Ксенофобы и подкалыватели
Шрифт:
– Я и сам их неоднократно получаю, – признался господин Псевдоквазер.
Аудитория разразилась одобрительным смехом.
– Тогда позвольте последний, третий вопрос, – не отставал прилипчивый, как слизь кожных желёз кругорота, Ольгерт. – Бог троицу любит, и я бы хотел узнать, какого цвета краски используете в написании картины Мироздания лично вы?
Муамар Хаддафович с достоинством облизнул пересохшие губы и благожелательно разъяснил:
– Обычно я пользуюсь светлыми красками и вообще предпочитаю белый цвет… Надеюсь, вы удовлетворены?
– Ага! – кратко, не по форме, ответствовал Ольгерт и, видимо, в самом деле крепко удовлетворённый, шумно опустился на место.
– Ну что ж – я тоже! – радостно облизнувшись, резюмировал господин Псевдоквазер. – Благодарю за внимание. До следующих встреч!
Муамар
В ту же секунду учебный класс буквально сотрясся от гомерически-сардонического хохота. Что греха таить, иногда бравые Исполнители и впрямь мало чем отличались от злобных негуманоидов и химер. Вот и сегодня Ольгерт Васильев расстарался-таки, расшибся просто в лепёшку, вообще совершил невозможное: спина исчезнувшего в «кротовой норе» служебного входа Муамара Хаддафовича Псевдоквазера была выкрашена, пожалуй, самым светлым из имеющихся на палитре Вселенной колером, а именно белой и притом абсолютно неразбавленной краской.
* * *
В тренажёрном зале плавали крепкие запахи пота, смешанные со специфическими ароматами термогенных растирок, и над всем этим запаховым кошмаром почему-то витал тонкий фрагранс нежных женских духов с выделяющейся нотой сандалового дерева, хотя в эту святая святых отряда «Тридцать три» представительницы слабого пола заглядывали чрезвычайно редко. По правде говоря, они не заглядывали сюда вовсе, потому что даже в качестве уборщиков тут подвизались исключительно мужчины – кое-как, а то и просто никак не законспирированные стукачи из ОБА (Отдела Благонадежности Аппарата), ОВНУР (Отдела Внутренних Расследований), ОС (Охранной Службы) и ОО (Отдела Опрессии).
Примерно половина площади стен зала была отдана под огромные, начинающиеся прямо от уровня пола зеркала, другую половину украшали стандартные схемы и плакаты, иллюстрирующие десятки силовых упражнений из обширнейшего арсенала бодибилдинга и сотни, если не тысячи их модификаций. В правом нижнем углу каждого плаката помещалась подробнейшая инструкция к выполнению упражнения и спецификация мышечных групп, отдельных мышц и их локальных частей, преимущественно нагружаемых при выполнении данного упражнения. Вперемешку с инструкциями висели огромные красочные постеры знаменитого вдохновителя бодибилдеров, основателя и поныне существующего журнала «Тренировка мускулов» Дэна Лури. Патриарх Дэн по странной игре природы как две капли воды был похож на директора Департамента Безопасности: казалось, ворчливый и погрузневший с годами Гарольд Борисович Смершев пристально и заинтересованно наблюдает со стен за железными играми своих крупногабаритных воробышков: не сачкуют ли, не катятся ли на одном коньке, не имитируют ли запредельные усилия?
Неизвестно, помогало ли мнимое присутствие Шефа не терять кураж, но Исполнители качались без дураков, что называется, по-синему. Железная игра не любит присутствия посторонних, не терпит расхолаживающих и сбивающих с ритма разговоров и наличия прочих отвлекающих факторов вроде идиотских радио– и телепостановок из непрерывно извергающих пошлости, словно сказочный горшочек подгорелую манную кашу, радиоприёмников и пресловутых «фонарей для идиотов» с их в прямом и переносном смысле слова «голубыми» экранами. Тем не менее, радио было включено и настроено на одну из многих станций, двадцать четыре часа в сутки транслирующих джазовые записи. Никто из Исполнителей на дух не переносил это снобистско-элитарное псевдомузыкальное дерьмо, но для создания не мешающего занятиям размытого, туманного фона амёбно-аморфная синкопическая джазовая дребедень с грехом пополам годилась. Если не считать льющейся из динамиков заунывной импровизации тенор-саксофона, лёгкого скрипа блоковых устройств, металлического шелеста тренажёрных «кирпичей» на направляющих и вдумчиво-сосредоточенного шумного дыхания тренирующихся, в зале было едва ли не тише, чем в учебном классе во время теоретических занятий. И всё же в перерывах между изнурительными подходами Исполнители успевали переброситься парой-тройкой словечек, слегка подшутить друг над другом и даже обменяться конфиденциальной и неконфиденциальной информацией, так что в этом смысле тренажёрный зал мог успешно соперничать со знаменитой столовой Департамента Безопасности.
