«Крыша» для Насти

Незнанский Фридрих Евсеевич

Александр Борисович благоразумно не сел в свой синий «пежо», который был уж точно известен тем, кого они преследовали — «маячки»-то ведь недаром вешали, как собаке на хвост. Воспользовались «Жигулями» Евгения. Алена, кстати, ничего о них не знала — вечером Женя благоразумно приехал на метро, а потом добирался автобусом — он ценил свои прокурорские «корочки» и по собственной беспечности расставаться с ними не желал. А если б знала, то что? Могла бы упросить доставить ее домой? Но тогда бы он узнал, куда она едет, а возможно, и к кому. Климову все не давала покоя та ее выжидательная поза с трубкой в руках, у подъезда, пока она нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, пока не последовал отклик на ее звонок. А потом

слишком уж деловой вид, с которым она бесцеремонно, как опытная и знающая себе цену проститутка — кто же еще? — останавливала попутную машину.

Турецкий, между прочим, тоже оценил это наблюдение.

Итак, они подъехали к усадьбе на коричневых Жениных «Жигулях» и остановились в некотором отдалении от того здания, в котором располагался «Славянский массив». Собственно, как уже известно, это было не одно здание, а несколько домов с похожей архитектурой, но разным возрастом наружной отделки. Вполне вероятно, что в одном из соседних домов и находилось то самое гостиничное отделение, где обычно останавливались приезжающие в Фонд посетители из разных филиалов — от Омска до Ростова-на-Дону. Но в каком — это еще предстояло выяснить. А возле домов не было ни ранних посетителей, ни случайных местных жителей либо прохожих, которым могло быть известно что-то о том, будто где-то здесь имеется гостиница. Так что спрашивать не у кого.

Потом, уже около девяти утра, у главного подъезда появилась откуда-то из двора пожилая женщина с ведром и тряпкой на палке. Она начала протирать самодельной шваброй камни перед входом.

Турецкий с Климовым подошли поближе и поинтересовались, когда открывается «контора»?

Старуха неодобрительно окинула их взором и недовольным тоном ответила, что никаких контор тут рядом нет, а вот Фонд начнет работу в десять, как о том написано на доске. И она, чтобы лучше было видно глупым посетителям, протерла своей самодельной шваброй еще и вывеску — «Общественный Фонд „Славянский массив“. Режим работы с 10 утра до 20. Без перерыва на обед».

— А здесь, говорили, мамаша, вроде у них какая-то гостиница есть? — вежливо спросил Турецкий. Но вежливость его не подействовала — она уже составила себе нелестное впечатление о ранних посетителях.

— Есть пара номеров, для своих, вон в том строении, — она шваброй указала во внутренний двор, — а гостиницы отродясь не было, мне ли не знать…

И она принялась с жестоким остервенением тереть выщербленные плиты старых ступеней. Тема была исчерпана.

Скучающим шагом никуда не торопящихся прохожих они обошли здания, поглядывая по сторонам. Отметили для себя и небольшой двухэтажный домик, крашенный желтой краской, с одинокой дверью под причудливым козырьком-кокошником в старорусском стиле и двумя рядами окон по бокам, плотно задернутых белыми занавесками. Явно служебное помещение. Прошли мимо, не обращая внимания, и устроились на лавочке с тыльной стороны, где никаких окон не было. Оставалось терпеливо ждать.

А вокруг ничего не происходило. Тихий уголок старой Москвы, затененный толстенными липами и высокими тополями, уже начинавшими потихоньку сыпать свой вечный пух. Турецкий с тоской подумал о приближающихся днях его мучений: когда тополиная метель достигает своего апогея, Турецкого на несколько дней, в буквальном смысле, укладывала в постель жутчайшая аллергия. Хоть доктора всех мастей и возражали ответственно, что этого быть не может, но против факта-то не попрешь! Мысль об этом отвлекла внимание на какие-то моменты, а потом вдруг из-за угла выкатилась «Волга» с вращающимся синим маячком на крыше и за ней небольшой автобус, типа «ПАЗа». Беззвучно остановившись, словно на специальных учениях, автобус разом распахнул двери, и из него горохом посыпались одетые в камуфляжную форму со доспехами на груди и опущенными забралами шлемов похожие друг на друга автоматчики.

