Ксеркс
Шрифт:
– О, отец наш Зевс! — воскликнул, не веря своим глазам, полководец коринфян. — Леонид, ты сошёл с ума?
– Всему своё время, — невозмутимо ответил спартанец, продолжая завтрак.
– Время?! — вскричал Эвбол. — Нужно лететь на крыльях, чтобы нас не изрубили!
– Тогда лети.
– А ты со своими спартанцами?
– Мы остаёмся.
– Остаётесь? Горстка против миллионного войска? Я не ослышался? Что вы можете сделать?
– Умереть.
– Милостивые боги! Бессмертные не одобряют самоубийства. Оно противно сути человека. Что заставляет тебя идти на гибель?
– Честь.
– Честь? Разве не завоевал ты славу, целых два дня удерживая на месте
– Прославлю Спарту.
В утреннем сумраке, скрестив на груди тяжёлые руки, Леонид оглядел оставшихся возле него, а потом произнёс, должно быть, самую долгую речь во всей своей жизни:
– Нам, спартанцам, приказали защищать этот проход. Приказы надлежит выполнять. Остальные пусть уходят, все, кроме фиванцев, которым я не доверяю. Передайте царю Леотихиду, делящему со мной власть над Спартой, пусть позаботится о жене моей Горго и о моём сыне Плейстархе... и не забывает о том, что афинянин Фемистокл любит Элладу и советы его мудры. А ещё пусть выплатит Строфию из Эпидавра триста драхм, которые я задолжал ему за коня. А также...
Ещё один запыхавшийся вестник крикнул царю, что Гидарн уже близко. Царь поднялся, надел на голову шлем и показал копьём:
– Уходите.
Коринфянин готов был схватить Леонида за руку, но царь отмахнулся. Рядом с Леонидом появился трубач, один из трёхсот воинов, пришедших из Лакедемона.
Голос трубы пронзил воздух. Леонид набросил на плечи алый плащ, поправил золотую диадему на шлеме, чтобы выйти в полном порядке. И остался стоять в поражённом паникой стане, а к нему то и дело подходили всё новые и новые рослые, облачённые в доспехи мужи, воины Спарты, сохранявшие спокойствие посреди всеобщего бегства, ждущие приказов своего вождя.
Они застыли строем на месте, в чёрных доспехах, безмолвно наблюдая за отступлением союзных отрядов. Позади них остались фессалийцы — да не будет забыто их имя, — решившие разделить судьбу и славу Леонида. И фиванцы, задержавшиеся по принуждению и надеявшиеся изменить, выкупив честью свои жизни.
Прибежали новые гонцы. Передовых воинов Гидарна уже видели из Алпены. Отступление коринфян, тегейцев и прочих эллинов превратилось в бегство; всего только раз Эвбол и прочие, начальствовавшие вместе с ним, обернулись к безмолвному воину, опиравшемуся на копьё:
– Леонид, ты обезумел!
– Хайре! Прощайте! — таков был единственный ответ.
Эвбол более не ждал и обратился к другой фигуре, позабытой во внезапно начавшейся панике:
– Поспеши, перебежчик, варвары не похвалят тебя, и ты не спартанец. Спасай свою жизнь!
Главкон не шевельнулся и ответил:
– Ты видишь, что я не могу этого сделать.
А потом приблизился к Леониду:
– Я должен остаться.
– Ты тоже сошёл с ума. Но ты ещё молод... — Добрый коринфянин попытался увлечь его за собой.
Сбросив с себя его руку, Главкон обратился к полководцу:
– Примут ли спартанцы афинянина?
Прикрытые шлемом холодные глаза Леонида блеснули; он протянул руку Главкону.
– Примут, — промолвил он. — Значит, тебя оболгали напрасно. Эвбол, не лишай его заслуженной славы.
– Да помилует вас Зевес! — вскричал Эвбол, наконец ударяясь в бегство.
Один из спартанцев подал Главкону панцирь гоплита, тяжёлый щит и копьё. Афинянин встал на указанное ему место в строю. Леонид вышел на правый край своей жидкой фаланги [38] , заняв место сразу и почётное и опасное. Фессалийцы замкнули строй сзади. Щит примыкал к щиту. Шлемы прикрывали глаза. Фаланга ощетинилась копьями. Все были готовы.
38
Фаланга–
Полководец не стал воодушевлять своих соратников словами. Никто не плакал, не взывал к богам, не проклинал расчётливых лакедемонских эфоров, вместо большого войска выставивших против персов жалкие три сотни. Спарта послала своих людей, чтобы они удержали проход. И они пришли сюда, уже зная, что родина может потребовать от них высшей жертвы. Леонид уже всё сказал. Спарта требует. Что ещё говорить?
Что касается Главкона, он не мог представить себе, говоря языком своего народа, «более красивой и нужной смерти». «Не считайте человека счастливым, пока не умер он», — говорил Солон, и какая смерть может оказаться более удачной, чем эта? Эвбол расскажет Афинам и всей Элладе о том, что он остался с Леонидом защищать честь своей родины, когда бежали коринфяне и тегейцы. Из Главкона-предателя он превратится в Главкона-героя. Гермиона, Демарат и все те, кого любил он, будут гордиться им; позор навсегда сотрётся. Да и смогут ли даже сто лет жизни принести ему большую славу, чем гибель в сей день?
– Труби! — приказал Леонид, и трубач вновь надул щёки.
Строй двинулся за стену, в сторону лагеря Ксеркса, на открытое поле возле Асопа. Зачем ждать подхода Гидарна? Они встретятся с царём ариев лицом к лицу; Ксеркс увидит, с какой стойкостью умеют умирать лакедемоняне.
Когда фаланга вышла из тени горы, солнце поднялось над холмами Эвбеи, заиграв ослепительным блеском на волнах бухты, воспламенив светом славы своей и небо и землю. Позади уже раздавались крики. Отряд Гидарна вступил в Алпены. Отступление было невозможно. И узкая полоска людей двинулась вперёд, на беспредельно раскинувшийся стан варваров — на золотые щиты, алые плащи, серебряные наконечники пик, на всё людское море, готовое поглотить её. Лаконцы остановились за пределами полёта стрелы. Строй их сомкнулся ещё теснее. Каждый инстинктивно искал плечом плечо соседа. И здесь, перед всею персидской ратью, внемлющей в безмолвии и удивляющейся, горстка эллинов запела свой гимн, бросая любимую всеми боевую песню Тиртея прямо в лицо царю:
Вперёд, о, сыны отцов, граждан Мужами прославленной Спарты! Щит левой рукой выставляйте, Копьём потрясайте отважно И жизни своей не щадите: Ведь то не в обычаях Спарты.Копьё Леонида указало на трон слоновой кости, вокруг которого во всём блеске и великолепии алых и синих одежд стояла персидская знать:
– Вперёд!
Должно быть, жилы этих трёхсот наполнял бессмертный ихор, а не кровь. Единый вопль исторгался из глоток:
– За царя! За Леонида!
Ответом им стал рёв и грохот: под бой барабанов, стенания труб и атиболов варвары двинулись по узкой полоске земли на три сотни спартанцев и одного афинянина.
Глава 8
– Ну, псы наконец мертвы, хотя умирать они не хотели, — буркнул Ксеркс, невольно ёжась на своём троне: битва подошла неожиданно близко к царю.
– Они мертвы, — подхватил оказавшийся неподалёку Мардоний.