Кто сеет ветер
Шрифт:
— О-Суми-сан сказала не все, — вступился профессор, вставая и беря из ее рук портфель. — В этом портфеле — копии документов фашистских групп, которые хотят использовать грязную провокацию еще шире: для разгрома легальной рабочей общественности, захвата министерских портфелей и для создания конфликта с Советским Союзом.
— Голословное заявление. Таких документов не может быть!.- воскликнул запальчиво следователь.
Профессор Таками раскрыл портфель и достал оттуда папку с бумагами.
— Они есть. Вот их копии, — сказал он, протягивая папку следователю. —
Ито, не отвечая, просматривал документы. Он был смущен и встревожен. На тонких его губах, точно пена, прыгали пузырьки слюны.
— Письмо депутата Каяхары… Протокол заседания «аКин-рюкай»… Выписка из приказа второго отдела генштаба о развитии «общественных шпионских организаций»… Письмо майора Каваками, — ошеломленно бормотал он, вонзаясь прищуренными глазами в мелкие строчки иероглифов. — Где вы взяли все это?
Сумиэ молчала. Горло ее было сжато волнением. Она пыталась остаться спокойной, найти подходящие для ответа слова и не могла. Дыхание перехватывало.
— Я спрашиваю, откуда у вас документы?… Где вы их взяли? — повторил Ито, невольно повысив голос.
Девушка вдруг закрыла лицо руками. Нервы не выдержали. Из глаз хлынули слезы.
— Украла… у папы-сан! — прошептала она, дрожа от волнения. — Пусть меня судят, но и их тоже. Они хуже меня. Они продают правосудие, правду! Клевещут!
Профессор Таками ласково обнял Сумиэ, стараясь успокоить ее. Заглушив в груди всхлипывания, она глубоко вздохнула, достала из рукава кимоно носовой платок и вытерла мокрое от слез лицо.
— Может быть, господин следователь, мы поговорим пока с вами вдвоем? — спросил профессор. — О-Суми-сан слишком взволнована.
Ито испытующе посмотрел на него и стал опять перелистывать документы. Широкие его брови, надвинувшись на оправу очков, сошлись почти в одну линию. Неожиданно ему пришла в голову мысль, что для него лично прекращение этого запутанного, дутого дела является лучшим выходам из создавшегося положения. Блестящая служебная карьера, висевшая благодаря вмешательству особого отдела кейсицйо на волоске, могла быть спасена теперь простым ходом. Он мог передать эту папку непосредственно министру юстиции и получить официальное распоряжение об освобождении подследственных за недостатком улик.
«Министр, конечно, сделает именно так, — подумал Ито с усмешкой. — Он пойдет на любой компромисс, лишь бы эти документы не были опубликованы в прессе. Начальник особого отдела майор Каваками возражать не посмеет тоже. Для него эта папка еще опаснее».
Виконт Ито достал портсигар и, зажав в зубах золоченую с конца папиросу, любезно сказал профессору:
— Я попрошу прийти завтра утром. Думаю, мы сумеем договориться!
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
По приказу ротного командира печально и резко прозвучал горн. Новобранцы, окруженные деревенскими родственниками, приехавшими проводить призывников до казармы, прошли во внутренний двор и, подгоняемые окриками широкоплечих гвардейцев, сбились перед трибуной в одну большую толпу. Рослый солдат, стоявший около ворот, несколько раз ударил в звонкую кожу барабана. Толпа насторожилась. Узколицый, скуластый капитан в галунах и нашивках вытянул перед собой свиток отпечатанной на гектографе рукописи…
— Новобранцы! — сказал он, развертывая свиток. — Вы переживаете трудное время. Величие или падение божественной родины во многом зависит от ваших действий. Но есть ли в вас древний воинский дух, тот великий яматотамасии, который один прославил и поднял нашу страну над всеми державами?… Вы пришли из деревни. Вы знаете, как тяжело живется крестьянам, как страдают солдатские семьи, несмотря на мощь и славу Японии. Вы знаете, кто виноват в этом: правительство адмирала Окада; дурные чиновники и хищники-финансисты, которые встали злою стеной между народом и императором!..
От дерзких слов его сотни людей вздрогнули, точно от взрыва шрапнели, пронесшейся над головами.
Взоры уставились в землю. Любопытство, светившееся в глазах, сменилось пугливой тревогой. Казалось, что сердцем толпы вдруг овладела мудрость трех обезьян храма Никко, и люди потеряли дар слышать, видеть и говорить.
— Правительство адмирала Окада, — уверенно продолжал капитан, — не в состоянии облегчить жизнь народа. Оно не интересуется армией, не понимает нового духа. В его рядах находится такой ненавистный для армии человек, как министр финансов Такахаси… Мы желаем, чтобы правительство и парламент поразмыслили над своей позицией. Мы исполнены решимости преодолеть все. Мы хотим добиться избрания таких депутатов, назначения таких министров, которые разделяли бы нашу оценку переживаемого страной положения. Эгоистические действия нынешнего правительства противоречат национальному духу.
Старый жандармский шпик, переодетый крестьянином, беспокойно шнырял глазами по неподвижной пестрой толпе новобранцев и их многочисленных родственников, не зная, как отнестись к столь необычному антиправительственному докладу ротного командира. Согласно инструкции главного управления полиции, собрание нужно было немедленно разогнать, а капитана подвергнуть аресту. Но ведь кругом стояли солдаты и младшие офицеры роты, и все они восклицаниями и улыбками выражали полное одобрение резкой речи оратора.
Шпик побежал докладывать по начальству. Жандармский офицер Хаяси отнесся к его донесению с подозрительным равнодушием.
— Это внутреннее дело полка, которое нас не касается, — сказал он, позевывая.
Обескураженный и испуганный шпик решил донести обо всем происшедшем командиру полка. Командир ответил еще решительнее:
— Да, этот случай мне известен. Молодые офицеры моего полка, а вероятно, и других полков, придерживаются того же мнения, и это легко объяснить их пламенной любовью к народу.