Ксюха
Шрифт:
— С такими формами и горшки за копейки таскать или кирпичи. — Объявили они. — Правильно, кончай эту не лёгкую трудовую деятельность и айда танцевать.
— Я ж ничего такого, танцевального, не умею. — Растерялась я. — К тому же мужики, на таких как я, не смотрят.
— Там и уметь-то нечего, научим. — Заверили они. — А насчёт мужиков? Ты красиво о них думаешь. Они бабу по отдельности не воспринимают. Им всё равно, есть ли у тебя на ногах волосы и родинка на щеке. Для них женщина-это женщина. Вот и всё. Не тушуйся, отведём в клёвое место, где один наш весёлую точку открывает, танцовщицы нужны. От тебя требуется одно — соответственно выглядеть. При этом совершенно не имеет значения, есть ли у тебя что-то в голове или нет. Танцевать научат, смотришься ты в целом — нормально. К тому же, хозяин бабки приличные сулит и крыша имеется.
Вот это известие про крышу, окрылило меня, а шелест вожделенных купюр задвинул мозги мои в дальний уголок. “Ах, была, не была, — прикинула я и рискнула. Как там народная молва гласит: “Кто не рискует, тот и не пьёт шампанское”. К тому же, свои в хозяевах, не чужие”. Это была вторая моя ошибка. Первая, та, что я поверила тем шустрым на язык девицам. Вербовщицы и наводчицы — обычное дело. Позже то я поняла, что там каждый сам за себя и лучшая подруга и даже родственница продаст тебя за зелёненькие, не морщась. Но тогда я поверила, “свои” же, и ринулась зарабатывать. Иначе, зачем в такую даль приехала. И ещё преследуемый после стройки страх, затуманил мои мозги, при другом раскладе я бы не влипла. А тогда пошло-поехало. Яркие огни клуба не отпугнули. Премудростям танца около шеста, обучалась не долго, помогли школьные занятия тогда модной аэробикой. Сложнее привыкнуть было к наготе, но вскоре приспособилась и к этому, поставив цель — заработать. “А мне в высшей степени наплевать! — убаюкивала я себя. — Здесь меня никто не знает. А танцы нагишом — всего лишь способ заработка”. И вроде бы дни потекли… Не фонтан, конечно, но работа есть работа и неплохо оплачиваемая. Мне бы дуре кое над чем задуматься, а я на всё находила оправдание. Но слепым нельзя быть при зрячих глазах. Всё равно когда-то прозреваешь… Первое, что мне не понравилось, это когда у меня под благовидным предлогом изъяли паспорт. Возмущение не возымело действия. Не солоно хлебавши я осталась с тем что имела. Я была вне себя от злости. Поняв, через какое-то время, что меня попросту кинули, я потеряла от изумления не только дар речи, но ещё и способность соображать. Потом в грубой приказной форме заставили полуголую подсаживаться к клиентам. “Что за лабуда?” Концертный номер это одно, зал — совсем другое, я взбунтовалась, превратившись враз в дикобраза, но уйти без документов не могла. Мне ввалили и после наказания тяжёлой, грязной работой, отправили опять танцевать. Девчонки смотрели на меня как на больную: мол, какой смысл трепыхаться. “Попал в вороны, каркай, как оные”. Но это мы ещё посмотрим. Хотя что уж там… Ведь теперь, когда многое прояснилось, чётко вырисовывается, каким я олухом оказалась. К тому же сю-сюканье скоро кончилось. Сказочный период прошёл. Со мной не церемонились. Пелена с моих глаз, наконец-то, спала. Сколько рассказывали по телику, писали газеты и журналы, но выходит люди зря старались. Всё равно попадаются. Просто мразь стала изощрённее и хитрее. Вляпалась по полной. Попалась, это факт, но главное не паниковать. “Ты ж не курица, — говорила я себе, — думай, как уберечься, не сломаться и сбежать”. Теперь я уже присматривалась к тому, что творилось вокруг меня, и видела, что многих девчонок использовали для проституции, а ещё какая-то часть сидели на игле. Предназначенная, видимо, для каких-то совсем уж мерзких дел. Каких? я даже представить боялась. Пирамида. И я пока наверху. Танцую. Дальше кинут под мужиков и потом уже совсем вниз. Переживала жуть. Готова была на всё, лишь бы найти способ отбиться и улизнуть отсюда.
