Кто хочет процветать
Шрифт:
— К сожалению, случилось несчастье… Сегодня утром Владимир Павлович умер от обширного инфаркта.
Рука Лилии бессильно повисла».
Сергей вышел из вагона и перешел на противоположную сторону, чтобы вернуться назад, так как проехал свою станцию.
«Черт возьми, а это увлекает, — размышлять, как поступили известные тебе люди в определенных обстоятельствах. А что, если?! — И даже мысль замерла. — Что, если, — все же осмелился продолжить Сергей, — Тина убила своего мужа? Ей грозил развод, потеря привычной сверхобеспеченной
Фролов встрепенулся, услышав, что объявляют его станцию. Рванул к дверям, наступив кому-то на ногу. Дама взвизгнула, послала ругательство в спину, но, в принципе, эка невидаль, — наступили тебе на ногу в вагоне метро. Скажи спасибо, что пивом не облили.
Сергей выскочил, прошел по инерции несколько шагов, но, заметив скамью, сел.
«Так как же выйти из грозящей потерей привычного, удобного стиля жизни ситуации? Только убить Милавина! — довольно громко ответил сам себе Фролов. — Но как она его убила? Ведь было вскрытие!.. А что, если Милавину стало плохо, и Тина ввела ему завышенную дозу лекарства? Сердце-то, как выяснилось, пошаливало давно и серьезно, значит, и лекарство, и шприцы в доме были. Вколола и ушла. Милавин полежал, полежал, да надо на работу, сел надевать туфли и тут… А следователю Тина сказала, что это Милавин сам сделал себе укол, так как с утра, перед тем как она ушла в фитнес-клуб, он чувствовал себя не очень хорошо».
Доведя таким образом свою мысль до логического завершения, Сергей поднялся и направился к выходу.
Но, придя домой, он снова вернулся к захватившим его размышлениям.
«Катков не поверил в прямо-таки мистическое повторение ситуации в жизни одной женщины, но вечером по телевизору прошло сообщение о смерти крупного предпринимателя Владимира Милавина. Валерий и Лилия сидели на диване и попеременно вздыхали. Вдруг Катков всполошился:
— Лилька, ты как себя чувствуешь, а?
Она, удивленная его вниманием, прислушалась к себе и ответила:
— Нормально.
— Слушай, Лилька, у тебя же в животе наш клад!
Она, мило сконфузившись, улыбнулась:
— Да ладно тебе!
— Ты вдумайся! У тебя в животе ребенок Пшеничного! Мы этим ребенком прижмем к стенке его наследничков. Пусть гады поделятся с маленьким братишкой!
Лилия выдавила улыбку, но глаза ее тревожно заметались из стороны в сторону. Валерий попытался поймать ее взгляд, но ему это не удалось.
— Что? Что? — принялся допытываться он.
— Ничего. Жарко что-то стало.
Валерий заботливо приоткрыл окно.
— Как только родишь, — вернулся он к своей идее, — мы тут же заявим, что появился новый наследник. Они, конечно, начнут кочевряжиться, но я привлеку прессу. А ты, если они не пойдут на мировую, подашь в суд. Не может быть, чтобы ничего не присудили новорожденному.
— А вдруг они не поверят, что это сын Пшеничного?
— Это раньше можно было не поверить. А теперь сделают тест на ДНК и установят,
Лилия прилежно кивала, слушая Валерия. Но весь вечер была задумчивой и отвечала невпопад. Ему это надоело, и он пошел прогуляться. Вернулся под утро и застал Лилию в слезах.
— Валерик, ты только не ругайся, но… может случиться так, что это твой сын.
Катков где стоял, там и сел.
— Как это мой? Да ты что, с ума сошла? Да зачем он нам… мой?
Она подбежала к нему, присела на корточки и, заикаясь, путаясь, попыталась объясниться:
— Ну… я… не уверена… что он твой… но и не уверена, что он… не твой…
— Вот же сука! — разрядил душу Катков. — Учти, не дай тебе бог, если он окажется моим!..
Когда родился ребенок, первое, что сделал Валерий, сдал кровь на установление отцовства. Пока ждал результатов, молился всем богам, чтобы ответ был отрицательным. Но в назначенный день ему радостно сообщили, что отец ребенка — он.
Катков подвел дебет и кредит подарков и денег, полученных Лилией от женихов, и решил вновь отправиться на завоевание Германии. Лилия с ребенком увязалась за ним. Пять лет он всеми способами пытался выбраться из нищеты, но в результате опять позорно бежал.
С большими трудностями они вернулись в Москву и свалились на голову матери Лилии. Та их хотела сразу выставить за дверь, да внука жаль стало. Но жизни не давала. Перебрав спиртного, шумела, ругалась, протрезвев, начинала пилить. Изредка заходила Роксана, и это было еще худшей пыткой для Каткова и Лилии. Первый безуспешно пытался понравиться успешной модели, вторая ревновала до пены на губах. А Роксана влетала в затхлую комнату, как сверкающая блестка. Высокая, с каштаново-рыжеватыми волосами, шикарно одетая, курящая дорогие сигареты. По телевидению как раз стали показывать ролик, где она рекламировала шампунь для волос.
Роксана не обращала внимания на Каткова, чем доводила того до бешенства, поддразнивала сестру-неудачницу и только племяннику приносила подарки.
— Жаль мальчишку, славненький, в нашу породу, — говорила она, в упор не замечая присутствия хорохорившегося Валерия. — Ну да ладно, вот, — протянула она как-то деньги Лилии, — купи ему, что там надо, — но, перехватив жадный взгляд Каткова, передумала: — Лучше я ему сама куплю.
Так и сделала. Привезла одежду, фрукты, игрушки. Катков только клацал зубами.
— Ну зачем пацану такие дорогие вещи! Родители в обносках ходят, а он разодет, как принц!
После ухода Роксаны он собрал вещи и игрушки и решил хоть за полцены продать соседке, у которой тоже был ребенок, но Лилия и ее мать грудью встали на защиту подарков Роксаны. Катков плюнул и ушел в пивную. После пятой кружки ему в голову пришла идея шантажа брата и сестры Пшеничных. «До анализа доводить нельзя, значит, надо как следует припугнуть!..»
Вернувшись домой, поделился планом с Лилией. Уставшая от нищеты Лилия тотчас согласилась. И они приступили…