Крымский излом: Крымский излом. Прорыв на Донбасс. Ветер с востока (сборник)
Шрифт:
И вот еще что. Немцы будут наступать против бьющего им в лицо ветра с дождем, и в таких условиях много не постреляешь. А мы еще направим им в лицо свет всех имеющихся у нас фар и прожекторов. Тогда они вообще ослепнут. А наши бойцы будут ко всему этому безобразию спиной, и стрелять им ни ветер, ни яркий свет не помешают. – Он еще раз нагнулся к прибору и больше от него не отрывался. – Почти готово! Еще чуть-чуть… Да, кстати, и эсэсовцы тоже уже на подходе. Товарищ генерал-лейтенант, по дороге на Симферополь видно зарево. Готово! Разрешите, товарищ генерал-лейтенант?
– Действуй, майор! –
– Заря! Заря! Заря!
Началось настоящее светопреставление. Ночную штормовую тьму разорвали яркие лучи фар и прожекторов, вспышки выстрелов самоходных гаубиц и орудий БМП. Заработали автоматические гранатометы, пулеметы «Корд» и «Печенег». Почти тут же к ним присоединились ручные пулеметы и автоматы.
Теперь можно было наблюдать и невооруженным глазом. С высоты колокольни нам хорошо было видно, что огнем осветились и позиции батальона, обороняющего Ивановку. Там фашисты тоже пошли в атаку. Картина получалась прямо-таки библейская – «Избиение младенцев».
Генерал-лейтенант Василевский с удовлетворением наблюдал за тем, как немцы сначала попытались под огнем рывком добраться до окопов. Но огонь оборонявшихся оказался слишком сильным и беспощадно точным. Большая часть наступавших полегла в первые же секунды боя. Особенно тяжелые потери были среди офицеров и унтер-офицеров вермахта.
Еще перед высадкой с нашими морпехами был проведен специальный инструктаж. Всем было сказано: немец с пистолетом-пулеметом МР-40 или, как его еще неправильно называют, «шмайсером» – это или офицер, или унтер. Убив такого, вы не ошибетесь. И вот теперь командный состав был выбит прицельным снайперским огнем в первые же секунды. А дальше начался хаос.
Сначала, ослепленные бьющим в лицо дождем и ярким светом, немецкие солдаты попытались залечь под огнем. Но этого мало, потому что над их головами начали рваться снаряды, начиненные не старомодной шрапнелью, а готовыми поражающими элементами, рассчитанными и на поражение легкой бронетехники. Каждый такой разрыв выбивал все живое в радиусе полутора десятков метров. А «Ноны» продолжали бить упорно и методично, прореживая и без того не густые ряды немецкой пехоты. Автоматические минометы засыпали немецких пехотинцев минами. Добавили жару и агээсы.
А морские пехотинцы перешли от непрерывного автоматно-пулеметного огня к прицельному отстрелу тех, кто пытается подняться на ноги. При этом было неважно, хотел ли немецкий солдат броситься в атаку или отступить. В любом случае его ждала смерть. А ведь и отступать немцам пришлось бы больше километра по открытой, как стол, местности под ураганным орудийно-пулеметным огнем. С высоты колокольни все перипетии боя были видны прекрасно…
Майор Юдин между тем не забывал поглядывать в сторону дороги на Симферополь.
– Товарищи командиры, эсэсовцы подходят к рубежу…
В этот момент все мы ощутили, как колокольня задрожала и завибрировала. Это со своих позиций с басовитым режущим воем ударили «Солнцепеки». И снова ночь превратилась в день. В течение примерно полуминуты почти полторы сотни тяжелых реактивных снарядов пошли на цель. А впереди, где моторизованный полк СС вместе
По Василевскому было видно, что он по-настоящему потрясен: всего тридцать секунд – и два полка как корова языком слизнула. Хотя, конечно, такие случаи бывают нечасто. Это немцы сами подставились из-за непременного желания искупать нас в холодном январском море. Остатки немцев, увидев, что стало с эсэсовцами и румынами, вскочили на ноги и под вновь вспыхнувшим шквальным огнем в спину, рысью ломанулись обратно к спасительному оврагу.
Было видно, что добрались до него единицы. Стрельба стихла. Лишь заваленное трупами поле боя напоминало о том, что здесь всего несколько минут назад смерть собрала свою очередную жатву. Вскоре вышел на связь майор Осипян, командир батальона «Севастополь». У него атака так же была отбита с большими потерями для противника. Только там немалое число фрицев утонуло в жидкой грязи, пытаясь форсировать под обстрелом местную заиленную речку-говнотечку, впадающую в Черное море рядом с Ивановкой.
А Василевский будто только сейчас вспомнил про двух местных командиров, забившихся в угол, как мыши на кошачьей свадьбе.
– Капитан-лейтенант Бузинов, если не ошибаюсь? – кивнул он в сторону моряка.
– Так точно! – дернулся тот. – Командир десантного батальона Черноморского флота.
– Поступаете со своим батальоном на усиление бригады полковника Бережного, – Василевский посмотрел на часы, – к двадцати двум тридцати быть готовыми к маршу. А вы? – посмотрел он на Топчиева.
– Капитан Топчиев, разведка Черноморского флота, – хрипло отрапортовал тот.
– Вы, товарищ капитан, тоже придаетесь к бригаде полковника Бережного… – Василевский немного помолчал. – Вы взаимодействуете с ними с начала высадки?
– Так точно, товарищ генерал-лейтенант, – браво отрапортовал Топчиев, – вошли во взаимодействие с первых минут.
– Ну, и какие у вас впечатления? – устало поинтересовался Василевский.
– Фантастика, товарищ генерал-лейтенант, – Топчиев махнул рукой, – все как в сказке.
– Приказываю вам продолжить взаимодействие и дальше, – Василевский сделал паузу, – но помните, подробности вашей совместной работы, без личного разрешения товарища Сталина, не подлежат никакому разглашению. Ну, вы разведчик, и не мне вам рассказывать о том, как надо хранить секреты. Вам следует тоже быть готовыми к выдвижению в двадцать два тридцать.
Я глянул на часы: было без семи минут десять.
Уже в машине, когда мы собрались ехать в штаб, генерал-лейтенант сказал мне:
– Да, товарищ полковник, не ожидал я от вас такой прыти, не ожидал… Не завидую я немцам. Но это, товарищи командиры, определенно к лучшему!