Какое-то время меня не трогали, но потом взялись жёстко. Я, изловчившись, укусила охраннику запястье и меня, избив, кинули в карцер. Оказывается, в том горящем огнями доме, был предусмотрен и он. Там пришлось просидеть неделю без воды и еды. Сижу и думаю: всё, приехали, если не встряхну мозги, пропаду. Надо плясать от того, что в любой критической ситуации главная фигура-это я. Лучше разу прикинуть худший из вариантов. Нахождение в минусах плюсов, это способ выжить. От того, что я упрусь рогами в стену толку ноль. Сломают силой и жестоко. Но опускаться и уступать всем и вся нельзя. Размажут. А ведь у меня есть свои маленькие жизненные удовольствия. Люблю мороженое, кофе по утрам со сливками и без, опять же бокал шампанского на Новый год с мандаринкой и кусочком шоколада. Из-за какой-то сволочи никак не желаю их лишаться. Я встала и заходила по каменному мешку, разминая мышцы. Господи, я совсем приуныла, но потом, взяв в руки, прицыкнула на себя: “Чёрт побери, не всё потеряно! Да, сейчас мне плохо, но я придумаю что-нибудь и вывернусь из этого дерьма. Большинство событий в нашей жизни не являются ни плохими, ни хорошими, а совмещают в себе и то и другое. А понимать это надо так: с какой стороны на всё это дерьмо посмотреть и в какую сторону развернуть. Найду я в этом водовороте положительные стороны — выживу, нет — мне хана”. Что ж получается? Как не крутись, а надо искать золотую середину. Я слабее и сражаться ради чести заведомо проигрышное дело. Мне нужно время, чтоб собравшись с силами дождаться случая, а где его взять? Ведь мне его никто не собирается давать. Но понятно было одно; чем дольше я буду валандаться, тянуть с решением, тем больше у меня появится шансов выйти отсюда в резиновом мешке. А если, капитулировать, попробовать чем-то поскупиться и подлезть к боссу, но для того, чтоб он обратил на меня, по его прикиду ничтожную букашку, внимание его надо заинтересовать. Но чем? У меня ничего нет или есть? И тут до меня дошло. Да у меня есть, то, что надо мужикам и не дёшево стоит, это невинность. Та мразь об этом не знает. Не рискну сама, всё равно возьмут, только тогда растопчут и кинут под ноги. А что это шанс! Надо попробовать! Я поднялась, ноги дрожали. Жутко замёрзнув, похлопала себя руками, чтобы согреться. Всё ещё раз взвесила и прикинула, собрала все силёнки и забарабанила в дверь. Металл лязгнул.
— Что надо? — просунулся в щель охранник.
— Поговорить с боссом.
— Давно бы так, а то строит тут из себя козу.
Меня провели по коридорам в то часть здания, куда нам не было хода. Поставили перед дверью и, испросив разрешения, отвели в приёмную. Но что-то там не сложилось и меня вернули в нашу с девчонками комнату. Боялась лишь одного… Только бы они не добрались до меня, пока я не встречусь с этим козлом, боссом. Больше в тот момент я не о чём не думала и на будущее ничего не прикидывала… Жили мы все под присмотром там же где и выступали — в клубе. Из которого, нас никуда не выпускала охрана. Отработал и топай к себе. Привели, увели. Барачный коммунизм. Говорить ни с кем не могла. Да и боялась. Всё продавалось. Больше ошибок делать не хотелось. Хотя страх как требовалось излить душу. Особой близости ни к кому старалась не испытывать. А может, душа не лежала. Ведь с кем-то сойтись нужно, чтоб тебя к этому человеку тянуло. Правда, была здесь одна девочка, русоволосая, совсем молоденькая, с открытым русским лицом. Все звали её Мари, а я по-нашему Машей. Чего уж тут мудрить-то. Девочка нежная, попалась по-видимому по той же дури, что и я. Было жаль её страшно. К тому же, похоже она по собственной глупости пристрастилась к дури, белому порошку. Никто ещё не знал из соглядатаев по-видимому об этом. Я видела случайно, как охранник, которому она до чёртиков нравилась, отбирал у неё его. А она визжала: “Я не наркоманка! Я вмазываюсь, когда мне плохо!” Но парень не уступая свистящим шёпотом гудел: “Кого ты пытаешься дурить, детка? Я итальянец, с малых лет на улице, я что, торчков не видел?! Твою проблему этой штукой не решишь. Найду, кто тебе её даёт, убью”. Я спряталась и не показала вида, что слышала их и знаю тайну тех двоих.
