Крысы в городе
Шрифт:
— А! Была не была!
Она содрогнулась всем телом, дернулась, напряглась, будто закостенев, и вдруг ослабла, безвольно повисла в руках Алексея, закричала отчаянно, истерично.
Ее крик испугал Алексея. Черт знает, что могут подумать соседи, копавшиеся в огороде, если услышат такое. Сдуру еще прибегут на помощь. И пойдет слух, завьется веревочка сплетни.
Алексей зажал ей рот рукой, но она крутила головой, старалась его укусить, дергалась и замолчала, когда потеряла наконец силы.
Мужчинам — самым занюханным, завалящим — льстит, если их считают половыми
В животном мире все яснее: право обладать самкой получает победитель в схватке с соперником. Им оказывается самый сильный, самый зрелый самец. В обществе людей любой недоносок, дебил, поганец способен заполучить женщину. И стать секс-гигантом. Потому что им мужчина становится не сам по себе. Таковым его делает женщина. Стоит ей показать, что возлюбленный способен сделать ее счастливой, свести с ума, затоптать до бесчувствия, и мужик вырастает в собственных глазах. Покажи женщина, что партнер несостоятелен, что он слаб в коленках, гигант на глазах выпустит воздух, превратится в карлика, непригодного для настоящих мужских дел.
Калерия Викторовна всем — своими криками, истерикой, страстностью и домогательством — дала понять Алексею, что он совсем не тот, каким знал себя многие годы. Он сразу вырос в гиганта, и это чуть не стало для него роковым.
Веревочка хмельной, безумной любви завилась, а коли в продолжении связи заинтересована женщина, роман может быть бесконечным. Во всяком случае, пока тайна не выйдет наружу и не возникнет скандала. Увы, тайны не бывают абсолютными и обладают способностью всплывать. Сколь старательно ни прячь концы в воду, они все равно обнаруживаются.
Евдокия Ивановна Немоляева в один из дней вернулась домой раньше обычного и застала любовников в положении, которое не оставляло сомнений в характере их занятий.
Будь с Алексеем любая из поселковых потаскух, мордобоя бы не миновать, но умная и осторожная Евдокия Ивановна сразу оценила опасность и, не поднимая скандала, незаметно отступила.
Своим открытием, своим горем, своей бедой она поделилась с двоюродной сестрой — Жанной Марченко. Та, еще более опытная и осторожная, строго наказала Дусе проглотить язык и молчать. Если вспыхнет скандал, то он сильнее всего затронет ее же семью. Кольцов никогда не простит Немоляеву своего позора и законопатит на веки вечные. Сделать это в условиях демократии не труднее, чем при тоталитаризме.
О беде сестры Жанна однажды рассказала Лайонелле, что дало той повод прийти к Калерии Викторовне во всеоружии. Они уже несколько раз встречались на разных презентациях, и отношения, которые не налаживались в школе, вдруг образовались.
— Я к тебе, кисонька, — Лайонелла светилась доброжелательностью. — Здравствуй, милая. Как ты свежо, как красиво выглядишь.
Школьное соперничество прошло, и они могли теперь говорить друг другу комплименты.
Женщины обнялись.
— Да, чтобы не забыть. — Лайонелла разыграла саму невинность. — Как там твой
Калерия резко отпрянула и оттолкнула Лайонеллу:
— Ты о чем?
Скрыть растерянность и испуг ей не удалось.
— Киса, не надо стесняться, — Лайонелла глядела на подругу с искренним сочувствием. — Мы женщины, и каждая имеет право на маленькую тайну. Могу признаться: у меня тоже есть… молоденький мальчик.
Отрицать что-либо Калерия не сочла нужным. Было ясно: Лайонелла все знает. Надо было только выяснить, от кого пошла сплетня.
— Кто накапал? — В голосе и раздражение, и любопытство.
— Киса, если честно, я и пришла затем, чтобы тебя предупредить. — Лайонелла взяла руку Калерии и дружески пожала ее. — Мне все рассказала сама Дуся. Немоляева. Спрашивала совета, как ей быть.
— И что?
— Киса, ты все еще видишь во мне соперницу? Зря. Я твой искренний друг.
— Что ты ей сказала?
— Не догадываешься?
— Не хочешь говорить?
— Почему? Я ее предупредила, чтобы она засунула язык в задницу или проглотила его.
Калория облегченно вздохнула, ослабела и прильнула к груди подруги. Лайонелла погладила ее по голове.
— А ты, Киса, тоже дура. Сделай Дуське подарок. Она знает о вас уже давно и молчит. Это чего-то стоит.
— Что же ей подарить? Разве это удобно?
— Если на то пошло, неудобно заваливать на себя чужих мужей. Дарить удобно всегда. Придумай что-нибудь. Перстенек, колечко… Только не дешевку.
— Ты считаешь, она примет?
— Киса, она не дура и прекрасно понимает, что Алексея с их двора ты не уведешь. А ее терпение заслуживает компенсации. Да, Киса, у тебя есть машина?
Переход к новой теме был столь неожиданым, что Калерия поначалу растерялась.
— Какая машина?
— Конечно, не стиральная. Когда спрашивают о машине, имеют в виду автомобиль. Собственный.
— Не-ет, — протянула Калерия растерянно. Она не понимала, какая существует связь между вопросом о машине и тем, о чем они только что беседовали, — своей у меня нет.
— Тогда я помогу тебе ее заиметь. Главным образом потому и приехала.
— Достать? — Калерия Викторовна смотрела на подругу с изумлением. — Были бы деньги, я давно купила.
— Деньги, кисонька, не потребуются. Открывается новая фирма. В порядке рекламы они отдадут клиентам несколько машин. Но сама пойми, не давать же их первым встречным. Верно?
— Я чего-то не понимаю. Давай лучше присядем. Я прикажу подать чаю. Или ты будешь пить кофе?
— Можно чай.
Они уселись на диван. Лайонелла откинулась на спинку стула; положила ногу на ногу. Калерия взяла с телефонного столика серебряный колокольчик. Позвонила.
Дверь приоткрылась, и в комнату вошла домработница.
— Машенька, нам чаю.
— Сейчас, мадам.
Лайонелла скрыла улыбку. Ей было приятно видеть, как на глазах в обществе менялись отношения. Только тогда, когда все осознают, что они не товарищи, что мир по справедливости разделен на тех, кто обладает богатством и повелевает, и тех, кто прислуживает людям состоятельным, в стране возникнет порядок.