Кто хочет стать президентом?
Шрифт:
Глава сорок первая
Источник сомнений
Камчатка, санаторий «Паратунка»
Андрей Андреевич и Кирилл Капустин сидели по горло в воде, наливавшейся в бассейн из знаменитого радонового источника. После напряженной программы встреч на камчатской земле необходимо было восстановить силы и освежить психику. Для этих целей радоновая вода подходила как нельзя лучше. Принимать ее целебное действие следовало совершенно неподвижно, в противном случае непозволительно повышалась нагрузка на сердце. Но говорить было можно.
Говорили в последнее время кандидат и начальник службы безопасности, естественно, только об одном – о динамике предвыборного рейтинга. До первого тура выборов оставались считанные недели, и напряжение избирательной гонки возрастало. Андрей Андреевич в принципе мог быть доволен тем, как идут дела. Его рейтинг неуклонно повышался, а после акции с переселением погорельцев из школы-интерната в загородный дом, столь виртуозно осуществленной Ниной Андреевной, так и вообще скакнул сразу на несколько пунктов вверх. Теперь кандидат Голодин уступал только двум кремлевским кандидатам, отставая от ближайшего, Лаптева, всего процента на три-четыре. Как выяснится ниже, это рождало в штабе не только радость, но и озабоченность, а некоторых из соратников Голодина приводило прямо-таки в ужас.
– Стоило мне уехать из Москвы, как в моем огороде все поперло в рост.
Капустин не кивнул только потому, что подбородок его уже лежал на воде, так что пришлось бы окунать нижнюю часть лица в воду.
– Да, – прошептал Кирилл, запуская это слово, как кораблик по поверхности целебных вод.
– Нинка радуется, словно как ребенок, но ты не забывай ей напоминать, чтобы пока больше без самодеятельности.
С переселением погорельцев получилось хорошо, свое загородное имение Голодин все равно считал уже потерянным, поражение на выборах просто закрепило бы факт потери. Это была отличная идея – сыграть фигурой, которая реально и не присутствует на доске. Судьба явно помогает, изо всех сил старается подыграть кандидату Голодину. Андрей Андреевич все больше и больше утверждался в этом мнении. Иначе зачем было ей поджигать школу-интернат в столь удобном месте? Ведь если бы пожар случился где-нибудь под Ростовом, вряд ли им удалось бы столь эффективно воспользоваться? Если б нос Клеопатры был на дюйм короче, история пошла бы совсем другим путем. Впрочем, можно себе представить и что-то вроде пластической хирургии Истории. И нос царицы легко можно надставить, и подходящий пожар устроить в удобном месте.
– Попридержи, попридержи ее. В этот раз попала в десятку, а в другой раз запулит в молоко, жизнь любит баланс.
– Да. Я как раз хотел поговорить с вами о Нине.
– Хотел – так говори.
– Я проанализировал некоторые данные, и вот к какому выводу пришел.
– Давай, не томи, консильери.
– Нина за последний месяц превратилась в самостоятельную игровую величину в нашем штабе.
– Понятно, но непонятно.
Капустин несколько секунд помолчал, успокаивая дыхание. Потом помолчал еще некоторое время, так как в помещение вошла медсестра с парой больших банных халатов. Положила их на стоящие у края воды кресла, улыбнулась «утопленникам» и удалилась, ужасающе виляя громадными бедрами. По крайней мере вид из воды представлялся ужасающим.
– Я хочу сказать, что Нину узнала страна. Она с удивительной точностью попадает в ситуацию, выбирает в каждом сюжете место, где выгоднее всего мелькнуть, и даже в каждом кадре смотрится с максимальной выгодой.
– Для кого?
– Для себя, то есть для создания своего максимально положительного образа. Что работает и на укрепление образа вашего. Если у кандидата Голодина такая классная, добрая, умная, щедрая дочурка, значит, и сам кандидат Голодин скорее всего мужик неплохой. А то, что о нем болтают и пишут, – вранье!
– Как это точно, Ватсон. Но, похоже, ты еще что-то хочешь добавить к сказанному.
– Хочу. Нам надо, мне кажется, немного поработать на Нину Андреевну.
– То есть?
– Надо постепенно превращать ее в фигуру все большего и большего политического веса.
– Чтобы ее выбрали в конце концов вместо меня? – пошутил Андрей Андреевич.
– Нам надо превратить ее в козырь, даму пик, чтобы бросить на стол в тот момент, когда ситуация замрет в состоянии неустойчивого равновесия.
– При чем здесь дама пик, Нинка же не старуха.
– Согласен, пусть будет дама бубей.
– И потом, серый мой кардинал, у меня такое впечатление, что этот твой замысел возник не от хорошей жизни. О новых козырях начинают беспокоиться, когда исчерпаны старые. Что у нас там со старыми козырями?
Опять появилась угрожающе ногастая медсестра и спросила, чего желают господа после радонового сеанса, кофе или чаю.
– Пусть будет и то и другое. Ушла.
– Так говори.
– У меня состоялся неприятный разговор с Винглинским.
– Что такое?
– Пересказать трудно. Все вокруг да около, он осторожный, собака, но главное я уловил: он хочет соскочить.
Андрей Андреевич так неожиданно и бурно выдохнул, что образовал цунами местного значения.
– Соскочить?!
– Его пугают наши успехи. Ваши успехи.
– А ему-то чем плохо?
– Насколько я понимаю, он считает так: чем выше рейтинг Голодина, тем выше опасность его ареста. Всем известно, что он ваш банкир. Слишком хорошо известно. Он не хочет загреметь вслед за Ходором, не желает быть декабристом.
Андрею Андреевичу вдруг стало очень неуютно в целебной воде. Он двинулся к лесенке, чтобы выбраться всем телом на воздух. Это было сделать не так просто. Процедура весьма расслабляла члены. Наконец удалось. Вот халат, вот кресло, можно отдышаться.
Внесли столик с чайниками, кофейниками.
– А чего он тогда вообще полез в это дело? Получается, он помогал мне только в расчете на мой проигрыш. Глупость.
– Не скажите.
– Тогда скажи – зачем?! Капустин не торопясь налил себе чайку.
– Винглинский ведь не сам по себе живет, он часть сообщества, скрепленного определенными правилами. Его впустили в этот круг, но тем самым и наложили на него кое-какие обязательства. Он должен был поддержать кандидата Голодина, иначе терял моральный кредит на Западе. А может, и не только моральный.
– Но деньги-то мне дают…
– Правильно, но Винглинский – это торговая вывеска нашего штаба. Сигнал всем тем, кто желал бы видеть кандидата Голодина победителем. Всем, с кем нельзя поговорить лично. Если б мы прошли на уровне полутора процентов, Сережа Янович развел бы руками перед своими товарищами «оттуда» и сказал бы: я старался, но вы выбрали не ту фигуру. При наших полутора процентах Кремль не стал бы даже шевелиться, чтобы дать Винглинскому по рукам. Наоборот, сделали бы вид, что они рады. Но нынешнее состояние предвыборных цифр отбивает у Кремля всяческое чувство юмора. И Винглинский чувствует это задницей. Под ним уже шатаются стулья. Он сейчас больше думает не о том, как бы нам помочь, а о том, как бы дать сигнал президенту, что он, по большому счету, ни при чем.