Итак, я привела себя в более нормальный вид и только собралась лечь, как за мной вновь пришли. На сей раз, уж точно отвели на ковёр к боссу. Я играла без козырей и даже призрачных шансов на победу. Идея: что кому-то нужна девственность, сильно поблекла. И всё же надежда держала во мне жизнь.
Он сидел небрежно в кресле. Одной рукой мял сигарету в пепельнице. Другой рукой, удерживая чашку с кофе на подлокотнике кресла, пытался растопыренными пальцами мне показать место, куда мне предстояло встать. Его явно мучила простуда. А голос звучал гнусаво и то и дело прерывался чиханием. Я смотрела, как он шмыгал носом, и мне было противно. Не от его вида, а от его гнилья какое он из себя представлял. Кабинет состоял из двух комнат, это я поняла чуть позже, когда он, нажав на ручку в мебели, открыл дверь, казавшуюся мне шкафом, и прошёл внутрь. “Похоже спальня”. Так и было, но там стоял и сейф. Это до меня дошло по характерному стуку дверцы и скрипу рукоятки набираемого номера. Но перед этим, он недоверчиво выслушал меня. Я настаивала на своём, он пригласил доктора. Тот посмотрел и дал своё заключение. “Да, девственница”. Кажется, мелькнул просвет, появился шанс выбраться из этого болота. Однако рано радоваться в любую минуту всё может провалиться. Босс, отправив медика, воодушевился. Забегал по кабинету, прикидывая какие барыши за меня можно содрать. А я, не теряя времени, даром рассматривала кабинет. Окно зарешечено, этот путь отрезан. Глаза поискали что-нибудь тяжёлое. На столе покачивал своей раскосой головой Будда. Отлично. Фигурка не маленькая. Залепить, мало не покажется. На моё счастье помощник принёс чей-то паспорт и босс потащил его в потайную комнату. “Значит, ещё одна дурочка попалась, а документы, похоже, в сейфе. Сейф в спальне. Спальня в кабинете. Яйцо Кощея. Жаль, что ту сказку я не любила. Кто ж знал, что нас накроет такая жизнь. Остаётся за малым, придумать, как всё сбить в одно и осуществить. Справлюсь ли я? Справлюсь, и самым замечательным образом. Куда деваться пойду на пролом, главное, чтоб не было страха”. По возвращению босс меня ещё раз критически осмотрел. Почмокал сам себе толстыми губами за столом, бултыхая тощие пальцы в кофе. Потом направился ко мне. Разделявшее нас расстояние быстро сокращалось. Я непроизвольно сделала шаг назад. Он остановился передо мной, сверля откровенно непонимающим взглядом. Покачался с носки на пятку и наоборот и вернулся за стол. На этом наш разговор закончился, и я вышла. После посещения шефа, меня стали прилично кормить. Не дёргать. В таком затишье прошло две недели. Я поняла причину необычно нежного внимания к своей персоне, что тут собственно не понятного-то, ясно: ищут клиента. Когда после концертного номера мне велено было принять душ и нарядиться в подаренные шмотки, поняла — нашли. Я не представляла себе, как это будет и каким таким способом, доберусь до его кабинета и вожделенного сейфа, скорее всего, надеялась на случай и судьбу. Вступила на корабль надо плыть. Там, что Бог даст. При разговоре с боссом я поставила условие, что буду паинькой при одном… Подонок этот напрягся, но услышав, что клиент должен быть в маске, а ещё молчать — рассмеялся и обещал выполнить. Я действительно не хотела видеть лицо человека, которому достанется эта ночь, и голос его тоже слышать не желала. Мне так было легче. Человек маска. Я обезопасила себя, старалась не напрягаться, представляя какой он будет: толстый, худой, высокий или маленький. Маска и всё. С маской нет шансов на соблазн поквитаться. А так хотелось когда-то, как в романах. Безумную любовь, непременно свадьбу, белое платье и романтическую ночь. “Господи, какие же мы дуры!” Так любила, уединившись читать книги, которые учили летать, обещали счастье и рассвет. И вот всё летит в тартарары. Оказалось, что весь секрет сказки в том, чтоб не пропустить свой рассвет. Хотя может это и хорошо, что не было ещё в жизни любви и разлуки, а то было бы ещё больнее.
