Кто он был?
Шрифт:
Так Михкель спрашивал себя, у молодого же человека он поинтересовался:
— Почему вы решили, что надо обратиться ко мне? Кто вас направил?
Он чувствовал себя прокурором, но понимал, что обязан знать о молодом человеке гораздо больше того, что знает.
Гость не собирался ничего скрывать.
— Бабушка. Она не направляла меня к вам, она говорила, что лучше, если я забуду своего кровного дедушку и по-прежнему стану считать настоящим дедушкой отчима своего отца. Она прямо-таки заклинала меня. Что кровный дедушка может лишь скомпрометировать меня. От политики разумнее держаться подальше, бабушка была и против моего вступления в комсомол. Я не отставал, пока не выведал у нее кое-что. Она помнила трех-четырех людей, которые могли знать Александра Раавитса. Я не оставлял ее в покое, и она назвала их. Я ведь очень упрямый.
— Это я уже заметил, — произнес, улыбаясь, Михкель. — В этом смысле ты явно пошел в дедушку.
Молодой человек быстро спросил:
— Он был упрямым?
— Упрямым,
— Тренер тоже называет меня настырным.
— Каким видом спорта вы занимаетесь?
— Легкой атлетикой. Четыреста и восемьсот.
— Как Хуанторена, — сказал Михкель.
— Вы разбираетесь в спорте, — признательно сказал молодой человек, не скрывая своего удивления.
— Разбираюсь там или нет, но спортом интересуюсь.
— Сами чем-нибудь занимались?
— Ради своего удовольствия, в школе.
— Соревновались?
— В соревнованиях рабочей молодежи участвовал.
— По какому виду?
— Шестьдесят метров и прыжки в длину. И в высоту тоже, и еще волейбол. Благодаря Сассю, то есть твоему дедушке, получил первые и единственные шиповки. Общество позаботилось, общество приобрело три пары шиповок, и Сассь, все тот же твой дедушка, посоветовал одну пару предоставить в мое пользование. На меня возлагали надежды.
— Чем он сам занимался?
— Изредка играл в волейбол. По воскресеньям, развлечения ради. Он был членом правления нашего общества.
— Значит, привязанность к спорту у меня тоже от него, — сказал с улыбкой Энн Вээрпалу.
— Ну конечно, если тебя интересует еще и спортивная работа.
— После института получу диплом тренера.
Михкель отметил про себя, что скрытое напряжение у молодого человека проходит.
8
Когда они добрались до Пирита, одна площадка, к счастью, была свободной. На остальных трех шла уже игра. Раздавались глухие удары, подбадривающие возгласы, смех. Собственно, настоящих волейбольных площадок здесь и не было, имелось лишь небольшое открытое пространство между соснами, то ли бывшая лесная дорога, то ли естественная лужайка с более или менее ровной поверхностью. И расстояния между деревьями были подходящие, с десяток метров, местами на метр или на два больше, смотря по тому, как росли сосны. Здесь было хорошо натягивать сетки. И каждое воскресенье их натягивали. Обычно на всех четырех площадках. Здесь как раз и умещалось четыре площадки, к реке проход суживался, и поверхность становилась слишком наклонной. Границы площадок были процарапаны в земле. Когда они впервые очутились здесь, тут было всего три вымеренные площадки, позднее прибавилась четвертая. Четвертая принадлежала им. Ее разметил Сассь, который убедил всех, что у него в точности метровые шаги. Когда нужно что-то вымерить. В следующий раз он, Михкель, перемерил площадку рулеткой и убедился, что у Сасся действительно метровый шаг. Длина одной стороны площадки оказалась девять метров и три сантиметра, другой — восемь девяносто восемь. Пять сантиметров туда или сюда, значения здесь, в лесу, не имело. Вымеренное Сассем место и было их волейбольной площадкой. Конечно, если на ней никто не играл. Понятно, что сюда являлись не какие-то определенные команды, здесь играла приходившая отдыхать в Пирита молодежь, иногда и люди постарше, площадки были местом игры «дикарей». Зачастую играли не шесть на шесть, а пятеро против пяти, четверо против четырех и даже трое против троих. Сколько в какой группе бывало людей. Иногда звали поиграть и чужака, если кто останавливался и наблюдал за игрой и когда не хватало играющих. Михкель не раз играл среди чужих, волейбол ему нравился настолько, что порой он вообще приходил один в надежде, что на какой-нибудь площадке потребуется игрок. Он считал себя достаточно хорошим волейболистом, поднимал мяч как требовалось: высоко или низко, прямо над головой или чуть вперед, по желанию нападающего. Подавать мячи за спину тогда не любили. И нападение ему, как правило, удавалось. Нет, у него не было пушечного удара, но зато он хорошо видел площадку противника и направлял удары в ту часть поля, которая была хуже защищена. При хорошем блоке, правда, уступал, не хватало роста и силы удара, в этих случаях он прибегал к обманным приемам. Михкель играл скорее разумом, чем мускулами. Но ведь здесь, среди леса в Пирита, играли не мастера и не на уровне мастеров, здесь главным было перекинуть мяч через сетку, хорошо, если в команде оказывался хоть один нападающий. Михкель быстро осваивался со стилем игры незнакомых ему людей, поднимал мячи, когда отсутствовал нужный игрок, был за нападающего, когда не хватало выше ростом и лучше его игроков или отбивал мячи на площадку противника по возможности туда, где в тот момент не было защитника.
На этот раз они пришли со своими ребятами, прихватив с собой сетку и мяч. О мяче и сетке позаботился Раавитс, хотя в игре он был неповоротлив, ленился кидаться к мячу или вытягивать его, и нападающим он был слабоватым, хотя росту у него хватало. Подпрыгивать Сассь не любил вообще. Частенько он принимал мячи ладонями, но здесь не было строгих судей, и на небольшие нарушения правил игры смотрели сквозь пальцы, но «теплые мячи» Сасся были действительно теплыми, мяч он больше ловил и отбрасывал,
В тот раз разгорелась азартная игра. Даже Сассь вошел в раж. Небо было ясное, солнце палило, теплый ветерок остужал, а еще больше река, она протекала недалеко отсюда, хлопоты доставлял только Юссь, который никак не хотел вылезать из воды.
Они сыграли уже с десяток партий, отдыхали, плавали и снова играли, никто не жаловался на усталость и на то, что надоело, да, они сыграли уже партий десять, когда им предложили провести один настоящий матч. Вызов сделали парни примерно такого же, как они, возраста, которые до сих пор играли между собой на самой приречной площадке, четверо против четырех. Это были не воскресные любители, а тренированные игроки, которые подавали и принимали, поднимали и глушили по-настоящему. Это они увидели сразу, когда проходили мимо их площадки к речке.
— Попробовать можно, — сказал Юхан Тарвас. У него был природный бойцовский характер.
Так же решили и другие, лишь Сассь махнул рукой:
— Меня в счет не берите.
Его и без того бы не взяли, потому что на серьезную игру он не годился. Они посоветовались между собой, из кого составить команду и как распределиться. Михкеля поставили пасовать Юссю. Он согласился, под настроение у того получались сильные удары, и сегодня, казалось, выдался именно такой день. Юссь любил высокие подачи, прямо над головой, и когда они удавались, то из десяти ударов семь-восемь он вколачивал в площадку. Особо и блок его не удерживал, обычно от блока мячи летели за пределы поля, или же он бил поверх блока, — несмотря на свой вес, Юссь обладал хорошей прыгучестью. Согласились на то, что сыграют две из трех, то есть матч выиграет тот, кто из трех партий выиграет две. Победитель получает шесть бутылок пива, парни из другой команды, правда, хотели довести приз до целой корзины, но у их противников не было таких денег, чтобы в случае проигрыша купить корзину пива. Корчма Румму находилась в двух шагах. При счете пять на десять в первой партии Михкель решил, что больше двух партий играть не придется, противники превосходили их. У них было трое нападающих с поставленным ударом, да и мячи они подавали умело, к тому же все хорошо передвигались на площадке. Но тут у Юсся пошли его пушечные удары, каждый достигал цели. Первую партию они даже выиграли — шестнадцать на четырнадцать, и во второй вели — десять — девять, но на этом игра оборвалась.
Виноват был Сассь, вернее, какие-то типы, которые стали к нему приставать. Сассь сидел в сторонке, нашел место, где деревья не затеняли свет, и подставил солнцу спину — так он сам потом рассказывал: сидел и следил за игрой, настроение было хорошее, ребята снова вели в счете. Потом к нему подсели три вахлака, один справа, двое слева. И начали задирать, сперва вроде в полушутку, но под общий задор все больше раскураживались и наконец заявили Сассю, чтобы убирался прочь, если хочет в целости и сохранности домой вернуться. Что такому красному смутьяну не место здесь, среди честных сынов отечества. Мол, что за дурь он вбивает рабочим, этакий купленный на заграничные деньги подстрекатель. Сассь узнал старшего из них, тот сам рта не раскрывал, зато с нескрываемой злобой оглядывал Сасся, это был старый вапс, который вертелся среди рабочих. Сассь подняться поднялся, но не ушел. Тогда один из трех, самый молодой и плечистый, хотел было двинуть ему, но Сассь спокойно оттолкнул нападавшего, как он сам потом говорил. Зато второй приставала влепил ему кулаком между глаз, и Сассь отшатнулся к дереву. Это уже заметил Юссь, поймал мяч и с мячом под мышкой пошел к драчунам.
— Кто тебя ударил? — спросил он Сасся.
Сассь ни слова не сказал, сам подступил к тому, кто его стукнул, и получил новый удар, на этот раз в ухо. Нападавший вознамерился ударить еще раз, но не успел, кулак Юсся скосил его с ног.
До большой драки все же не дошло. То ли внушительная фигура Юсся и его тяжелый боксерский удар отрезвили забияк, то ли их заставило задуматься то, что силы были более-менее равными. Стоило огромного труда унять разъярившегося вдруг Сасся. Обозленному Сассю все было нипочем, Михкелю и еще двум его товарищам пришлось-таки повозиться, прежде чем они успокоили Сасся. Не удержи они его, он бы пришиб своего противника, сила у него была медвежья, при этом и злость дикая. Легко не заводился, но уж если приходил в ярость, то собой уже не владел.