Крысиный принц
Шрифт:
Пассажиры внимательно прослушали традиционное приветствие командира корабля, говорившего с лёгким исландским акцентом. Август залюбовался миловидной блондинкой – стюардессой в белоснежной блузке. Девушка выгодно смотрится в синей тесной юбке, обтягивающей стройные ножки в чулках телесного цвета.
Изящным жестом дама поправила элегантную шапочку с эмблемой компании и объяснила, как пользоваться спасательным надувным жилетом в случае экстренной посадки самолета на воду. «Интересно, помогли ли эти объяснения хотя бы одному человеку в мире при падении самолета в воду? – подумал Август. – Вряд ли…»
Лайнер долго выруливает на взлётную полосу. Под шасси самолёта
Кажется, прошла целая вечность, когда, наконец, двигатели самолёта взревели. Корабль задрожал всем алюминиево-титановым нутром и бодро погнал по полосе, стремительно набирая скорость. Через несколько мгновений дрожь прекратилась, лайнер оторвался от бетонки и стал набирать высоту. Заложило уши. Внизу, вокруг чёрной дыры залива, плещется в переливах разноцветных огней обещанный мистером Джонсом ночной Нью-Йорк.
Сам мистер Джонс дождался, когда самолёт с Августом поднимется в воздух, проверил факт взлёта на онлайн-табло и украдкой перекрестился. Затем, уже сидя в машине, он делает короткий международный звонок. «Сестра отбыла в Лиссабон по расписанию», – тихо и серьёзно говорит он в трубку. На том конце секунду молчат, а затем дают отбой.
5
Палач, стоя спиной к пленнику, продолжает медленно перебирать инструменты на медицинском столике. Каждый металлический звук обрывает сердце Гэвина, швыряет в ледяные катакомбы ужаса.
Как-то, пару лет назад, он наткнулся в Интернете на видеосъёмки казней и убийств. Кто бы мог предположить, что такое видео может находиться в свободном доступе? Превозмогая страх и отвращение, Гэвин просмотрел пару сюжетов, отчего потом долго не мог заснуть. Особенно запомнилась сцена, где, судя по антуражу и испанскому языку, мексиканская мафия казнила члена конкурирующей банды.
В центре тёмной комнаты сидел на стуле связанный человек в одних шортах. Всё тело его было покрыто бандитскими татуировками. Держался татуированный стойко, хотя голос иногда дрожал. Видимо, знал, чем кончится этот спектакль. Голос за кадром что-то спрашивал на испанском, связанный что-то отвечал, тихо и обречённо. Допрос продолжался минуты три, затем невидимый «судья» стал на повышенных тонах что-то декларировать. Голос перешёл в визг, чувствовалось, что говорящий впадает в транс.
На пике напряжения в кадре появился палач. Лицо скрыто повязанным пёстрым платком, в руках огромный нож с зазубренными краями. Палач быстро зашёл со спины к связанному, свободной рукой резко запрокинул его голову за волосы и буднично, словно головку сыра, перепилил пленнику горло. Кровь хлынула, как из разорвавшегося шланга, перерезанная шея зияла кровавыми обрезками плоти. Голос за кадром перешел в крик и хриплый смех.
Зрелище было невероятно жестоким. Что тогда поразило Гэвина, так это взгляд человека, когда ему запрокидывали голову. Это был взгляд смирившейся с неизбежной участью овцы, предназначенной на заклание, – тупой и безразличный.
Гэвин потом много раз представлял себя на месте этого несчастного, и каждый раз его кидало в холодный пот от страха. Как бы он повёл себя на месте казнённого? Каково это ощущение, когда ты на миг от смерти, на волосок от боли, а количество дарованных секунд оставшейся жизни зависят лишь от прихоти свирепых фанатиков?
Мог ли Гэвин подумать, что сам окажется в подобной ситуации? Никогда! Сейчас ради того, чтобы остаться живым, он готов на всё: молить любых богов о пощаде и помощи, принять чужую религию, исполнить любое приказание, даже самому стать палачом – лишь бы продолжать жить! «Расклей мне рот, жуткое чудовище! Я уговорю тебя оставить меня на белом свете… Дай знать, что требуется для этого! Стану покорным бессловесным слугой, ничтожным рабом, буду сидеть на цепи, как верный пёс, только не убивай!»
Палач замирает. Клацанье прекратилось. Гэвин боится пошевелиться. «Что теперь?» Чёрный «монах» нажимает невидимую кнопку, и перед жертвой с тихим жужжанием опускается полотно широкого белого экрана. Ещё щелчок – и за спиной Гэвина засветился синий объектив проектора, установленного на потолке. Палач выходит из помещения через невидимую дверь. Громко лязгает железный засов, наступает тишина. Экран оживает, начинается показ.
Нет, это не убийство мексиканского бандита. Фильм любительский, чёрно-белый, с коричнево-розовым муаром на кадрах. Заметно лёгкое дрожание – так когда-то снимали ручными механическими камерами. Появившаяся в начале короткая надпись свидетельствует, что сюжет снимался 17 июня 1939 года. «Что за историческая ерунда?» – Гэвин старается не упустить ни мгновенья – может, сейчас всё прояснится?
Двор, раннее утро или вечер, тёмные деревья, кованые столбы фонарей. Слева в кадре стоит группа наблюдателей в пальто и плащах. Съёмка, видимо, ведётся тайно, из окна соседнего дома. Четверо людей в серых одинаковых мундирах тащат мужчину в белой рубашке со связанными за спиной руками. Человек сопротивляется, но всё происходит быстро и обыденно – его твёрдо и настойчиво толкают вперёд, приходится подчиняться силе.
Центральное место в кадре занимает высокое мрачное сооружение из дерева и металла. Гэвин с содроганием узнаёт гильотину; он как-то видел такую на французской гравюре с изображением казни революционеров. Две деревянные реи, массивный косой нож в поднятом положении. Сбоку стоит длинный, как гроб, деревянный ящик с открытой крышкой.
Действие развивается стремительно. Служащие в мундирах волокут человека к страшному механизму, быстро укладывают его лицом вниз на широкую доску и фиксируют шею деревянной колодкой. Один из них дёргает за длинную верёвку, освобождая предохранитель, удерживающий лезвие. Тяжёлый нож падает и отсекает голову, как кочан капусты. Служащие тут же сваливают обезглавленное тело и голову в открытый ящик и захлопывают крышку. Вся процедура занимает тринадцать секунд, судя по хронометражу.
Гэвин отказывается верить в происходящее. Зачем показывают этот идиотский фильм? Какой тридцать девятый год? Какая гильотина? При чём тут он? Его что, хотят убить с помощью такой штуки?! Но это же чушь собачья – откуда здесь, в Лондоне, гильотина? Тут не музей…
А может, хотят что-то вызнать? Но рот заклеен… Не то… Или просто пугают, хотят сломить? Зачем стараться – и так искалечили, он полностью во власти чёрного дьявола! «Господи, избавь от мучений, спаси! Так больно, так страшно! Я ничего не понимаю!»
Вперемешку с кровью опять текут слёзы. Сквозь ноздри расплющенного носа едва проходит воздух.
Ролик поставлен на бесконечный повтор.
6
Август отстёгивает ремень безопасности. Так приятно от кинуться на мягком кресле и закрыть глаза. Всё хорошо, что хорошо кончается. Можно немного расслабиться, прийти в себя… За последние несколько дней полёт – первая передышка. Гуд-бай, Америка! Ядерная доза таблеток подействовала, боль затихает. Сейчас бы поспать немного, благо времени хватает. Но сон не идёт, в голове вертится мешанина обрывков событий американского «турне».