Она подняла голову, долго смотрела на пробивающиеся сквозь золото деревьев солнечные лучи. Потом достала салфетку промокнула мокрые щёки и продолжила:
Конечно осознание того, что я своими руками пустила все мечты по ветру, висело гнётом на душе. Но с тем же, я понимала и другое: теперь уже всё равно, лишь бы выбраться живой и по возможности здоровой. Я видела, как выносят в чёрных мешках, задним ходом, невесомые тела. И всё это наши дуры. Упаси Бог, такой участи. Хотя белое мне по сценарию этой сделки, должно быть, всё же приготовили. Иначе для чего всё это шоу.
Так и есть. Я перекладывала: белые с резинками чулки, белое красивое бельё, кружевной не из копеечных пеньюар и криво улыбалась. Меня отвели в номер и оставили. На столике, что бросился в глаза, горели в витом канделябре свечи, стояли бокалы, бутылка вина и фрукты. Я осмотрелась. Комната была пуста. Только широкая кровать и кресло у дальней стены составляли её интерьер, да ещё пушистый ковёр на полу в коем утопали мои ноги. От свечей на стене играли тени. Я поймала свою тень и отвела глаза. У каждого есть прошлое, тень. Видеть её можно только, поворачиваясь спиной к свету. Так устроен мир. И прекратить ту пытку тенью можно только при одном условии — повернувшись лицом к свету. Именно свет выбивает у тени почву под ногами лишая власти. Кажется всё так понятно, но продолжаем вопреки здравому смыслу стоять спиной к свету. Я никому никогда не рассказывала, то была только моя боль, хотя с точки зрения психологов, это в корне не верно, но какая уж я есть, другой не буду. И потом мне держать в себе ту злую тайну было легче, чем говорить о ней, стало быть, так правильно. Дело в том, что сторониться мужчин у меня была причина. Я не просто так держалась от ребят всегда подальше. Отец, уехав на заработки, не вернулся, найдя себе другую женщину. Погоревав, мать устроила свою жизнь с другим мужчиной. Мне было лет восемь. Он был моложе мамы. Без проблем мы прожили года три. Всё началось в те дни, когда мать отправили из села в город на курсы месяца на три, и я осталась с ним одна. Вот тут-то я узнала почём фунт лиха. Физически насиловать, он меня видимо побоялся, но стал принуждать к другому. Весьма для меня мерзкому, заставляя облизывать его добро. Я вырывалась и ревела, а потом, сообразив, что он не отстанет и не пожалеет, после школы не вернулась домой, оставшись ночевать у бабушки. Он приходил и пугая разными страшилками угрожал, но то было лишнее. Я и так никому ничего не сказала. Не видела смысла. Пожалуйся я бабушке, та скажет матери, мать не поверит и даже, если поверит, не бросит его, потому что любит и он ей нужен. И останусь я при своей правде и позоре. Народ к тому же наш без тормозов, будут правильные и не очень граждане меня упрекать, судачить и дразнить. Мне оно не надо. А так, ушла и вроде как забыла. Душу ни перед кем раскрывать не собиралась, размякнешь, а в неё и плюнут. По правде сказать, поговорить об этом с кем-нибудь хотелось, хотя бы с бабушкой, но стыдилась. Так и держала в себе. Но так это мне не прошло. Мучили сны. Они мучили меня почти каждую ночь. Это были кошмары. Боже, как я ненавидела этот ухмыляющийся рот, похотливые жадные руки, грубые прикосновения к груди и телу. Грудь он грубо мял, причиняя невыносимую боль, а по телу шарил, застревая то там, то сям… В момент, когда он подводил моё лицо к своему добру, я просыпалась от ужасного крика. Безумно кричала. Ужас! Каждый раз, просыпаясь, после такого сна, я была мокрая от пота и дрожала от омерзения. Как я боялась и ненавидела его! Прожила у бабки до окончания школы, а потом уехала поступать и больше не возвращалась. Вскоре тот мужик нашёл ещё одну молоденькую дуру с дочкой, а моя мать, забрав бабушку к себе, поставила крест на своей личной жизни. С тех пор я боялась мужиков, считая, что от них может идти только неприятное и постыдное. Вот и сейчас представить себе не могла, что буду делать, заставь он меня повторить с ним то же, что и отчим. Да и всё остальное радости мало сулило. От воспоминаний пробежала мелкой изморозью по телу дрожь. Я всё ещё стояла посреди комнаты. Стараясь не настраивать себя с разгона на плохое, и пытаясь не смотреть на кровать, я подошла к зарешечённому окну. “Чем не каземат. — С горькой иронией подумала я. — Дурная голова куда только не заведёт. Но какой толк рвать на себе волосы и биться об стену. Надо искать дорогу на волю. Правда, пока не знаю как