Кто хочет процветать
Шрифт:
Живая теплая слеза из омертвевшего глаза Пшеничного, который унес с собой образ своей невесты; удивленный взгляд Валентины Милавиной, вобравший в себя лишь контуры кабинета… и еще два десятка взглядов, от которых становилось страшно, и разливалась по телу колкая печаль, и отгонялась мысль — а что унесу я?.. И тотчас глаза отрывались от рисунков и жадно ловили, хватали живое: свет, лица, дыхание… Но рисунки притягивали вновь.
Постепенно волна мистического страха схлынула, и зрителей захватило мастерство художника. Странного художника. Где и отчего он, наделенный таким ярким талантом, пропадал столько времени?.. Дамы стали исподволь поглядывать на него — высокого, интересного, с тонкими чертами утомленного
Тишина царила необычно долго для выставки, где собрался столичный бомонд, — себя показать и на других критически взглянуть. Но вот кто-то сказал чуть громче: «Великолепно!» Ему ответили: «Потрясающе!» И все принялись поздравлять Фролова.
Восторженные восклицания, пожатия рук, вспышки фотокамер, вопросы тележурналистов. Фролову не казалось, он знал, что это сон… и не хотел просыпаться…
«Неужели мне, серьезному мужчине, нужен этот фимиам? Неужели мне доставляют удовольствие эти фразы, эти вспышки фотокамер? — Он отошел, насколько удалось, подальше от всех и встряхнул головой. Ему было необходимо тотчас разобраться и понять, так ли все это ему нравится? — Если это удовольствие оттого, что мною, Сергеем Фроловым, восхищаются, то я ухожу… — Он сделал решительный шаг к выходу. — Я не желаю жить, постоянно испытывая необходимость в чужом восхищении. Я — художник!.. — Мысль оборвалась. Очень трудно было сосредоточиться, но он вернулся к ней. — Я художник, — вдумчиво повторил он, — и мне необходимо признание. Мне необходимо знать, что мои картины нужны не только мне».
Его взгляд пытливо оббежал лица приглашенных. Они были под внешней оживленностью задумчивы, опечалены… Фролов вспомнил их в начале вернисажа — безразличные, скучные, с привычной полуулыбкой на губах — и чуть не воскликнул: «Так ведь это я их опечалил! Я заставил их вглядеться в себя, в других, задуматься… Я художник. Я им нужен!.. — Что-то большее, чем радость, наполнило его душу. Но вновь вкралось сомнение: — Может, я ошибаюсь?» Сергей еще раз пытливо вгляделся в лица собравшихся, прислушался к их мнению, высказываемому не на публику, и вздрогнул, когда его взяла за локоть Вера. Ее глаза были полны слез, которые она умело сдерживала. Лишь только скользнет к краю глаза слезинка, она тут же мизинцем проводила по нижнему веку.
— Сережа, — проговорила она, — ты потряс, ошеломил всех!
— Правда?
— А зачем им притворяться? — обвела взглядом присутствующих Вера. — Они с большим удовольствием выказали бы тебе свою насмешку, если бы ты дал хоть малейший повод. Ведь у тебя еще нет имени, и никто бы не побоялся высказать то, что думает, так как пока еще нельзя заметить в ответ, что он не понял замысла гения.
Приглашенные взяли Фролова в полукруг. И теперь зазвучали не громкие, блестящие фразы, а слова, так, во всяком случае, казалось Сергею, шедшие от сердца.
ГЛАВА 28
Около пяти часов утра Дима Бедаков с компанией посетил уже третий клуб, но усталости он не чувствовал. Его приятели расселись за столиками, и только он один, залпом выпив какой-то коктейль, опять поспешил на танцпол, стремясь раствориться в атмосфере клуба. Ведь он знал, что, если бы не тот звонок, благодаря которому он стал обладателем тетради Милавиной, его бы вежливо и даже с улыбкой сожаления уже выставили бы за дверь фирмы «Мариола Баят». И все! От этой мысли, которая, несмотря на то что все уже позади, упрямо возвращалась, холодок пробегал по спине Димы. Все! Прощай, Роксана, с которой они так хорошо смотрятся вместе и которая в одном интервью даже назвала его своим бойфрендом. Прощайте, клубы, престижные друзья, прощай, будущее. А теперь у него в запасе технологических разработок на несколько лет, а за это время, кто знает, может, он сам создаст уникальную по своему составу композицию.
