Кто есть кто
Шрифт:
– В моей квартире, Вишневая улица, дом 22а, квартира 16, вы найдете повсюду мои отпечатки пальцев, мои вещи, мои документы. – Вера продолжала сидеть прямо на полу. – И в ордере написано, что я Кисина!!! И в домовой книге ЖЭКа! Меня паспортистка знает!
Кулешов достал из кармана мобильный телефон, всем своим видом давая понять, что готов потакать капризам больного человека, и, набрав номер, коротко распорядился:
– Это уголовный розыск? Алексеев? Возьми ребят и посети квартиру 16, Вишневая улица, дом 22а. Да, выясни кто там прописан и прочее… Жду. – Положив трубку, он сочувственно посмотрел на Веру и ненадолго сменил тактику допроса. – Давайте все-таки вернемся к финансовым документам. Расскажите мне о вашей роли в данном мероприятии. – Следователь разложил на столе банковские распечатки, которые пестрели фамилией Удогова.
Вера даже не взглянула на эти бесконечные столбцы цифр, которые для нее все равно были китайской грамотой.
– Разрешите мне позвонить по вашему телефону, – попросила она.
Кулешов улыбнулся:
– Не могу. Не имею права, гражданка Удогова. На стадии расследования телефонные разговоры обвиняемых допускаются лишь в исключительных случаях по особому разрешению.
– Ну вы разве не видите, что у меня как раз исключительный?
Кулешов покачал головой:
– Пока я вижу только то, что вы утверждаете какие-то фантастические вещи, гражданка Удогова.
– Я не Удогова, – устало повторила Вера.
– Чем вы это можете доказать?
– У меня есть сын, – не унималась Вера.
– И где он?
– Он пропал!
– Давно? – Следователь и не пытался скрыть своего недоверия.
Она вскочила и больно ударилась головой о стенку, потом сорвала со стены глянцевый календарь, с которого широко и призывно улыбалась Шарон Стоун, и принялась рвать его руками и зубами на мелкие кусочки.
– Вы садист и извращенец. Это заговор, кто-то хочет от меня избавиться.
В дверь осторожно заглянул дежурный контролер СИЗО, но Кулешов тут же успокоил его:
– Все в порядке, я справлюсь. – Когда дверь за контролером закрылась, он подошел к Вере и, положив ей руку на плечо, попробовал усадить на стул. – У всех людей еще живы деструктивные, антисоциальные, антикультурные традиции, и бывает так, что эти стремления настолько сильны, что полностью контролируют поведение.
– Мой сын узнал бы меня с любым лицом, но они его похитили!!!
– Кто «они»?
– Не знаю я. – Она обессиленно рухнула на стул. – Выясните, я вас умоляю, вы должны мне поверить, это просто какое-то чудовищное недоразумение. В конце концов, есть же стоматологическая карта, найдите ее и проверьте.
– В какой именно стоматологической поликлинике?
Кулешов снова кому-то позвонил:
– Алексеев? Нужно проверить стоматологию на улице Свободы, метро «Сокол». Карточка на имя Удоговой Зои Умалатовны.
– Веры Кисиной! – заорала Вера что есть мочи.
Кулешов насмешливо глянул на нее и положил трубку во внутренний карман.
– Не нервничайте так. Не надо.
– Я этого больше не вынесу. Господи! Ну за что вы меня так мучаете? Господи!
– Вы верите в Бога?
– А в кого же мне еще верить после этого? Мне плохо.
– Вот видите: кроме собственного, личностного невроза вы еще впадаете в невроз общественный. Да-да, с некоторыми оговорками религию можно назвать общественным неврозом. Правда, частный невроз куда опасней общественного, ибо он отрицательно влияет на ваше личное физическое состояние…
– У меня был перелом левой ноги, и это тоже должно быть где-то зафиксировано, в каких-то документах в поликлинике.
Кулешов был недоволен. Он снова взялся за телефон, не отвлекаясь от развиваемой мысли:
– Однако религию можно назвать и антиневрозом, так как она помогает растворять частные неврозы и сглаживать социальные противоречия. Так что в вашем случае, возможно, это не так уж и страшно… Алексеев? Это снова я… Проверь поликлинику. Муниципальный округ Даниловский.
– У меня болит голова.
– Я верю, но мы так и не сдвинулись с мертвой точки. Хоть что-нибудь об этих финансовых документах я сегодня услышу?
– Я в них ничего не понимаю.
– Вы же банковский работник, – спокойно возразил Кулешов.
Вера ничего не ответила, а только тихо завыла, сидя на табурете.
Следователь решил прервать допрос, но ненадолго, главное – не позволить ей расслабиться и собраться с мыслями.
– Если вы настаиваете на том, что вы Кисина, и хотите убедить в этом следствие, – голос Кулешова стал подчеркнуто официальным, – постарайтесь вспомнить все, я подчеркиваю, все факты, которые помогут установить вашу личность. Идите!
Вера с трудом дождалась отбоя. Преодолевая отвращение, она подошла к параше и незаметно собрала в кулек из старой газеты обильно рассыпанную вокруг унитаза хлорку. Можно ли таким образом отравиться и сколько следует проглотить этой дряни, она в точности не знала. Говорят, соли нужно съесть целый стакан, чтобы добиться летального исхода. Она зажмурилась и глотнула маленький комок. На вкус он был обжигающий, как порошковая водка или даже сухой спирт. Придется умять все это большими кусками, иначе не осилить. Вера затолкала в себя целую пригоршню. Внутри все пылало. Ей сделалось дурно. В нос ударил отвратительный запах.
– Эй, бабы! Какая сволочь бздит! – вознегодовала толстуха, лежащая на соседних нарах.
Вера зажала рот рукой, но непроизвольно икнула. Толстая соседка фыркнула и открыла глаза. Она поняла все сразу, не говоря ни слова, несколько раз сильно ударила Веру по лицу, выбила из рук банку. Затем бросилась к двери и принялась барабанить и дико кричать.
– Самоуби-и-и-ийство!!!
Веру поволокли в душ, она уже почти ничего не чувствовала. Начали насильно поить водой, но от этого ей становилось только хуже, внутри бушевал пожар…