попасть в тот кабинет”. На ярко освещённой улице кипела ночная жизнь. Тоска опять взяла меня в свой оборот и душа вновь застонала. “Господи, что мне не жилось дома. Крутилась бы понемногу. Нет, захотелось иметь всё и сразу. Вот и заимела. Главное не стонать и не охать, — одёрнула я, опомнившись себя, — надо, чтоб он захотел меня и завтра, и послезавтра”. Думая о своём, я пропустила момент, как он вошёл. А почувствовав горячее дыхание на почти не защищённом тонким кружевом плече, вздрогнула. Но оборачиваться не спешила. Мужские губы коснулись кожи, потом рука, убрав волосы и подняв их, освободила для их дальнейшего действия мою шею. Губы захватили родинку и долго игрались с ней. Потом его щека, затянутая в ткань, скользнула по моей, и я поняла, что на нём атласная маска. “Уже легче. Значит, тот червяк, мой босс, сдержал слово”. Мои глаза были закрыты, но потому, как действовал мужчина, я поняла, что он высокого роста и совсем не толстый. Движения его были осторожны и нежны. “Может, обойдётся, и я достанусь не свинье, а происходящее не будет так гадко”. Так уж получилось, в моей жизни не случилось ни мужской дружбы, ни романтических отношений. Не зацепило. Если мужские руки прикасались ко мне, то непременно с какой-нибудь гадостью. Толкнуть, дать тумака, ущипнуть. Моя защитная система, сколько себя я помню, после мерзкого случая с отчимом, всегда была готова к бою. А сейчас я подрастерялась, конечно. С усилием, уговаривая, себя открыть глаза, я их в конечном счёте расплющила. И это произошло, именно в тот момент, когда он повернул меня к себе. Передо мной стоял, высокий, похоже, молодой, совсем не хилый мужчина. Его лицо до губ скрывала маска. Над маской ёжиком щетинилась короткая стрижка. Я облегчённо вздохнула. “Уже легче. Не старый пень”. Он почувствовал мой этот вздох и улыбнулся. Я тоже поняла эту его улыбку и меня залила краска стыда. Но его такая сентиментальность, похоже, нисколько не смутила и даже наоборот — возбудила. Сбросив с себя пиджак, он провёл ребром ладони по моему хребту, а потом прогладил от шеи и до самого кобчика. По моему телу, словно кто-то сначала рассыпал лёд, а потом раскалённые угли. Я задышала, как паровоз. Пугаясь себя. “Какого чёрта он со мной делает, неужели нельзя проделать ту процедуру, как-то попроще”. Его руки, поднырнув под мои подмышки, сбросили халатик и прошлись огнём по груди. Я вытаращила глаза и принялась хватать ртом воздух. Чтоб не захлебнулась видно, он припал к нему губами. “Надо было выторговать у той гниды ещё и такой вариант. Чтоб без поцелуев. Жаль, не догадалась. Но теперь деваться некуда придётся терпеть”. Через какое-то время, я поняла, что это терпение не было таким уж неприятным. Но когда его губы понеслись по телу, я немного напугалась. “А вдруг сексуальный маньяк?” Почувствовав моё напряжение, он отпустил вожжи и перешёл на тихие ласки, давая мне возможность успокоиться. А потом мы опять безумно целовались. Я говорю мы. Потому что я тоже. Мне вдруг захотелось представить, что это действительно моя первая брачная ночь и рядом со мной именно мой суженый. И я, сойдя с ума, отправилась в романтическое плавание, придуманную себе на ходу сказку. Очнулась я от боли. Произошло то, что и должно было произойти — дефлорация. Я стала взрослой женщиной. Стонала, но в его губы. Он, целуя бесконечным поцелуем, держал всё под контролем. Я почувствовала свои руки у него на спине и опять смутилась. Попыталась убрать, но он вернул их обратно. Тогда я осмелела и погладила по спине. Пальцы нащупали рубец. “Похоже ранение. А вдруг, это какой-нибудь мафиози и вся эта нежность только игра”. От этой мысли меня с розовых облаков, куда я по собственной инициативе забралась, сорвало и плюхнуло в реальность. После новых фантазий затрусило. Он расценил это по — своему. Прижимая меня к себе и грея в огне своего тела, мужчина старался быть нежным. Я опять растаяла. Ночь прошла в безумстве. Но того чего я боялась, не было. Пили вино, заедая фруктами уже на рассвете. Всё восхитительно Жизнь продолжается! Потом я всё же плакала, выплеснулся коктейль из нервов и вина, а он собирал эти слезинки. Мне страшно как хотелось, чтоб он завернул меня вот в эту самую, со следами девственности, простыню и забрал с собой. Но реальность жестока и в ней он ушёл, а я осталась. Опомнившись, быстро натянула на себя всё, в чём пришла сюда и выглянула в коридор. Охранник спал. Первым было желание бежать, но