Крысолов. На берегу
Шрифт:
Эта секунда навсегда врезалась в память старика. В глубине у стойки напряженно застыли рыбаки; девушка, вытиравшая стакан, так и замерла с салфеткой в руке.
Заговорил человек в комбинезоне. Он говорил по-английски с акцентом, то ли немецким, то ли американским.
— Отвечайте, — сказал он. — Сколько вас тут англичан?
Никто не ответил.
— Ладно, — сказал человек в комбинезоне. — Пойдем-ка все в караулку, потолкуем с Feldwebel [92] . Да чтоб не дурить, не то вам будет худо.
92
фельдфебелем (нем.)
И
10
Фоке разразился бурным потоком слов, убедительно разыгрывая пьяное негодование. Он знать не знает всей этой компании, он только выпил с ними стаканчик вина, в этом греха нет. Ему пора выходить в море — самое время, отлив. Если его поведут в караулку, завтра не будет рыбы к завтраку, — как это им понравится? Сухопутные крысы ничего не смыслят, дело известное. У пристани отшвартована его лодка — что с ней будет? Кто за ней присмотрит?
Солдат грубо ткнул его прикладом в спину, и Фоке разом замолчал.
Поспешно вошли еще два немца — рядовой и Gefreiter [93] ; всю компанию заставили подняться и погнали из дверей. Сопротивляться было явно бесполезно. Человек в комбинезоне вышел раньше, но через несколько минут появился снова, ведя Ронни и Шейлу. Оба были перепуганы, Шейла в слезах.
— Эти, надо полагать, ваши, — сказал он Хоуарду. — Отлично болтают по-английски, чужому языку так не выучишься.
93
ефрейтор (нем.)
Хоуард не ответил, только взял детей за руки. Человек в комбинезоне как-то странно посмотрел на него и так и остался стоять, глядя вслед, когда их в сгущающейся темноте повели в караулку.
— Куда мы идем, мсье Хоуард? — испуганно спросил Ронни. — Это нас немцы поймали?
— Мы только с ними поговорим об одном деле, — сказал Хоуард. — Не надо бояться, нам ничего плохого не сделают.
— Я говорил Шейле, чтоб не говорила по-английски, а то вы рассердитесь, а она не слушалась, — сказал мальчик.
— Она говорила по-английски с тем человеком в комбинезоне? — спросила Николь.
Ронни кивнул. Не сразу робко поднял глаза на старика. И, набравшись храбрости, спросил:
— Вы сердитесь, мистер Хоуард?
Незачем было еще больше огорчать детей, им и так предстояли новые, испытания.
— Не сержусь, — сказал старик. — Было бы лучше, если бы она послушалась, но теперь не стоит об этом говорить.
Шейла все еще горько плакала.
— Я люблю говорить по-английски, — всхлипнула она.
Хоуард остановился и вытер ей глаза; конвойные не помешали ему и даже соизволили приостановиться.
— Не плачь, — сказал он Шейле. — Теперь ты можешь говорить по-английски сколько хочешь.
И она, успокоенная, молча пошла рядом с ним, только изредка хлюпала носом.
Их провели шагов двести по дороге к Ланнили, повернули направо и ввели в дом, где помещалась караульная. Они вошли в комнату с голыми стенами, при виде их фельдфебель наскоро застегнул
— So! — сказал он наконец. — Geben Sie mir Ihre Legitimationspapiere [94] .
Хоуард понимал по-немецки всего несколько слов, остальные — и вовсе ни слова. Они недоуменно смотрели на немца.
— Cartes d'identite [95] , — сказал он резко.
Фоке и Николь достали свои французские удостоверения личности; немец стал молча их изучать. Потом поднял глаза.
Жестом игрока, который, проигрывая, выкладывает последнюю карту, Хоуард положил на голый стол английский паспорт.
94
давайте ваши документы (нем.)
95
давайте ваши документы (фр.)
Фельдфебель усмехнулся, взял паспорт и с любопытством стал изучать.
— So! — сказал он. — Englander [96] . Уинстон Черчилль.
Поднял голову и принялся разглядывать детей. На плохом французском языке спросил, есть ли у них какие-нибудь документы, и явно был доволен, услыхав, что документов никаких нет.
Потом он о чем-то распорядился по-немецки. Пленников обыскали, убедились, что при них нет оружия; все, что у них было — бумаги, деньги, часы, всякие личные мелочи, даже носовые платки, — отобрали и разложили на столе. Потом отвели в соседнюю комнату, где на полу лежало несколько соломенных тюфяков, дали всем по одеялу и оставили одних. Окно было грубо зарешечено деревянными планками; за ним на дороге стоял часовой.
96
англичанин (нем.)
— Я очень сожалею, что так вышло, — сказал Хоуард молодому рыбаку.
Он был искренне огорчен, ведь француз попался ни за что ни про что.
Тот философски пожал плечами.
— Был случай поехать к де Голлю, поглядеть на белый свет, — сказал он. — Найдется и еще случай.
Он бросился на тюфяк, завернулся в одеяло, собираясь спать.
Хоуард и Николь сдвинули матрасы по два, на одну такую постель уложили Розу с Шейлой, на другую мальчиков. Остался еще один матрас.
— Это для вас, — сказал Хоуард. — Я сегодня спать не буду.
Николь покачала головой.
— Я тоже.
Полчаса они сидели бок о бок, прислонясь к стене, и смотрели на зарешеченное окно. В комнате стало уже почти темно; снаружи в звездном свете и последних отблесках заката смутно виднелась гавань. Было еще совсем тепло.
— Утром нас допросят, — сказала Николь. — Что нам говорить?
— Мы можем говорить только одно. Чистую правду.
С минуту она раздумывала.
— Нельзя впутывать ни Арвера, ни Лудеака, ни Кентена, мы должны всеми силами этого избежать.