Кто есть кто
Шрифт:
– А если не выйдет?
– Ну, побомжуешь в Лихтенштейне. Там тоже театры есть.
Хуже всего, что я не мог даже примерно, абстрактно представить себе, в чем же все-таки дело. Что произошло с Верой Кисиной (или Зоей Удоговой), что продолжает твориться в этой заколдованной квартире, которая то забита гвоздями, то опечатана, но в ней кто-то находится, и этот «кто-то» называется моим именем! Чертовщина! Булгаков просто отдыхал!
Сколько я ни пытался представить себе истинное положение вещей – не получалось абсолютно ничего.
Ну,
Или он просто не боится риска. Тоже может быть. Может быть, этот человек настолько богат и влиятелен, что просто не обращает внимания на такие мелочи. Значит, была еще какая-то причина, по которой он выбрал именно Веру Кисину. Какая?
На этот вопрос я ответить не мог. Пока во всяком случае.
При всем при этом я не мог отказаться от предположения, что моя подзащитная просто-напросто врет. Если это так, то меня просто держат за пешку в чьей-то игре.
Придя домой, я позвонил Турецкому:
– Александр Борисович, мне срочно нужно выяснить, не числится ли Вера Кисина среди подследственных, содержащихся в московских СИЗО, не проходила ли она по каким-либо делам в качестве кого угодно. И еще, нужно выяснить оперативным путем, через МУР, МВД или ФСБ, все о Зое Умалатовне Удоговой: родственники, места проживания, работы, где училась – словом, все, что можно. Устроите?
Турецкий ответил:
– О чем речь, Юра, сделаю. Попытаюсь в течение завтрашнего дня через Грязнова собрать информацию, чтобы обошлось без запросов и бумажек. Тебе, как я понимаю, это нужно срочно?
– Очень срочно, Александр Борисович.
– А что так?
– Да тут у меня тоже двойник объявился.
Турецкий присвистнул:
– Он что, тоже защищает Зою Удогову?
– Нет. Веру Кисину. Поэтому я и хочу выяснить, не сидит ли Вера Кисина тоже в тюрьме.
– М-да, – протянул Турецкий, – дело принимает все более интересный оборот. Очень интересный. Я бы с удовольствием за него взялся.
– Так в чем же дело, Александр Борисович?
Турецкий засопел в трубку:
– Ну ладно, шутки в сторону. Завтра созвонимся.
– Заранее спасибо!
– Рано благодаришь, Юра, рано… – почему-то грустно ответил Турецкий, – ты смотри, береги себя.
– В каком смысле? – не понял я.
– В прямом, – уже совсем мрачно проговорил Турецкий.
Я хотел было ответить какой-нибудь шуткой, но вдруг почувствовал, что он говорит очень серьезно. Шутить сразу расхотелось.
– Хорошо, Александр Борисович.
Интуиция Турецкого еще никогда не подводила.
В десять утра я уже был в Бутырке.
Веру пришлось ждать около получаса. Увидев меня, она сразу подалась вперед, но зоркий контролер схватил ее за локоть и, доведя до табурета, усадил на него.
– Ну как? – нетерпеливо спросила она.
– Что именно? – уточнил я.
– Больше всего меня волнует, где находится мой сын. Вы что-нибудь узнали?
Я покачал головой:
– Пока нет.
Она сразу сникла.
– Но вы не волнуйтесь, он найдется. Я уверен, что ваш сын найдется, когда… ну, словом, когда все разрешится.
Она иронически посмотрела на меня:
– Разрешится? Как это может разрешиться, если я тут сижу под чужим именем. Если я отвечаю за кого-то другого, причем мне совершенного неизвестного. Когда меня не могут защитить даже мои знакомые, потому что они знают Веру Кисину, а никакую не Зою Удогову. Как это может разрешиться?!
Она бессильно опустила голову и издала какой-то нечеловеческий вой. Она не плакала, просто раскачивалась из стороны в сторону и выла. Вошел тот же тюремный контролер, но, убедившись, что ничего особенного не происходит, вышел снова. Видимо, он привык к таким сценам.
– Успокойтесь, – сказал я, и она на удивление быстро прекратила выть, – я вас защищу. Я ваш адвокат. Это моя работа.
– Ничего не выйдет, – обреченно произнесла она, – вы защищаете Зою Удогову. А не меня. Не Веру Кисину.
Я не психолог, не экстрасенс. Не читаю по лицам. Но в эту минуту я готов был дать руку на отсечение, что она говорит правду…
– Послушайте, мы с вами должны докопаться до истины. Прежде всего это зависит от вас, от ваших правдивых ответов.
– О-о Господи, опять двадцать пять! Когда же это кончится?! Я еще не произнесла ни одного слова неправды. Что вы все от меня хотите?
– Все?
– Ну да. Этот подонок Кулешов тоже требовал правды.
– Расскажите, пожалуйста, поподробнее.
– Давайте построим разговор следующим образом: вы сами расскажете мне все, что считаете нужным, о себе и своей, мягко говоря, противозаконной деятельности, – начал допрос следователь Кулешов, тщедушный, невысокого роста очкарик в неопределенного цвета костюме, довольно дорогом на вид, но висевшем на нем как на швабре, с живыми суетливыми руками и неподвижным удивленным лицом. – Я не хочу на вас оказывать какое-либо давление.
Вера молчала и только глядела сквозь следователя, очевидно не совсем осознавая, где она и что с ней происходит. Так долго она ждала этого момента, и вот… Ничего особенного. Самое главное, что этот тип, назвавшийся ее следователем, совершенно очевидно, ничуть не был заинтересован в том, чтобы вытащить ее отсюда. Скорее наоборот.