Кто нашел, берет себе
Шрифт:
Красногубый издает смешок, а потом делает нечто такое, что потрясает Пита, который до этого мгновения верил, что его уже ничем не пронять. Мужчина плюет на труп.
— Он никогда не был моим партнером, хотя однажды, давным-давно, у него был шанс. Когда тебя, Питер, еще в проекте не было. И хотя твоя попытка увести разговор в сторону достойна восхищения, я вынужден настаивать на том, чтобы мы придерживались главной темы. Где записные книжки? В твоем доме? Который, между прочим, был моим домом. Какое любопытное совпадение, да?
Новый шок.
— Вашим?..
— Еще более древняя история. Не важно. Они там?
— Нет. Они там были, но
— И я должен тебе поверить? Это вряд ли.
— Из-за него. — Пит вновь мотает головой в сторону трупа. — Я пытался продать ему несколько записных книжек, а он пригрозил рассказать все полиции. Мне пришлось их перепрятать.
Красногубый обдумывает его слова, потом кивает.
— Ладно, это я понимаю. Совпадает с тем, что он мне рассказал. Так куда ты их перенес? Выкладывай, Питер, не тяни. Нам обоим станет легче, особенно тебе. Если уж делать, то быстро. «Макбет», первый акт.
Но Пит ничего выкладывать не собирается. Выложить — значит умереть. Перед ним человек, который первым украл записные книжки, теперь он это знает. Украл записные книжки и убил Джона Ротстайна более тридцати лет назад. А теперь он убил мистера Холлидея. И что помешает ему добавить к списку Пита Зауберса?
Красногубый без труда читает его мысли.
— Нет необходимости убивать тебя, знаешь ли. Во всяком случае, сразу. Я прострелю тебе ногу. Если это не развяжет тебе язык, вторая пуля отправится в яйца. А без них к чему жизнь такому молодому человеку, как ты? Верно?
Окончательно загнанному в угол Питу не остается ничего другого, кроме как выплеснуть обжигающую, беспомощную ярость, на какую способны лишь подростки.
— Ты убил его! Ты убил Джона Ротстайна! — Слезы льются из глаз, текут по щекам теплыми струйками. — Лучший писатель двадцатого столетия, а ты вломился в его дом и убил! Ради денег! Всего лишь ради денег!
— Не ради денег! — кричит в ответ Красногубый. — Он продался! — Он подходит на шаг, ствол пистолета немного опускается. — Он отправил Джимми Голда в ад и назвал это рекламным бизнесом! И между прочим, кто ты такой, чтобы судить? Это ты пытался продать записные книжки! Я продавать их не хотел. Может, однажды, когда был молодым и глупым, но это в прошлом. Я хочу их прочесть. Они — мои. Я хочу провести рукой по чернилам и почувствовать слова, которые он написал собственной рукой. Только эта мысль и позволяла мне тридцать шесть лет сохранять рассудок! — Еще шаг. — Да, а как насчет денег, которые лежали в сундуке? Их ты тоже взял? Разумеется, взял. Вор — ты, а не я! Ты!
В этот момент Пит слишком разъярен, чтобы думать о побеге. Потому что последнее обвинение, при всей его несправедливости, — правда. Он хватает один из графинов и со всей силы швыряет в своего мучителя. Красногубый этого не ожидает. Он пытается увернуться, отклоняется вправо, и графин попадает ему в плечо. Падает на ковер, стеклянная пробка вылетает, и резкий запах виски накладывается на запах свернувшейся крови. Мухи, чья трапеза прервана, взмывают в воздух черным жужжащим облаком.