я переборола себя и пошла в свою комнату, где жили кроме меня ещё трое. “Я должна расположить к себе этих мерзавцев вызвав у них доверие. И какой толк без документов. Выловят и уничтожат. Весь смысл моего замысла состоял в том, чтоб дать поверить и почувствовать им себя умными, гораздо умнее меня. Поверив в это, они никогда не заподозрят, что я им готовлю сюрприз. Так устроен человек. Ему совсем не нравится чувствовать себя глупее другого”. У охранника, что сторожил двери, выпрыгнули глаза, но он промолчал. “Ох, получит проспавший!” — позлорадствовала я. И натянув майку с бриджами на себя, моментально уснула. Причём абсолютно счастливая. А думала, после такого, век мне бессонница обеспечена.
Мне дали выспаться. Но, вечером, после того, как отработала свой номер, повели не в комнату, а опять в тот же “новобрачный”, как я его окрестила номер. Сердце бешено забилось. Вырастал вопрос, а что, если это не он и меня просто пустили по клиентам? Шла и желала одного, заорать во всю мочь или биться об стену головой до тех пор, пока не отключусь или не полегчает. За моей спиной захлопнулась дверь, а я прилипла, враз сделавшейся потной спиной, к ней. Во все глаза рассматривая мужчину стоявшего ко мне спиной у окна на том самом месте, что стояла вчера я. “Толи он, то ли нет?” — ломала я голову. Сегодня мной же придуманная маска, играла против меня. Его мощную спину обтягивала только тонкая рубашка. Пиджак небрежно был перекинут через кресло. Этот тоже вроде высок. Похоже он. А может и нет… У меня оставался один ориентир — это рубец. А его можно было проверить только по голой спине. Есть рубец или нет, — подскажет ладонь. Что делать, если его там не окажется, я не знала. Скорее всего, устрою истерику и бойню. Если конец, то с музыкой, — злорадно подумала я. Помучившись, рискнула. Подошла и, засунув руку под рубашку, провела вспотевшей от страха ладонью. Всё точно, он! Бог мой, как я обрадовалась! Кажется, я на радостях даже хрюкнула, сдерживая смешок. Мужчина поняв, что опознание закончилось, повернулся и виновато улыбнувшись, положил свою руку на моё плечо. Мне сделалось невыносимо стыдно. Я потёрлась щекой о неё. Что-то острое царапнуло ухо. Мой испуганный взгляд упал на его руку. На пальце сверкнуло массивное кольцо. Он опять извиняюще улыбнулся и попробовал притянуть меня к себе. Мне показалось это ужас как приятным. В этом было море нежности и силы. Нежность нужна всем всегда и чем больше тем лучше. Её мало никогда не бывает. Я не только не могла сопротивляться, а и не хотела этого делать. Мне было хорошо, но тянуло другое…, я вывернулась и пошла в ванную, чтоб смыть грим. Он, не поняв моего демарша, последовал за мной. Позже, разобравшись, вернулся и раскупорил бутылку вина разлив по бокалам, ждал. Я куталась в короткий шёлковый халатик и страшно стеснялась своей ногаты. У шеста это одно, то работа, я никогда не смотрела в зал и не обращала внимания на свой вид. А с мужчиной, то совсем другое. К тому же меня притащили в концертном костюме и гриме и из-за этого, я чувствовала себя сейчас купленной проституткой. Вероятно поняв это, он сдёрнул из-под халата эти блестящие полоски и, кинув на кресло, посадил меня к себе на колени. Я скукожилась, а он, обнимая и нежно целуя, вложил в мою руку бокал. “Какое вкусное вино!” Внутри меня что-то ёкнуло… “Как жаль, что я не принадлежу себе и не могу распоряжаться своей жизнь”. Так продолжалось неделю. Я с ужасом начинала понимать, что я, ринувшись в водопад и даже без спасательного жилета, влюбилась. Слишком всё стремительно и по-настоящему. “Только этого не хватало! Первое чувство и так… и в таком месте… не известно к кому”. Он топил меня в нежности и ласках, не касаясь мерзкой для меня темы. Я почти привыкла к той сказке. Уже догадываясь, что то самое, чего я боялась, должна решить делать или нет, я сама, почти успокоилась. Понимая, что так долго продолжаться не может, со страхом ждала этого самого конца. Неделя. Именно столько он меня покупал. Мне хотелось, чтоб это не кончалось. Ведь мир, не смотря на это болото, вдруг стал объёмным, наполнившись враз яркими красками. Я чувствовала себя обладательницей невероятного счастья. Не хотелось думать, что могу всё это потерять. Да! Да! Да! Чувство свалилось на меня неожиданно. Застало врасплох, как гром среди ясного неба. Я всегда владеющая собой потеряла голову из-за этого мужчины… и забыла, где нахожусь и зачем всё это затеяла.
