Кто хочет процветать
Шрифт:
Вера с улыбкой кивнула. Редактор тоже что-то изобразила на своем лице в ожидании, что Полынникова встанет и уйдет, но она продолжала сидеть.
— В принципе… — вынуждена была произнести редактор, уставшая от всех этих пишущих и без устали приносящих свои рукописи, — я вас больше не задерживаю.
Вера подскочила и извиняющимся тоном пролепетала:
— Да-да, конечно.
Безусловно, с одной стороны, редактор понимала, что, собственно, издательству нужны авторы, и чем больше, тем лучше. Из нескольких сот бездарных писаний можно отобрать с десятка два приличных. Но с другой стороны, редактор так
Но не успела закрыться за Полынниковой дверь, как вновь на пороге возникла фигура очередного литератора, уверенного, что уж он-то написал шедевр.
Четыре месяца ожидания. Осторожные звонки редактору. Ее непременный ответ: «Вы знаете, еще не прочли». Затем ответ более обнадеживающий: «Да, я получила две рецензии. Они, в принципе, положительные. Но теперь я сама должна прочесть рукопись». И опять ожидание. Наконец: «Мы будем вас печатать. Зайдите подписать договор!»
Вера так и осталась сидеть с телефонной трубкой, прижатой к груди. «Неужели свершилось?!»
Договор подписала, немного опешив от скромности указанного в нем гонорара. Рука, готовая к росчерку, лишь на мгновение зависла в воздухе…
Полгода спустя вышла первая книга в мягкой обложке с фотографией автора. Ликующая душа Веры, казалось, вырвалась из груди, взлетела в небесную лазурь, перевернулась, сладко замерев, и поспешила вернуться обратно, чтобы Вера не умерла от счастья.
Приятельниц Полынниковой выход книги привел в заметное волнение. Кто подхихикивал, вынуждая себя все же поздравить Веру, кто обходил свершившийся факт подчеркнутым молчанием, кто принимался по буквам разбирать ее книгу. Эти последние были особенно навязчивы, мотивируя свои колкости наличием у них «редакторской жилки».
— Да у всех эта «жилка» есть, — замечала Вера. — Каждый, кому не лень, только и занимается тем, что редактирует чужие жизни.
В ответ с нескрываемым презрением поджимали губы:
— Но хочется, чтобы ты писала лучше!
Вера поначалу отмахивалась:
— Пишу, как могу!
— А надо лучше!
— Вот сами и пишите! — огрызнулась было Вера.
— Э!.. «Одни достойны похвал и прославления за то, что хорошо пишут, другие — за то, что вовсе не пишут» [1] , - съязвила одна подруга, воспользовавшись чужим афоризмом. — Я же, в отличие от некоторых, — последовала выразительная пауза, — очень самокритично смотрю на себя.
1
Жан де Лабрюйер.
— Правильно, — согласилась Вера. — Вот на себя и смотри.
Но не смотрелось на себя, головы постоянно поворачивались в сторону Полынниковой то с ироничной усмешкой, то со взглядом, в котором клубились ядовитые язычки злобы…
Вере все это надоело.
— Друзья, — обратилась она к тем, кого считала за таковых и кто себя почитал таковыми, — похвалите мои книги, по буквам их разнесут враги!
Не вняли!..
Как-то после выхода уже третьей книги Вера столкнулась
— Ну почему они так? Почему никто искренне не обрадовался выходу моей книги?
— О! — понимающе протянул литератор. — Как вы еще наивны!
Вера во все глаза смотрела на него.
— Они же боятся! — пояснил он.
Вера неуверенно улыбнулась, полагая, что литератор не так понял ее, и спросила:
— Чего боятся?
Литератор ухмыльнулся:
— А того, что вы прославитесь вдруг!
— Ну и что? Им то что? Они ведь книг не пишут.
— Светлые у вас мысли! — не удержался от смеха литератор. — Они не пишут, и вы не писали. Вы, простите, кто по образованию?
— Историк.
— Ну вот, вы были, как все они, ваши приятельницы, знакомые, родственники, просто… историком. А теперь вы литератор. И в любой момент к вам может прийти известность, кто знает? И тогда вы будете уже не такой, как они. Вот это-то им и неприятно.
Вера задумалась и проговорила все с тем же недоверием:
— Неужели? А как же, когда другие…
— А какое им дело до других! Они их знать не знают. Пусть прославляются, пусть гонорары сумасшедшие получают, главное, чтобы не вы! Вы ведь рядом, вы на глазах… И ваш успех!
Вера покатилась со смеху:
— У меня его нет!
Литератор склонил голову набок:
— А вдруг?!
За радостью, что ее напечатали, Вере было недосуг мечтать об известности. Литератор заставил ее задуматься: «Как же она приходит, эта известность?»
Однажды Полынникова зашла в книжный магазин. Книги признанных авторов были выставлены на отдельных стеллажах, рядом с которыми висели рекламные плакаты, призывающие читать только их произведения. Вера подошла к полкам с книгами неизвестных. Полюбопытствовала, взяла одну, чужую, просмотрела, потом другую, потом свою, только что вышедшую. Вдруг услышала:
— Полынникова — это бред!
Вера с удивлением повернула голову и увидела женщину лет шестидесяти в черной искусственной шубе и песцовой шапке.
— Вы лучше вот эту книгу купите! — уверенным тоном посоветовала она, снимая с полки том и протягивая Полынниковой. — Вы только взгляните, какая она красавица, — указывая на снимок писательницы, продолжала женщина. — Или вот эту! Захватывающе написано. А это вообще прелесть! Вот это писатель!
Вере стало интересно, почему женщина хвалит книги практически всех авторов, собранных на этой полке, кроме ее. Она спросила:
— А что, Полынникова вам не нравится?
Женщина захлебнулась от негодования:
— Чушь! Сидит себе на Николиной горе и пишет!
— А что вам конкретно не нравится?
— Все!
— А вы все ее книги читали?..
— Ну да!
— Когда ж успели, вот эта, третья, только вышла.
— Да бред это! — отмахнулась женщина и скороговоркой проговорила, как бы советуясь сама с собой: — Так, все это читала… Что бы купить еще?.. — и потихоньку стала отходить от Веры.
Полынникова в недоумении постояла у полки, а затем пошла в отдел исторической литературы. Что-то купила. Направляясь к кассе, завертевшись в людском водовороте, невольно вновь оказалась у стеллажа с детективами, из-за которого до нее донесся нервно подрагивающий голос: