Крымский Джокер
Шрифт:
А я поеду тачку отгоню, и вернусь.
Карытин выбрался из машины и бегом побежал по лестнице на шестой этаж. Взбираясь, Виктор, клацая от холода и пережитого стресса зубами, бормотал: «Надо меньше пить… надо меньше пить.… Ещё заболеть сейчас не хватало для полного ништяка!» Он ввалился в квартиру и, не разуваясь, сразу побежал набирать себе ванну, оставляя на полу мокрые следы от насквозь промокшей летней обувки.
Напустив пены, Витька быстро разулся, сбросил с себя одежду и погрузился с головой в горячую благодать. Потом, немного согревшись, начал тихо напевать песню «Аквариума»: «…закрыв глаза…я прошу воду…вода, очисти нас ещё один раз…»
Вода, внимая просьбам всероссийского гуру Бориса Гребенщикова, послушно очищала и согревала. Витёк аккуратно стал прополаскивать глаза проточной водой. Сразу полегчало.
Он окунулся по самые уши в душистую пену, блаженно вытянул ноги, и зажмурился.
«Бросить бы всё к чертям! Женится, скажем, на Марине, усыновить её дочку… Или удочерить — как там правильно? Может, и своих бэйбиков наплодить. Но люди, бля, гибнут за металл…конкретно! Надо Розову брякнуть — порадовать… Господи — как же отсюда свалить-то?»
Карытин ещё минут двадцать отмокал в горячей воде.
Потом лениво выполз из ванной и стал вытираться большим махровым полотенцем. Высушив феном волосы, он посмотрелся в зеркало. Глаза были в красных прожилках как у алкана со стажем. Да и весь его потрёпанный облик наводил на мысль о долгих скитаниях по привокзальным ларькам.
«Кажется, всё-таки испугался я… — подумал Виктор, рассматривая своё отражение. — Мужик, что стекло в «мерсе» разбабахал, хоть и в странном прикиде был, но глаза у него волчьи — до сих пор в дрожь бросает! И хватка железная… Интересно, почему я его днём не заметил?»
Он надел лосиный халат, который пришёлся ему до самых пяток и вышел в зал. Увидев на полу возле дивана книжку, подаренную Толстым, Виктор поднял «Волшебную Гору» и громко спросил неизвестно у кого:
— Что — обделались, Чёрные Всадники? То-то… — и подняв вверх руку, сжал её в кулак. — Но пасаран! Витька Корыто — форэва!!
Потом взял телефон и стал набирать Розова.
Через минуту как всегда немного сонный голос ответил:
— Хауй…
Это приветствие у Димыча всегда как-то очень изящно получалось. Американцы слышали в его ответе привычное «хай…». Позвонившим ему русским, слышалось не менее знакомое и родное слово из трёх букв.
Витька искренне обрадовался, услышав голос далёкого друга.
— Здорово, раб божий! На работе, поди, зависаешь? Как ты там — не помер ещё на своих плантациях?
— Да не.… Пока горбилю потихоньку… Визу получил?
— Погодь секунду…
Витёк, прижав к уху трубку, развалился на диване и добыл себе из пачки сигарету. Закурив, продолжил:
— Да уговорили меня буржуины взять эту долбанную визу! Сам консул в ногах валялся.…
Дескать, просим, кормилец, не побрезговать… — он придвинул к себе пепельницу. — И даже не простую выдали, а многоразовую, дристуны заморские!
Дима перебил его:
— Погоди-ка теперь ты секундочку…
В трубке послышалась приглушённая английская речь.
Через минуту Розов тихо пояснил Витьку свою паузу:
— Домахался тут, понимаешь вафельник один… Работай, говорит, сука — и хуяк меня кнутом по спине! Ну, всё — вроде отошёл в дальний конец барака… Можно продолжать.
Когда вылетать думаешь?
— Да хотелось бы завтра.… На старом добром наркоманском рейсе — через Амстердам.
Розов сразу почувствовал неуверенность в голосе другана:
— А что мешает?
— Да пристали ко мне какие-то страшилы… Ноют: «Дай миллион, дай миллион!» Никак отвязаться не могу!
Дима немного помолчал. Потом сказал с лёгкой укоризною:
— Говорил же я тебе, уроду безбашенному! Не шуми в своём бычатнике — козлёночком станешь…
Корытин грустно усмехнулся:
— Да я и не шумел особо… Они меня уже в Борисполе встречали. Видно, в Лас-Вегасе нас ещё выпасли.
— Что делать думаешь?
— Пока не знаю. Ща Лось прискачет — может, вместе чего сообразим…
— Так ты у Лосятины тащишься? Привет ему от меня. Короче, думайте пошустрее там. А мне пахать надо.… Вон — надсмотрщик опять косится недобро! Как купишь билет — сразу звони. Или пусть Лось номер твоего рейса доложит — я встречу.
— Давай, чувачок! Пока…
Витька только нажал кнопу отбоя, и тут же телефон запищал снова. Звонил Лось:
— Ты жив там? С кем бакланил?
— Розову отчёт давал. А ты когда дома будешь?
Лося замялся:
— Понимаешь, чел… Я машину поставил — всё путём, да вот по дороге случайно одного очень хорошего человека встретил. С такими классными двумя мячиками впереди, ну ты понимаешь…
Карытин улыбнулся:
— Герлу, что ли, боевую подцепил, старый греховодник? Так тащи её сюда!
— Да не могу, корытная твоя душа! Семейное гнездо… блинчики с повидлом… — потом совесть будет мучить. Да я уже нашёл приличную базу для факсейшена.
— Ладно, давай — мочи рога! Только я рано утром сдуюсь. Попробую на шестичасовом самолёте покинуть родину.
Лось, помолчав секунду, немного грустно пробормотал:
— Ну что — будь здоров, на всякий случай. Ключ на столике оставь — дверь захлопни. И поосторожнее там, в аэропорту!
Потом опять умолк и, что-то прикинув, добавил:
— Ты… это, Витек.… Там в Достоевском на книжной полке.… В «Преступлении и наказании» две штуки зелени лежат. Ты возьми их на всякий случай — вдруг пригодятся. Не везде же банкоматы стоят…
— Ладно — посмотрю. Спасибо. Ну, всё — бывай, Лоська! Глядишь — свидимся ещё!
Карытин дал отбой и опять закурил. Ему стало грустно. Всегда, расставаясь с людьми, которые ему были близки, Витька испытывал дурацкое чувство, что расстаются они навсегда. И даже, когда точно знал, что через неделю там, или через полгода они встретятся снова, всё равно накатывала на него эта сентиментальная блажь.