Ах, как вовремя судьба
— Завтра воскресенье, можно было бы продолжить… — сам себе сказал он и пошатнулся. — Но нельзя. В понедельник голова должна быть свежей, а мысли ясными. Лонцова как-то дала понять, что мне не следует слишком увлекаться ночной жизнью. «Впрочем, — добавила она, — я вам лишь советую вовремя остановиться, как только почувствуете, что ее результаты отрицательно могут сказаться на вашей работе…»
— Дима, ты что это сам с собой разговариваешь? — подошла к нему Роксана.
— Ага! — обняв ее за талию, ответил он. — Цитирую слова шефа: «Ночная жизнь не должна сказываться на работе!»
— Тогда поехали домой, — зевнула она.
— Но ведь все собираются завтракать в «Бамбуке»!
— Да ну их всех! — сморщилась Роксана. — Лучше давай к тебе.
Бедаков выпятил нижнюю губу и задумался. Винные мысли возмущенно забродили и ударили в висок: «Как это оторваться от компании, чтобы залечь в постель с Роксаной?! Вот если бы с Ликой!.. Тогда… — Бедаков окинул, насколько это ему удалось, сосредоточенным взглядом сегодняшних приятелей, — тогда этих можно и бросить… Да!.. Но только если с Ликой!.. Она подписала контракт с парижским Домом моделей. Она уже на обложках самых престижных журналов… А Роксанка… Нет! Роксанка в данном случае не стоит компании!»
— Ксаночка, нехорошо будет. Поехали позавтракаем со всеми, а потом ко мне.
Роксана рассмеялась и, как в танго, откинулась на руки Бедакова.
— Ну ты и сноб!
— А что здесь плохого? Я хочу иметь приличных, достойных друзей.
— Ладно. Поехали!..
— Потрясающе! — выкрикнул один из приятелей, фоторепортер крупного журнала, и заснял Бедакова с Роксаной. — Какая позировка! Будто я вам ее поставил!..
Бедаков поспешил кивнуть. Роксана усмехнулась и выпустила, презрительно скривив губы, словечко…
«Вот бы в светской хронике этот снимок напечатали, хоть самым маленьким форматом», — размечтался Дима. И потому, когда отправились завтракать в «Бамбук», он смеялся всем глупым шуткам фоторепортера, а перед тем, как расстаться, сказал, что его снимки в последнем номере — высший международный класс.
В понедельник свежий, пахнущий собственного изобретения туалетной водой Дима появился в лаборатории. Работа захватила. Опомнился, когда в кабинет заглянул один из сотрудников и сказал, что все уже ушли. Дима потянулся и подумал: «Мне тоже пора. Устал!» Но прежде заглянул в органайзер. Ничего стоящего внимания не обнаружил. Впрочем, на его имя была оставлена контрамарка в театр. «Можно сходить!» Он посмотрел на часы. «К первому действию не успею… Заеду в антракт, может, кого встречу из знакомых, перекинусь словечком. А то все по клубам да по клубам, а уже пора постепенно переходить в категорию тех, кто по театрам, по выставкам… Там надо связи налаживать».
После спектакля Бедаков с одним знакомым зашел в бар. Посидели недолго. Выпили по рюмке коньяку и разъехались.
В подъезд своего дома Дима вошел в отличном настроении. «Сейчас заварю душистого травяного чая, сяду в кресло, включу телевизор и отключусь от всего…» За спиной стукнула автоматически закрывающаяся входная дверь. Бедаков направился к лифту мимо заброшенной комнатки консьержки. Жильцы уже вырезали замок, сняли с пола линолеум, вынули оконную раму и сломали дверь, которая, покосившись, висела на одной петле. «Как только соберу нужную сумму, немедленно продам квартиру в этом плебейском доме…»