Она передохнула и заговорила опять:
Всё случилось раньше чем я ожидала. В тот вечер меня повели не в тот, как я окрестила его “наш” номер, а к боссу в кабинет. Что-то явно не так, обеспокоенно подумала я тогда. Привели и оставили. Тревога родилась не напрасно. Обойдя меня босс запер дверь. Обстановка накалялась. Я с тоской глянула в зарешечённое окно. Внизу под нами кипела ночная жизнь. По тому, как босс сладко ухмылялся и, отпустив охрану запер дверь, я поняла, чем закончится для меня этот визит. Объясняться с этим животным бесполезно. Я едва не задохнулась от гнева. Мурашки пробежали по спине, но я впилась ногтями себе в бедро и не сломалась. Подыгрывая ему и строя из себя киску, потребовала позолотить ручку колечком. Я надеялась, что он полезет в сейф, но змей достал его из ящика стола. Мне ничего не оставалось, как продолжить игру дальше. Я удачно изобразила “не понравилось”, он велел раздеваться. Я изобразила из себя покорную овечку. Это привело его в умиление. Он таял, а я играла. Он не выпуская бокал с виски, и развлекая меня разговором, потопал к сейфу. Пришлось раздеться до нижнего белья. На принятие решения понадобилась секунда, но именно она оказалась решающей. Он приказал своему холую, чтоб нам не мешали, значит у меня море времени. Я, не теряя самообладания и захватив увесистую статуэтку будды, прошла следом. Он говорил и говорил, а я хотела, чтобы поскорее всё кончилось. Мои колени в эти минуты сводило судорогой. Ладони похолодели. В горле першило, наверняка осип голос. Но на губах застыла дежурная улыбка. Я знала точно, надо улыбаться. Он стоял у открытого сейфа ко мне в полуоборота. Его полные губы кривились в благодушной улыбке. Сколько ещё ждать? Сколько? Мне показалось, что силы мои уже на исходе. К тому же страх перекрывал дыхалку. Но я встряхнула себя, мысленно надавав по щекам. Закон природы — против всякого страха есть ещё больший страх. Я знала, что именно сейчас решается моя судьба… До моей свободы оставалось несколько шагов. Счёт шёл на доли секунды. И я, проклиная всё на свете и моля Бога о помощи, их сделала. Подошла не туша улыбки, обняла и, выведя из-за спины руку со спрятанным под шарфом Буддой, шваркнула, что было силы, ему по башке. Ба-бах! Голова треснула как арбуз. Благодушие на лице поверженного противника исчезло. Осталось, пожалуй, только безграничное удивление. Это была его последняя эмоция в жизни. Вот тебе! Вот тебе!… Меня не остановить, я треснула раз, другой… Потом ещё разочек и ещё. Получи гад! Атака была стремительной, неожиданной, сильной и успешной. Дело сделано! Не всё коту масленица! У меня началась истерика. Меня колотило, как в лихорадке. Стучали зубы. А я била и била эту мразь. Я оказалась молодцом, но хвалить себя за находчивость и смелость мне было недосуг. Точнее, я просто не подумала об этом. Я думала о том, что эффект от такой войны превзошёл все ожидания. Лицо напоминало, должно быть, месиво, но я, чтоб не тошнило, старалась не смотреть. В тот момент я не хотела ломать свою голову над вопросом:- Есть ли грань между добром и злом и является ли противным человеческой сущности то, что я сейчас сделала. Я радовалась, что его убила. “Будда, непременно должен быть доволен, с его помощью совершено богоугодное дело”. — Плавало в моей взбунтовавшейся голове. Во мне всё дрожало, но я была довольна: “Ну вот, оказывается стоило наскрести мужества и выход найден!” Опомнившись и