Их было немного, вряд ли больше двух десятков, но они в мгновение ока заняли все необходимые позиции возле комплекса зданий.

Грязнов выбрался из «Волги» и пошел навстречу Турецкому и Климову. А Александр Борисович показал ему рукой на дом с глухой желтой стеной.

— Здесь? — крикнул Грязнов.

— Говорят, да. Вход с той стороны.

Грязнов обернулся и показал автоматчикам рукой, и те ровной цепочкой обогнули здание с двух сторон.

Все было проделано быстро, ловко и практически бесшумно.

— Всех, кого обнаружите, особенно мужчин, обыскать, проверить документы и задержать до отдельного распоряжения, — приказал Грязнов старшему в группе автоматчиков. — А мы пойдем к руководству. Тоже парочку ребят выделите.

Командир сделал знак, и двое бойцов пошли впереди, держа короткоствольные автоматы под мышками.

Директор Фонда, или управляющий, как он себя представил, только что прибыл в офис и ничего решительным образом не понимал. Какая проверка? Какой обыск?! Какие посторонние люди?! Да не может этого быть, потому что не может быть никогда! Он утверждал, он настаивал, он даже сослался на известного депутата Государственной думы, который в некотором роде как бы курировал Фонд. Наконец, видя, что прибывший генерал милиции и сотрудники прокуратуры пока ничего ему не отвечают, не ругаются, не угрожают, а ведут себя смирно, словно ждут чего-то, управляющий и вовсе расхрабрился. Он даже набрал на своем мобильнике известный ему номер и, торжествуя, протянул трубку Турецкому, которого почему-то посчитал здесь старшим. Может, потому, что он молчал, а говорили только генерал милиции и молодой следователь, которого он, управляющий, Павел Григорьевич Сосновский, определенно где-то уже видел, он мог бы даже поклясться, поскольку был уверен в своей твердой памяти, но вот где — это вопрос.

Турецкий взял трубку и представился:

— Помощник генерального прокурора Турецкий, с кем имею честь?

И «на той стороне» произошла заметная заминка. Но Сосновский, видимо, не учел психологического момента и со сбивчивым торжеством прокричал:

— Вы говорите с депутатом Государственной думы, заместителем председателя комиссии по законности и праву господином Маркеловым!

— Вот как? — улыбнулся Турецкий и, пока длилась краткая пауза, вспомнил, что этого Маркелова, кажется, зовут Георгием Владимировичем. — Это вы, Георгий Владимирович? Доброе утро. Позвольте поинтересоваться, что вам так рано понадобилось в этом Фонде? Меня зовут Александром Борисовичем, к вашим услугам.

— Мне? — слегка опешил Маркелов. — Да ничего. Это же вы мне позвонили!

— Я? Увольте, уважаемый Георгий Владимирович. Это Сосновский, как он нам тут представился, зачем-то набрал ваш номер. Испугать, что ли, хотел? Так я депутатов не боюсь, я предпочитаю работать с ними рука об руку.

— Простите, — как-то нервно хихикнул Маркелов, — но воспользуюсь случаем и задам вам вопрос, Александр Борисович. Что вы-то в такой компании делаете в столь ранний час в помещении Фонда, как я вас понял? Если это не важнейший государственный секрет? Но уж, так и быть, может, между своими-то, а? А я никому не расскажу, обещаю.

— Секрет перестает им быть, едва о нем узнают посторонние, а так как это уже произошло, и не по вашей ни в коем случае вине, то могу сказать. К нам поступили сведения из некоторых источников о том, что в помещении этого так называемого Фонда могут скрываться очень опасные преступники, совершившие убийства известных вам генералов Порубова и Воронина.

— Убийцы?! В Фонде?! Простите, вы ничего не путаете?

— Я имею обыкновение сперва проверять факты, ну а уж потом предъявлять обвинение, и ничуть не раньше. Чем я сейчас, собственно, и занимаюсь. Устраивает ответ?