посмотрел на чёрную книжку и с каким-то трепетом, протяжно повторил:
— Так говорил Заратустра.… Это вам не водку в подворотнях трескать! Вот так-то! — он огляделся — Скучновато только… одному выпивать.
И тут в глазах Витьки появился весёлый огонёк, и он ринулся в ванную комнату.
Вернулся Карытин оттуда с костюмом, в котором он получал визу. Достав вчетверо сложенный листок, он довольно улыбнулся: «Как же я мог забыть! А Мариночка?»
Виктор сел на диван и стал вводить телефоны своей новой знакомой в свой мобильник.
Потом нажал вызов:
— Добрый вечер, Марина! Это Виктор. Не забыли ещё меня? Может, посидим — выпьем где-нибудь? Нет? Ну, не знаю.… А вам удобно будет? Да нет же — я не против. Хорошо — диктуйте адрес, записываю…улица Щорса…дом.… Понял. Через час — хотя нет, — поправился он, вспомнив, что остался без верхней одежды, — где-то через два часа, буду. До встречи…
Виктор пошёл в спальню за своей одеждой. Натягивая джинсы, он думал:
«Странные у этих киевлянок заморочки… Малознакомого мужика сразу в квартиру приглашать. Дочка, говорит, приболела… Может, это любовь с первого взгляда? Но это же — полный бред! Скорее всего просто давно не расслаблялась с противоположным полом.
Хотя по ней не скажешь, что с этим у неё проблемы могут быть — такая фигурка! Ладно — посмотрим… Так-так-так… Если я у неё заночую — значит сюда уже больше возвращаться мне смысла нет? Рано утром прыгну в такси — и в Борисполь».
Он начал складывать свои немногочисленные пожитки в пакет.
«Надо хоть сумарик какой-нибудь поприличнее прикупить. А то с пакетом целлофановым — и в Бостон. На таможне не поймут таких приколов. Так… носки, трусы…щётка зубная…О! чуть не забыл — книжка волшебная…Кажется, всё. Документы на месте. Стоп.
Подобьём шуршики!
На «Визе» десятка зелени — раз, в кошельке почти полторушка грина… Это — два. Маловато может быть — дорога дальняя… Неясно ещё как там вообще всё срастётся… Что там Лось про Фёдор Михалыча говорил?»
И Витька пошёл к книжному шкафу. Достав с полки «Преступление и наказание», он вынул оттуда двадцать сотенных купюр и, сложив их пополам, спрятал в кошелёк.
Потом быстро написал записку, положил её на столик. Сверху примостил ключ от квартиры. Огляделся. И вышел, с нажимом захлопнув дверь.
…В биллиардной Гриба было тихо как в гробу. Лидия Петровна с папиросой во рту сидела за компьютером и, прищурившись, смотрела в монитор. Заработал принтер. Она вынула из него листок и, бегло просмотрев, удовлетворённо кивнула.
В дверь заглянула веснушчатая незнакомая физиономия охранника:
— Извините, Леди… Василий Иваныч наверх просит.
Не удостоив его ответом, Афанасьева опять стала набирать что-то на клавиатуре. Потом резко выпрямилась и поднялась. Взяла в руки два листа, выползших из принтера и, задумчиво посмотрев на ждущего ответа парня, хищно ухмыльнулась. Затем коротко бросила:
— Пошли!
Они поднялись наверх в давешнюю комнату с камином. Кроме дедушки Гриба, в кресле сидел какой-то незнакомый маленький совсем седой человечек с большими залысинами, и рассматривал фото Карытина. На вид ему было за пятьдесят, но, несмотря на небольшой рост, в широких плечах коротышки чувствовалась недюжинная физическая сила. Слегка выпуклые, глубоко посаженные глаза, широкий расплющенный нос и аккуратные ушки делали похожим его на носорога — опытного и очень опасного зверя.
Лидия Петровна прошла к столу. Ломакин указал ей на сидящего в кресле:
— Вот Лида, познакомься. Это — Генрих. Он у меня в казино всем ведает. Может, подсобит нам чем. Про тебя, и про наши проблемы, так сказать, я ему уже рассказал.
Седой крепыш встал с кресла, и немного наклонил голову. Афанасьева внимательно посмотрела на него, и тоже кивнула. Потом подошла чуть поближе и насмешливо спросила:
— Группенфюрер Мюллер, случайно, не родственник вам, а, Генрих?
Дедушка Гриб зашёлся тихим лающим смехом:
— О-хо-хо… В точку, Лида! Ох, и глазастая ты! — и посмотрел на хмурившегося мужчину: