Кто поверит эху? - Часть 4
Шрифт:
Так и не удалось ничего добиться. Постарела, наверное... женщины без денег и власти хороши только молодостью.
Хоть давно уже вернулась с улицы в теплую комнату, холод не желал уходить из-под одежды, проникал еще глубже. Согрела над углями воды, разбавила пополам вином. Размешала с порошком из пряностей - то ли прежние хозяева оставили, то ли кто позаботился о новых гостях. Сидела, завернувшись в одеяло, тянула питье понемногу, разглядывала циновки и нехитрую утварь. Илин и Айлин играли в куклы за стенкой, высокие голоса были слышны отлично. Никогда не жила в доме, где стены как из бумаги...
Как ни старалась, не могла толком вспомнить два года, проведенные с первым мужем. Отлично помнился дом, от расположения дверей до узора на столовых приборах, лица и голоса слуг, все те мелочи, которые вроде бы незаметны, а создают маленький мирок каждого человека. Но тот, из-за которого все началось и разрушилось, оставался скорее символом, туманной тенью, хотя могла бы перечислить его привычки до мелочей. Даже его прикосновения, объятия почти позабыла. Разве что помнила несколько шрамов на его теле, следы ран - наверное, сейчас их стало больше. Но какая ей разница!
Ее настоящим мужем, ее родным и близким был другой, и всё, она так решила и это неизменно.
Задумавшись, не услышала скрипа двери, шагов - или он появился бесшумно? Энори стоял на пороге комнаты, улыбался подбежавшим девочкам - враз побросали кукол, а Истэ словно не видел.
– Ежик, Ракушка, рано проснулись!
Назвал их не по именам - прозвищам; сами ли открыли, или подслушал? Но нет, в этом доме, да и по дороге, она была слишком неспокойна для милых домашних словечек. Значит, сами...
Истэ ощутила почти ревность. Как быстро прониклись доверием! Со стуком поставила чашку.
Энори обернулся, глаза его смеялись.
– Кажется, все планы сейчас пойдут коту под хвост, у тебя слишком хорошие девочки.
И после, когда уже осталась с ним вдвоем, что-то покалывало болезненно, будто в десне рыбная косточка: да, они малы и росли в любви, но зачем они так доверчивы...
Она не предложила гостю ни выпить, ни даже присесть - но он преспокойно устроился сам подле нее. И явно наслаждался их новой встречей, разве что не мурлыкал от удовольствия, как кошка, когда ей в блюдце льют молоко. И это ее слегка разозлило и помогло успокоиться. Любопытно, сколько человек знают его тайну, знают, что он живой? Вряд ли она одна посвященная... чем меньше людей знают, тем хуже для Истэ.
– Чего ты хочешь добиться?
– Смуты, - сказал он прямо.
– О твоем... бывшем муже ходят разные слухи. Если народ начнет говорить, что он сам тебя убил - пытался убить - в припадке гнева, а всем остальным потом преподнесли байку о трагической смерти, многие возмутятся, особенно твоя родня. И без того его Дом сейчас лишился поддержки многих верных семей. И Тагари не сумеет сдержаться, подогреет слухи еще сильнее. Знаешь, так сухая солома загорается от огня, и затем тот горит еще жарче, - видимо, заметив в ее лице сомнение, добавил: - Не волнуйся, твоя честь не пострадает - ты была ни в чем не повинна, лишь стала жертвой его подозрений и злобы. А то, что было потом... ну ты человек, в конце концов. Тебе захотелось тепла, нормальной семьи.
– Если я чудом избежала смерти, зачем вернулась? Особенно столько лет спустя.
– Увидеть сына, - ответил он быстро.
– Люди часто совершают безрассудные поступки ради любви.
– Какой любви, ты с ума сошел, я ведь сбежала и от мальчика тоже.
– Не проговорись перед кем-нибудь еще. Не сбежала, а скрылась после того, как волей Небес спаслась.
– Я в дороге вроде бы слышала о твоем театре, мне показалось странным подобное увлечение - для того, каким я тебя помнила, но теперь верю - ты, верно, и речи им сам сочинял... Так что насчет материнской любви?
– сказала она как можно спокойнее, прогоняя картинку - Тайрену, которому всего лишь полгода, машет погремушкой и улыбается, и глядит на нее, Истэ. Погремушка была серебряная и отделана красной яшмой, "красноглазая", назвала ее нянька.
– Никто не удивится, узнав, что ты решила проведать сына, который остался один после моей... смерти.
– Я и об этом успела узнать в глухом углу, где жила?
– Конечно, ты собирала все слухи о мальчике. По капле, как воду в засуху.
– Сейчас расплачусь от умиления.
– Согласись, это лучше, чем репутация матери, сбежавшей с любовником и бросившей больного младенца. И ни разу не вспомнившей.
"Мои воспоминания - не твое дело", хотела отрезать Истэ, но промолчала. Какой сейчас смысл с ним препираться? Он только удовольствие получает, аж светится, тварь. Надо думать о девочках, их бы спасти, и самой уцелеть.
– Хорошо, но как ты намерен показать меня людям? Или мне сейчас отправиться к родителям - уж они-то меня узнают?
– Нет, нет, - он вскинул ладонь, перебивая.
– Мне нужно несколько писем. Опасно было бы сразу отпускать тебя на встречу, мало ли что. А письма... помогут пережить радость от твоего возвращения.
– И слухам тоже помогут, такие вести расползаются быстро, даже из-за закрытых дверей, - хмыкнула Истэ, опустила подбородок на костяшки пальцев. Как много лет назад ее начал наполнять азарт погони. Тогда они с Тагари уже не были союзниками, но игра была общая, смертельно опасная. Как и сейчас.
Истэ напомнила себе - перед ней вовсе не тот мальчишка из пригорья. Она его не знает, а он помогал управлять делами Хинаи, одной Заступнице ведомо, сколько у него нитей в руках. Но сама Истэ - мать, ей есть за кого бороться, и, может, поэтому Небеса будут на ее стороне.
Письма она написала. Не знала, кому Энори отдал их, но вскоре он вернулся и заявил, что договорился о встрече.
– Поначалу все будет просто, все зависит лишь от тебя. И помни - шаг в сторону и тебя обнаружат. Хорошо, что Кэраи пока еще нет, но это счастье не будет вечным. И не забудь... по своей воле, или если тебя задержат, если хочешь, чтобы с девочками все было хорошо, не упоминай обо мне, - сказал без угрозы, как-то даже рассеянно.
– Мне все равно особых проблем не доставишь.
– Можно подумать, сейчас они не в твоей власти, а я могу тебе верить.
– Мне нравятся дети. Про Тайрену ты не могла не узнать, но я и с другими умею.
Истэ вспомнила его обращение с близняшками... они никогда не дичились посторонних, но тут слишком уж быстро приняли его.
– В доме у генерала не было малышей, из-за Тайрену решили так, слуги держали своих отдельно; но я много ездил, видел разных людей, больших и маленьких, и детское сердце мне легко понять без особого дара.