Кто хочет процветать
Шрифт:
Поев и ощутив приятную негу в теле, Сергей перебрался на диван и уже хотел было вздремнуть, как вмиг вспомнил все. Посмотрел на часы и придвинул к себе телефон:
— Позвоню Новгородцеву.
Звонок застал Ладимира в метро на подходе к эскалатору.
— Сергей Фролов? — переспросил он. — Да, Ксения мне говорила о вас. Подъехать? — Он остановился и сразу почувствовал удар в спину: толпа напирала. Чертыхнулся, заметив Фролову, что это к нему не относится, и выбрался из толчеи. — Можно и приехать. Вы где живете? А! — узнав, что тот обитает не в спальном районе, радостно воскликнул Новгородцев. —
Между Новгородцевым и Фроловым сразу установился дружеский контакт. Сергей пригласил его пройти во вторую комнату, которая служила ему мастерской, усадил Ладимира на стул, а сам отошел к мольберту, на который прикрепил чистый лист.
Говорили сразу обо всем и, конечно, не обошли убийство Милены Пшеничной.
— Мы с Ксенией уехали после первого действия в клуб «Медальон» и засиделись там допоздна. Кто бы мог подумать?! — с неподдельным сожалением произнес в раздумье Ладимир. — В тот вечер Милена выглядела потрясающе! На ней было такое эффектное платье с бело-лиловыми цветами… Да!.. — продолжил он после паузы. — А мы с Ксенией поехали в клуб. Она сидела за столиком, а я пел на сцене, — говорил он, рассеянно разглядывая развешанные по стенам этюды и картины. Один из этюдов, видимо, заинтересовал его. Он встал и подошел поближе. — Ой, простите, я и забыл, что позирую. А вы мне подарите какой-нибудь набросок с меня?
— Обязательно, — пробормотал Фролов, придирчиво вглядываясь в черты лица Новгородцева.
— Кто что может знать в этом мире? — вернулся к волновавшей его теме Ладимир. — Незадолго до убийства Милены кто-то преследовал Ксению по дороге домой, и, как она мне рассказала, если бы не ее сосед, гулявший на улице с собакой, ее, быть может, тоже убили бы.
— Что? — вышел из-за мольберта Сергей. — На Ксению покушались? И она не обратилась в милицию?
— Ну конечно, нет. Кто будет заниматься убийством, которое еще не произошло. Правда, когда ее вызывали на Петровку в связи с убийством Милены, она рассказала о своем преследователе. Ну и что?.. Хотя все это чрезвычайно странно. Убивают не только Пшеничных, но и тех, кто близок к ним. Помните Валентину Милавину? — Фролов кивнул. — Ну вот. Я, признаюсь, боюсь за Ксению. Думаю, может, ей лучше уйти из издательства? Как думаете?
Сергей закатал спустившийся рукав рубашки.
— Трудно советовать. Но мне лично без Ксении было бы в издательстве грустно. Она такая… — он улыбнулся, — …милая и в то же время знающая свое дело. Женственная и деловая, если можно соединить эти два столь несхожих определения.
— А вы правы! — подскочил на стуле Новгородцев. — Она поражает порой. То угловата, как ребенок, то серьезна, то просто обворожительна… Умеет носить и строгий костюм, и сверкающее блестками платье.
— Значит, из театра вы ушли после первого действия? — решил уточнить Фролов.
— Да, — повторил Ладимир. — Мы сразу же уехали. Подошли попрощаться к Милене с Игорем и уехали.
Лицо Новгородцева заинтересовало Сергея. Он с удовольствием делал с него наброски в различных ракурсах и ловил себя на мысли, что ему стало приятней писать портрет с живого человека, что мертвый с его «последним впечатлением» уже перестал его волновать. «Значит, пришло время.
Несколько дней Фролов был чрезвычайно занят, даже не звонил Астровой. Но когда добытые им факты при сопоставлении дали возможность реконструировать преступление, он помчался к Вере. Та пришла в невероятное возбуждение от услышанного.
— Надо действовать! — выпалила она.
— Интересно, как ты себе это представляешь? Во-первых, я хоть и уверен в своих выводах, но от ошибки не застрахован никто, а во-вторых, нет прямых улик. Вернее, они как бы есть, но от них, я думаю, вполне можно отпереться. Ведь будут задействованы адвокаты.
Вера, обхватив себя за плечи руками, ходила по комнате, тревожа воздух огненно-красным шелком платья: она была приглашена на коктейль, но сведения, сообщенные Фроловым, заставили ее остаться дома.
— К тому же присутствует фактор риска, — продолжал Сергей, — и избежать его можно только одним способом — все рассказать Терпугову.
— То есть сдать Терпугову все козыри, — недобро улыбнулась Вера. — Он нас с тобой подозревал в убийствах, а ты ему всю информацию: нате, пожалуйста, арестовывайте! Нет, ну как это, вот так взять и отдать Терпугову в руки то, до чего доискался сам?
— Но другого выхода у нас нет. И потом, не мое это дело — ловить преступников. Если так случилось, что я стал обладателем ценной информации, то я обязан поделиться ею с представителем закона.
— Не случилось! — голосом, в котором кипела с трудом сдерживаемая ярость, вставила Астрова. — Ты сам, причем с моей подачи, провел частное расследование. Ты добыл эту информацию. — Она остановилась в задумчивости, нервно потирая ладони. — А если все-таки вкралась ошибка? — высказала вслух тревожившее и ее, и Сергея сомнение. — Как мы будем выглядеть?
Фролов вытер платком пот со лба.
— Тогда не знаю! — устав от бесплодного нескончаемого разговора, выпалил он.
— А я знаю! Надо подождать. Затаиться. Все равно, пока Катков не позвонит Пшеничному и не получит окончательного и бесповоротного отказа, ничего не произойдет.
«Все-таки женщина — кошка, — подумал Сергей. — Мужчина бросился бы на преступника, как собака, схватив того за горло, а женщина — затаиться, выждать и вонзить когти».
Вера поджала губы и озабоченно покачала головой:
— Надо все хорошо обдумать. Затем поговорить с Пшеничным, чтобы он знал, как отреагировать на звонок. А уже потом, если возникнет острая необходимость, вызвать Терпугова.
Фролов со снисходительной усталой улыбкой смотрел на нее:
— Я разгадал твой план. — Вера усмехнулась и, приподняв брови, приготовилась слушать. — Ты хочешь сама поймать преступника! Это будет такая реклама, о которой писатели детективов даже мечтать себе позволяют раз в жизни, и то не все. Тираж твоих книг побьет все рекорды. Еще бы! Писательница, сочиняющая детективы, оказалась настолько проницательной, ловкой, умной, что смогла распутать сложнейшее преступление. Выходит, все, о чем она писала в своих книгах, это не плод воображения экзальтированной дамы, а то, что могло и может произойти.