Каждый Исполнитель занимался по собственной программе, учитывающей не только индивидуальные морфологические особенности тренирующегося, но и его личные наклонности, привычки и пристрастия.
Ольгерт Васильев по кличке Гуттаперчевая Душа всерьёз и надолго залёг в станок для жима лежа руками. Он гонял «склёпанную» из бездислокационной стали практически неизнашивающуюся штангу плавно, ласково и нежно, словно она была изготовлена из найденного на технической помойке сырого, незакалённого железа. В этом, любимейшем им упражнении, он слыл неутомимым (и неутолимым) чемпионом.
Мика Флысник был новичком только в спецотряде «Тридцать три», но не в атлетическом зале. Сейчас он намертво прикипел к перекладине, к «драшку» (так называл турник имевший польские корни Вольдемар Хабловски), выполняя усложнённые поясом отягощений подтягивания широким хватом, – не давал атрофироваться своим и без того крылато-чудовищным широчайшим мышцам спины.
Виталий Пуздра по кличке Тиранозавр Рекс или просто Ти-Рекс истязал брюшной пресс. Зацепившись ступнями за горизонтальную скобу и прижимая к затылку парочку блинов, он усердно закачивал прямую мышцу живота, избрав для этой благородной цели элементарнейшее упражнение «sit-up», компенсируя его элементарность дополнительным отягощением и тяжёлой работой до отказа. Ти-Рекс относился к себе так же жестоко, как и к другим, и плевал на давно уже подаваемые в этом затянувшемся подходе жалобы вконец замордованного организма. Как и прочие члены отряда «Тридцать три», он отлично знал, что добиться заметных результатов в марафонской работе на рельеф можно только беспощадным отношением к собственной персоне.
В помещении находился один человек, не числившийся в группе «Тридцать три» и вообще не принадлежавший славному братству эгоцентричных Исполнителей, каждый из которых испокон веков соперничал с другими за право носить почётный титул наиболее, если так можно выразиться, «гуляющего сам по себе». Для этого неординарного человека было сделано исключение, распространявшееся не только на данную тренировку: он имел постоянный допуск к Исполнителям и бессрочный пропуск в тяжёлоатлетический и прочие спортивные залы для совместных тренировок с Гончими Псами. Разумеется, этим человеком, а скорее, человечищем был знаменитый Вольдемар Хабловски, удостоившийся привилегии свободно общаться с бравыми ребятами из элитного спецотряда. Надо прямо сказать, что таковое общение вряд ли могло почитаться за непомерную роскошь, однако и сам Юл (одно из прозвищ Вольдемара) был не меньшим засранцем, чем каждый из не лыком шитых и не лаптем щи хлебающих весьма говнистых ксенофобарей. Этим мерзопакостным словечком окрестил членов группы Ольгерт Васильев, и в тесном кругу они уже давно величали себя ксенофобарями, не решаясь, однако, использовать в не лишённом оригинальности названии прописную букву по аналогии с термином Исполнитель. Вообще-то на мысль нестандартно «обозвать» (выражение Шефа) Исполнителей отряда «Тридцать три» натолкнул Васильева большой выдумщик Вольдемар Хабловски, но само словечко выдумал именно Ольгерт и потому по праву считал себя законным автором и держателем виртуального филологического патента.
Вольдемар, этот громоздкий человек-шкаф, отжимался на параллельных брусьях, прикрепив к поясу несколько блинов от штанги. Он называл такие отжимания «помпками» и, несмотря на лишний вес, слыл одним из лучших в «качании насоса». Даже максимально раздвинутые брусья были ему узковаты, но это не смущало Вольдемара: его не могли вывести из себя и многие другие, гораздо более существенные жизненные неудобства.
Второй конёк Хабловски выглядел сколь неожиданно, столь и старомодно: в железной игре Вольдемар не только не гнушался гирями, но даже отдавал им известное предпочтение, чего, кстати, не могли принять и понять имевшие доступ к наилучшему спортивному оборудованию Исполнители.