«Крыша» для Насти
Шрифт:
Есть во Владимирской области, если ехать по шоссе на Нижний Новгород, небольшой городок, известный, кажется, еще с тринадцатого века. Этот городок имеет название Гороховец, а всему мужскому населению России он еще известен тем, что каждый мужчина, причастный в институтах к военным кафедрам, должен был знать о знаменитых Гороховецких лагерях, где постоянно проходили военные учения и летние так называемые сборы. Имелись там и полигоны, и все, что нужно для постижения сурового воинского дела. И хоть сам Гороховец, который стоит на реке Клязьме, не так уж и далеко от места впадения ее в Оку, на близлежащих территориях фактически сходятся три области — Владимирская, Нижегородская
Вот в этом благословенном, первозданном месте, среди болот, рек и озер, в свое время одна из патриотических организаций построила для себя летний лагерь, чтобы воспитывать подходящую смену. Добротные домики-казармы, небольшое подсобное хозяйство, охота, рыбалка — что еще надо для правильного воспитания молодого поколения? Особенно если оно находится в опытных и деловых руках людей, прошедших в свое время огни и воды. Да, несомненно вырастут настоящие парни!
На каком-то этапе эти парни, точнее, вполне созревшие мужчины, от которых так и веяло силой и прочими таинственными делами, о которых те, однако, старались не распространяться, появились в Фонде. Он тогда еще «Славянским объединением» назывался, а Алена только пришла, чтобы устроиться на работу — массовиком-затейником, как она шутила. Они, слышала, договаривались о какой-то помощи, собирали средства на обустройство летнего лагеря, словом, деятельность была кипучая. Но и такая же таинственная. Во всяком случае, Алена, сколько ни напрашивалась к ним в гости, так ни разу в эту группу, которая носила таинственное название «Тропа», и не попала. Обещали, бывало, когда-нибудь показать, но приезжали в Москву — сытые, загорелые, с каким-то прямо-таки черноморским загаром — и отшучивались, мол, пока не закончился период организации, потом у них началась реорганизация. Жили они, бывало, по нескольку дней в гостиной части Фонда, у «Массива» имеется для собственных нужд пара комнат гостиничного типа. Так вот и не удалось ни разу съездить, хотя с одним из этих мужчин, с Гришей Гладковым, Алена даже одно время сошлась довольно близко.
Она и тут не стеснялась — что знала, то и говорила.
А вот про Гришу Жене захотелось узнать побольше. Как он выглядит, чем занимается, когда бывает в Москве, один ли или же вместе с товарищами? Но всего этого Алена, естественно, не ведала, поскольку и сама никогда не интересовалась, да и Гриша обычно переводил разговоры на другие темы. Да и потом, какие могут быть серьезные разговоры в постели? Глупости!..
Но несколько позже, когда утихли Аленины вопли после очередного приступа страсти, когда она сбегала в ванную и вернулась, юркнув Жене под бок, она вдруг как-то по-взрослому серьезно отстранилась от него и строго посмотрела. Вопрос последовал откровенный: «Зачем это все нужно знать ему?»
Женя торопливо отшутился, что чуть было уже не заревновал к ней того, неизвестного ему мужика с черноморским загаром. К чести ее следует сказать, что она не поверила, в чем Женя и убедился.
— Ты расспрашиваешь, как следователь какой, — нахмурилась она.
И он решил больше не темнить, правда все равно должна была всплыть — и чем скорее, тем лучше.
— А я и есть следователь, — пошутил он, внимательно наблюдая за реакцией.
— А как же корреспондент? Газета? Это все туфта, да?
— Нет, — поспешил заверить он, уже сожалея об откровенности, — я действительно хочу написать про ваш Фонд, мне нравится, чем вы занимаетесь. И ты мне понравилась. Ей-богу, не вру! А по профессии я — следователь. Вот, в частности, одно, даже два убийства сейчас расследую. Ищу преступников, пытаюсь понять, где они могут прятаться. Так что ты тут ни при чем.
— А у меня выпытываешь? — Она неожиданно зло прищурила глаза.
И это ей очень не шло — совершенно, пардон, голой, даже как-то неожиданно постаревшей в предутреннем освещении. А ведь только что казалась почти совершенством.
— Вовсе я ничего у тебя не выпытываю. Ты сама рассказываешь, я слушаю, а что кажусь рассеянным, то это оттого, что думать еще и о своих собственных проблемах приходится много. Ты вот мне про мужиков тех своих рассказываешь, а я — ну профессия у меня такая зловредная — все прикидываю, мог ли быть кто-нибудь из них дерзким убийцей?
— И каков ответ? — сухо спросила она.
— Думаю, что, наверное, все-таки нет. Ты вот лучше про себя скажи, про свои ощущения: ты бы узнала, что человек, например, убийца? Вот лежит с тобой рядом мужчина, и на нем, разумеется, ничего не написано, но ты бы смогла догадаться? Я гляжу, что наблюдательность у тебя, между прочим, что надо. Позавидовать можно.
Он говорил, говорил, отвлекал ее мысли в сторону, но видел, что недоверие к нему не исчезает.
«Ладно, — подумал, — чему быть, того не миновать… Надо закругляться… Гостиница из двух комнат… Кусковская усадьба… Масса пристроек…»
— Давай немного отдохнем? — предложил он, закидывая руку ей на грудь. — Скоро утро, а мы ведь так и не сомкнули глаз…
— Нет! — Она резко сбросила его руку и поднялась.
— Почему?
Вопрос остался без ответа. Она, похоже, уже приняла жесткое для себя решение. И начала торопливо одеваться.
— Можешь не провожать, — зло сказала она.
— Ну почему же, провожу.
— Тогда хоть простыню накинь!
Вот это уже было новым, только что сама пуделяла по всей квартире в чем мать родила, и вдруг такие сложности!
В прихожей, у зеркала, она быстро подвела губы, облизала их, пятерней «чесанула» светлую свою гриву, чуть взлохматила и с насмешкой посмотрела на Женю:
— Когда репортаж ожидать?
— Как только, так сразу, — улыбнувшись, ответил он и потянулся к ней губами.
Но Алена спокойно, без эмоций, как, скажем, вешалку с ненужным ей платьем, отвела его в сторону движением ладони и показала на дверь.
— Выпускай.
И он выпустил. А потом быстро переместился к кухонному окну и посмотрел на двор из-за занавески. Алена вышла, огляделась, постояла в раздумье и вытащила из сумочки мобильный телефон. И вот так, разговаривая, ушла под арку ворот. На улице она остановила первую же попавшуюся ей на глаза машину, причем сделала это привычным, решительным жестом, которому почему-то подчиняются и все таксисты, и даже частники, села рядом с водителем и укатила.
Евгений посмотрел на часы: была только половина шестого. Решительная, надо сказать, девушка…
Однако что же мы имеем в остатке?
Прежде всего Григория Гладкова.
Эта фамилия прозвучала впервые в рассказе Грязнова. Ее наряду с Рэмом Собиновым, Максимом Самощенко и Михаилом Федоровичем Покровским назвал ему экс-полковник из Юрмалы Андрей Борисенко. Других фамилий Алена не называла, тем не менее это вряд ли могло быть случайным совпадением. И имена тех «козлов» звучали у нее все больше нелестно и уменьшительно — Ваньки, Петьки, Кольки, даже Мишка один был, а вот Рэмки, к примеру, не было. Но это ничего не значило. В Кусковскую усадьбу можно было уже ехать с более конкретными задачами. И желательно в сопровождении ОМОНа.