Пит хватает второй графин и, подняв его, как дубину, бросается на Красногубого, напрочь забыв про пистолет. Спотыкается о вытянутую ногу Холлидея, падает на колено, и когда Красногубый стреляет — в небольшом замкнутом пространстве кабинета выстрел гремит как гром, — пуля пролетает над головой Пита так близко, что чуть не задевает волосы. Пит слышит ее свист: з-з-з-з. Он бросает второй графин и попадает Красногубому
Два уцелевших графина остались сзади, нет времени повернуться и схватить еще один. Пит встает и дотягивается до лежащего на столе топора, хватая его не за обтянутую резиной рукоятку, а за лезвие. Чувствует боль: лезвие поранило ладонь, — но боль далекую, словно чужую. Красногубый не выпустил пистолет из руки и теперь поднимает его, чтобы выстрелить вновь. Думать Пит не способен, однако какая-то часть его мозга, глубинная, возможно, ни разу не просыпавшаяся до сегодняшнего дня, понимает, что он мог бы схватиться с Красногубым и отнять пистолет, если бы находился ближе. Легко. Но между ними стол, поэтому Пит бросает топор. Он летит в сторону Красногубого, вращаясь, как томагавк.
Красногубый кричит и сжимается в комок, поднимая руку с пистолетом, чтобы прикрыть лицо. Тупая сторона головки топора попадает ему в локоть. Пистолет выпрыгивает из пальцев, ударяется о книжный шкаф, падает на пол. Снова гремит гром. Пит не знает, куда попала вторая пуля, но точно не в него, а на все остальное плевать.
Красногубый опускается на колени и ползет за пистолетом, седые волосы падают на глаза, кровь капает с подбородка. Он невероятно быстр. Напоминает ящерицу. По-прежнему не думая, Пит прикидывает, что проиграет, если попытается добраться до пистолета первым. Совсем чуть-чуть, но проиграет. Есть шанс схватить мужчину за руку до того, как он прицелится, но шанс небольшой.
Поэтому Пит бросается к двери.
— Вернись, сучонок! — кричит Красногубый. — Мы не закончили!
Способность мыслить логически на мгновение возвращается. Как раз закончили, думает Пит.
Он распахивает дверь кабинета и выбегает в коридор. Захлопывает ее за собой и мчится к входной двери, к Лэйсмейкер-лейн, туда, где есть люди, которым ничто не угрожает. Еще один выстрел — приглушенный, — и Пит внутренне сжимается, но не чувствует ни удара, ни боли.
Он дергает входную дверь. Не открывается. Бросает безумный взгляд через плечо и видит, как Красногубый, отрастивший кровавую бородку, пошатываясь, выходит из кабинета. Красногубый держит в руке пистолет и пытается прицелиться. Пит онемевшими пальцами хватает барашек замка, поворачивает. Мгновением позже он на залитом солнечным светом тротуаре. Никто на него не смотрит. Потому что поблизости никого нет. В жаркий рабочий день торговый район, частью которого является пешеходная Лэйсмейкер-лейн, практически пуст.
Пит бежит куда глаза глядят.
30
Теперь за рулем «мерседеса» Холли сидит Ходжес. Соблюдает все правила дорожного движения, не рыскает с полосы на полосу, но едет максимально быстро. И совершенно не удивлен, что поездка из Норт-Сайда к книжному магазину Холлидея на Лэйсмейкер-лейн вызывает воспоминания о другой, более отчаянной поездке на этом же автомобиле. Только за рулем в тот вечер сидел Джером.
— С чего вы так уверены, что брат Тины пошел к этому Холлидею? — спрашивает Джером с заднего сиденья.
— Пошел. — Холли отрывается от айпада, который достала из просторного бардачка «бенца». — Я знаю, что пошел, и думаю, что знаю почему. Речь не о книге с автографом. — Она стучит пальцем по экрану и бормочет: — Давай, давай, давай. Загружайся, придурок!
— А что ты там ищешь, Холлиберри? — спрашивает Джером, наклоняясь между сиденьями.
Она бросает на него сердитый взгляд.
— Не называй меня так, ты же знаешь, я терпеть этого не могу.
— Извини, извини. — Джером закатывает глаза.