успокоившись, я шагнула в ванную, дверь в которую полуоткрытой нашла в спальне. Тщательно, не оставляя следов вымыла статуэтку. Скупнулась от крови сама. Вытерлась, оделась и опять шагнула в кабинет. Огляделась, червяк тот лежал бездыханный. Я удовлетворённо улыбнулась, руки, выхватив сумку босса, валявшуюся на кровати, сгребли туда пачки денег, золотые украшения, карточки, нашли документы. Не зря говорят: глаза страшатся, а руки делают. Вот они правильно всё и делали. Она не мучилась угрызениями совести, ей было абсолютно не жалко эту жабу. Он заслужил свою смерть. Она встряхнула головой. Та могла нормально соображать, а я спокойно рассуждать. У него было немало врагов. Мотив пока установят, рак на горе свиснет… Ишь, гад, пёс шелудивый, на бабьих слезах нажил себе состояние. Ого, пистолет! Беру, пусть будет, стрелять в школе учили. Дорогу на волю себе пусть даже такой ценой, а проложу. Но лучше бы без шума. Свой паспорт, я сразу же вместе с лежащими там кредитными карточками кинула в сумку, а остальные высыпала в шляпу. Я забыла сказать, что на мне по концертному номеру был белый мужской костюм и шляпа. В моём шкафу висел такой же, только чёрный. Про него все забыли. Этот фокус я придумала, намечая для себя побег. Под предлогом, что выступать придётся то в белом, то в чёрном — пошили два. Но я использовала только один — белый. Охрана к моему виду привыкла. Поэтому я надеялась, что когда натяну на себя чёрный прикид, на меня не обратят внимания и я спокойно себе уйду. Сосчитав до трёх, я глубоко вздохнула, чтоб успокоиться, вытянув из кармана босса ключи, отперла дверь и выглянула в коридор. Пусто. Охрана развлекалась, пока босс отдыхал. Шансы хорошие. Ура! Выскользнув и заперев кабинет, положила ключи в карман. Затем спустилась к себе в комнату, моля Пресвятую деву, чтоб она была пуста или все спали. На моё счастье, охранником в нашем аппендиксе сидел парень Машки, он дремал, привалившись спиной к стене, девчонки тоже отдыхали, в работе была соседняя комната. Не зная, что делать с документами девчат, выложила их на стол. “Пусть разбираются. Кому надо и повезёт, выход найдут. Разбудишь и кинешься помогать, ещё и заложат, подняв шум. Нет, уж хватит ошибок, каждый за себя. Правда, каюсь, не выдержала, забрала один паспорт — Машкин”. Окрылённая успехом, я переоделась, подхватила сумку и пошла на выход. Охранник, в своей дремоте, свалился на тумбочку. Я аккуратно подсунула под его голову Машкин паспорт и выскользнула за дверь. “Если любит и не дурак, спасёт девчонку”. Прошла по коридору ведущему в зал… В зале ещё было людно, а у шеста так и есть, работала вторая группа девчат. Шла — не жива не мертва. Но меня не узнали. Я со страшным усилием сдерживала себя, чтоб не побежать и степенно пройти весь путь до выхода. Но, попав на улицу и хлебнув воли, не сдержалась, увидев, как мужик садится в машину рванула следом, чем привела его таким нахальством в неописуемое удивление.
Она опять прервала рассказ и посмотрела на собеседницу. Мол, интересно ей это или нет. Ей было интересно. Она продолжила:
Очутившись на заднем сидении роскошного салона, я не в силах сдерживать радость и оживление распирающие меня, сняла шляпу и распушила волосы. Всё, завтра меня больше не ждёт тоскливый денёк. Я свободна и богата. Обернувшись хозяин машины собирающийся вызвать полицию враз успокоился. В салоне зажёгся свет, а он развернувшийся ко мне спросил по-итальянски.