Крысолов. На берегу
Шрифт:
— А как нам добраться до фермы Кентена?
— Я вас подвезу на своей машине. Его ферма — не доезжая Ланнили, так что это не опасно и никто ни о чем не спросит. Но там мне придется вас оставить. — Он с минуту подумал. — От Кентена выезжайте около пяти, не раньше. Тогда будет понятно, если вы попадете в Аберврак только вечером, когда уже стемнеет, и там, у Лудеака, заночуете.
— А как с Лудеаком и Кентеном, мсье? — спросила Николь. — Знают они, что мсье Хоуард с детьми хочет бежать из Франции?
— Не беспокойтесь, мадемуазель. По нынешним временам это не редкость. Они знают все, что хотели знать, и им заплачено. Это мои добрые друзья.
— Теперь я должен расплатиться с вами, мсье, — сказал Хоуард.
И они подсели к столу.
Немного погодя пошли спать; за этот день Хоуард отдохнул и теперь спал хорошо. Наутро он вышел к кофе, чувствуя себя лучше, чем все последние дни.
— Выедем после завтрака, — сказал Аристид. — Будет самое время. И вот что, мсье, я достал для вас одежду. Она вам не очень-то понравится, но иначе нельзя.
Да, этот костюм старику совсем не понравился. Грубая, очень грязная, вся в пятнах фланелевая рубаха, рваные синие холщовые штаны, грязная брезентовая куртка, которая некогда была ржаво-кирпичного цвета, и черная бретонская шляпа с обвисшими полями. Вполне под стать этому наряду были деревянные сабо, но тут старик решительно запротестовал, и Арвер дал ему пару отвратительных дырявых башмаков.
Хоуард уже несколько дней не брился. Когда он вошел в кухню, Николь весело улыбнулась.
— Очень хорошо, — сказала она. — Теперь, мсье Хоуард, вам бы еще повесить голову и немножко открыть рот… вот так. И ходить надо медленно, словно вы очень, очень старый. И очень глухой, и очень бестолковый. Я буду объясняться вместо вас.
Арвер обошел вокруг Хоуарда, придирчиво его осмотрел.
— Думаю, немцам тут не к чему придраться, — сказал он.
Все утро они старательно обдумывали, не надо ли еще как-то изменить свой облик. Николь осталась в том же черном платье, но Арвер заставил ее немного запачкать материю и надеть башмаки его жены, старые-престарые, на низком каблуке. Да еще голову и плечи девушка окутала шалью госпожи Арвер. В таком виде Николь тоже заслужила его одобрение.
Дети почти не нуждались в маскировке. Все утро они играли у пруда, где плавали утки, изрядно перепачкались, и на смотру стало ясно, что они и так хороши. Ронни и Биллем поминутно чесались, это довершало маскарад.
Сразу после завтрака двинулись в путь. Хоуард и Николь поблагодарили хозяйку за ее доброту; она принимала изъявления благодарности с кроткой глуповатой улыбкой. Потом все забрались в старый фургончик «дион», который Арвер держал на ферме, и выехали на дорогу.
— Мы поедем в таком поезде, где можно спать, мистер Хоуард? — спросил Ронни.
— Пока еще нет, — ответил старик. — Скоро мы вылезем из этой машины, попрощаемся с мсье Арвером, а потом покатаемся в тележке на лошади. И запомните, всем вам надо теперь говорить только по-французски.
— А почему только по-французски? — спросила Шейла. — Я хочу говорить по-английски, как раньше.
— Мы будем среди немцев, — терпеливо объяснила Николь. — Они не любят тех, кто говорит по-английски. И ты запомни, говорить надо только по-французски.
— Маржан говорит, немцы отрубили его маме руки, — сказала вдруг Роза.
— Не будем больше говорить о немцах, — мягко посоветовал Хоуард. — Скоро мы выйдем из машины, и дальше нас повезет лошадь. А как разговаривает лошадь? — спросил он Пьера.
— Не знаю, — застенчиво сказал малыш.
Роза наклонилась к нему:
— Да нет же, Пьер, конечно, ты знаешь:
Как у тетушки моей
Много в домике зверей.
Мышка тоненько пищит (пи-и!),
Очень страшно лев рычит (рр-р!)…
Этой игры хватило на всю поездку через Ландерно, который они видели только мельком из задних окошек старого фургона, и еще на половину пути до Ланнили.
Скоро машина замедлила ход, свернула с дороги и, тряхнув седоков, остановилась. Арвер, сидя за рулем, круто обернулся.
— Приехали, — сказал он. — Выходите скорей, тут мешкать опасно.
Они отворили дверку фургона и вышли. И очутились на крохотном крестьянском дворике; домишко, сложенный из серого камня, был немногим больше батрацкой лачуги. После душного фургона отрадно дохнул в лицо свежий ветерок, напоенный солоноватым запахом моря. При виде серых каменных стен и освещенных ярким солнцем крыш Хоуарду показалось, будто он в Корнуоле.
Во дворе ждала повозка, до половины груженная навозом; заложенная в нее старая серая лошадь привязана к воротам. Кругом ни души.
— Поскорей, мсье, пока на дороге нет немцев, — сказал Арвер. — Вот повозка. Вам все ясно? Вы везете навоз Лудеаку, он живет на холме над Абервраком, в полумиле от порта. Там вы свалите груз; мадемуазель Ружерон должна завтра вернуть сюда повозку. Фоке в девять вечера будет ждать вас в кабачке. Он спросит «ангельский перно». Все ясно?
— Еще одно, — сказал старик. — Эта дорога ведет прямо в Ланнили?
— Конечно. — Арвер беспокойно оглянулся.
— Как нам проехать через Ланнили? Как найти дорогу оттуда на Аберврак?
Солнце жгло немилосердно, в небе ни облачка; к запаху навоза примешивался аромат цветущего шиповника. Арвер сказал:
— Эта дорога ведет прямиком к большой церкви посреди города. От церкви дорога сворачивает на запад, поезжайте по ней. На окраине она раздваивается, там еще реклама «Byrrh», от нее возьмете вправо. Оттуда до Аберврака семь километров.
— Я там когда-то проезжала, — сказала Николь. — Кажется, я знаю эту дорогу.