Кто есть кто
Шрифт:
– Послушай, Вера. Я представлял себе свою дочь немного не такой.
– А какой? Киндер, кухен унд кирхе?
– Что?
– Да так, ничего.
– Я не хочу втягивать тебя в свои проблемы. Но эти люди тебя видели со мной и в покое не оставят. Ты видела их в деле? Пришьют кого угодно, не задумываясь, и сядут завтракать. А Аллах – простит. Еще плюсик поставит в учетной карточке.
– Это, по-твоему, называется не втягивать в проблемы? Тогда что такое втягивать?
– Хватит болтать, я развязал мешок с гадюками, я сам от них избавлюсь. Тебе просто придется побыть со мной.
– Да?
– Некоторое время. – Мажидов в очередной раз не пожелал замечать иронии.
Зоя раздумывала: нажать на него сейчас или отложить разговор до того момента, когда они окажутся в более спокойном месте. Вагон почти опустел, всем на них плевать… И тут появился мальчик.
Обыкновенный чеченский мальчик лет восьми. Он шел по проходу, заглядывал в лица редких пассажиров и произносил заученную тираду:
– Поможите, люди добры… Мама, папа – нету… Калеки… Наша дом разбомбили. Подайте на хлебушку… Поможите беженцам…
Он добрался до последнего ряда и прирос к месту, упершись взглядом в Мажидова, вернее, в газету, так как последний при появлении попрошайки отгородился ею от окружающих. Зоя дала пацану трояк, желая поскорее от него избавиться.
– Иди мальчик, – сказала она строго.
Нищий, не глядя, сунул трешку в карман и остался стоять где стоял.
– Поможите беженцам, – повторил он по-чеченски, сверля глазами газетный лист.
Зоя видела, как Мажидов напрягся, словно собирался перепрыгнуть в другой конец вагона.
– Держи! – Он протянул пацаненку десятку. – Горец не должен просить милостыню. Скажи отцу, чтобы позвонил. – Он чиркнул на клочке газеты какой-то телефон. Говорил Мажидов по-дагестански. – Ты понимаешь меня?
Нищий кивнул.
– Возвращайся домой.
Парень хотел двинуться обратно в другой конец вагона, но Мажидов поймал его за рукав:
– Выйдешь здесь.
На следующей остановке он высадил мальчишку и проследил, чтобы тот не запрыгнул обратно.
Они сами скоро сошли в дачном поселке. Загородный дом стоял на отшибе, имел полужилой вид, не похоже, чтобы здесь кто-то основательно обустроился. Кухня сохранила недельной давности следы пребывания хомо сапиенс, не слишком аккуратного и не обремененного материально.
– Ты что, и дачу угнал? – Зоя осторожно пристроилась на краешек шаткого плетеного кресла, стараясь не прийти в соприкосновение с толстым слоем пыли.
– Нет, только забор. В мои годы уже тяжело похищать недвижимость.
– А что легко? Крупные купюры? Банковские документы?! Людей и все остальное, что не нужно таскать на собственном горбу?! – Она сорвалась на крик и пустила крупную слезу. – Отыскался, блин, папочка! Нас вместе и прикончат за твои дела!
– С чего ты взяла, будто я вообще хоть раз в своей жизни что-нибудь похитил? – Мажидов подозрительно уставился на Зою. – Ты обо мне слыхала? От кого? От своего адвокатишки, этого Гордеева?
– Может, и слыхала! Не нравится тебе Гордеев, расскажи сам, что ты за птица и за что меня пристрелят.
– Много будешь знать – скоро состаришься. Я уже сказал – сам разберусь со всем. Я дважды не повторяю!
– «Я дважды не повторяю», «я дважды не повторяю», – передразнила Зоя. – Ты кто? Джек – победитель великанов?
Мажидов не отреагировал – он сосредоточенно перерывал холодильник в поисках чего-нибудь съедобного. Неудобных или трудных вопросов для него не существовало, он попросту пропускал их мимо ушей.
Зою начала раздражать твердолобость собеседника. Неужели он настолько не принимает ее всерьез, что собирается отделаться общими фразами? Этот напыщенный чеченский болван не в состоянии и представить, что от нее исходит гораздо большая опасность для его жизни, чем от джигитов-беспредельщиков. Ну ладно, она ему покажет. Чем больше он будет молчать, тем меньше проживет.
– Ты так и не ответил на мой вопрос, как собираешься выкручиваться? И козе понятно: у тебя никаких связей в Москве нет, опереться не на кого. Я могу тебе помочь, если буду знать, что происходит. Иначе оглянуться не успеешь, как тебя насадят на вертел и поджарят. А заодно и меня. Думаешь, я как овечка на веревочке буду за тобой бегать и ожидать, пока меня пустят на шашлык? Я собираюсь кое-что предпринять и разобраться с твоими абреками, нравится тебе это или нет. Не хочешь себе помочь, не надо, дело хозяйское.
– Между прочим, я до сих пор не знаю в точности, как джигиты на меня вышли. Ты сама уверена в своем адвокате? Может, он подыгрывает и нашим и вашим, кто больше заплатит?
– А почему эти индейцы вообще на тебя охотятся?
– Это не индейцы и не абреки! Не надо судить по внешнему виду. Они состоят на государственной службе. Это чеченское КГБ или ЦРУ, как тебе больше нравится. Может, в материальном обеспечении и общей эрудиции они и отстают, но как оперативники дадут сто очков вперед представителям обоих ведомств. Ты с ними жаждешь разобраться? Держись лучше подальше – живей будешь. Вся Россия против нас воевала и в результате жидко обделалась.
– Если они такие крутые, тем более нужно разобраться, чем ты им не угодил, и постараться все уладить, пока не поздно.
– С ними бесполезно что-то улаживать, это – терминаторы, машины для убийства. – Мажидов постучал себя по лбу. – Танку ничего не объяснишь: он железный.
– И мы здесь будем отсиживаться, пока они не заржавеют, или пока не нагрянет хозяин дачи?
– Мы завтра улетаем, собьем их со следа. – Он поставил чайник на плиту. – Давай прекратим этот разговор. Я рад, что у меня есть дочь, но, если ты такая амазонка, возвращайся послезавтра назад и воюй хоть со всем миром! Я тебе не указ.
Зоя поняла: больше ей от Мажидова ничего не добиться. Он и так, споря с женщиной, израсходовал пятилетний запас либерализма. Что ж, тем хуже для него.
– Я схожу хлеба куплю и сигарет. – Зоя направилась к выходу, но Мажидов бросился ей наперерез и загородил собой дверь, как вражескую амбразуру.
– Нельзя показываться в поселке, нас никто не должен видеть. Хватит того пацана в электричке. До завтра с голоду не умрем.
Пожалуй, он прав, прикинула Зоя, лучше, чтобы их не видели. Она сама с ним разделается. Пузырек со снотворным на дне сумочки. Потом на пригородный поезд, проехать пару остановок и вызвать Воронцова, чтобы убрал тело.