Кто сеет ветер
Шрифт:
— Да, медлить больше нельзя. Сливовая ветвь должна распуститься, — сказал Окура, вставая с татами,
— Все ли у вас приготовлено? — спросил настороженно старик. — Известны ли каждой группе точные маршруты? Необходимо проверить все это лично.
— «Кин-рю-кай» проверяет. В каждой группе есть наши члены.
— Тогда можно действовать, — сказал старик, обмахиваясь веером. — Но сами мы должны оставаться по эту сторону. Здесь будет работы не меньше, чем там. Полковник Кофудзи тоже не должен вмешиваться. Пусть пока действует одна молодежь.
— О
Барон Окура с улыбкой оправил примятое кимоно, согнулся с шипением в низком прощальном поклоне и вышел. В вестибюле служанки помогли ему надеть теплое верхнее платье и обувь. Автомобиль ждал у калитки. Сходя с крыльца, барон Окура остановился на ступенях и поднял вверх голову. Небо было окутано темными, плотными облаками. Ночь обещала быть снежной.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Когда Ярцев с газетой в руке вошел в кухню, Эрна в белом переднике и белой косынке, с завернутыми до локтей рукавами, стояла около газовой плитки и готовила брату завтрак. На одном огне варился фруктовый кисель, на другом — в полузакрытой кастрюле плавал в воде. и. масле жирный цыпленок, присланный для больного Сакурой.
— А ведь наша взяла, хрустальная, — сказал Ярцев, победоносно шурша газетой. — Фашисты получили всего четыре мандата. Рабочие и крестьянские левые организации — двадцать три. Минсейто переплюнуло Сейюкай на тридцать один мандат. Древний народ Ямато, как видно, осовременился, и не очень пылает желанием вспороть себе по способу харакири живот во славу всесветной империи микадо и его самураев.
— Какая у вас газета?
— «Асахи». Вполне буржуазная. Но посмотрите, как пишет!
Он протянул ей сложенный вдвое лист, в начале которого виднелся крупный подзаголовок о результатах парламентских выборов.
«Данные голосования, — сообщала газета, — подчеркивают ряд особенностей, которыми характеризуются настоящие выборы. Особенности эти сводятся к следующему. В целом ряде округов, где до сих пор были сильны традиции Сейюкай, она потерпела поражение. Там были избраны кандидаты Минсейто. С другой стороны, стремительное продвижение показали пролетарские кандидаты. Это объясняется не только поддержкой их рабочим классом, но и тем, что нация увидела, что существующие партии бессильны против фашизма, и поэтому повернулась к пролетарским партиям. Выборы показали, что нация отвернулась от правых организаций, кандидаты которых потерпели поражение. Ясно, что нация настроена против фашистской деятельности этих организаций».
— Да, для буржуазной газеты такая статья довольно симптоматична. Война — это палка о двух концах. Умные буржуа не могут не понимать этого, — сказала Эрна, возвращая газетный лист и берясь снова за поваренную ложку. — Ну, а как наш профессор — прошел в палату?… Не слышали?
— Громадным большинством! Кандидаты от «Кин-рю-кай» провалены поголовно.
— Кто вам сказал?
— Чикара. Когда приносил сюда утром цыпленка.
— А
— Не такой парень, чтобы напутать. Он теперь в высокой политике разбирается лучше, чем в своих школьных делах.
— Да, он за это время вырос заметно. Мне даже жаль мальчугана. Слишком уж рано кончается его детство.
— Ничего. На пользу пойдет. От здешних людей я слышал хорошую пословицу: «После ливня земля твердеет».
— Вы, вероятно, Костя, тоже много ливней прошли! Я теперь пригляделась. Нутро у вас твердое, хоть вы и кажетесь иногда мягкотелым.
— Вы это как — без издевки?
— Верно, Костя. После общих страданий я яснее вижу. За эти месяцы мне много пришлось пережить, передумать… Слишком долго искала я оправдания своим слабостям. Зато теперь все снова понятно и просто. И жить хочется еще больше!
Он бросил газету на кухонный стол и подошел к девушке ближе. В глазах его полыхала улыбка» веселая и нежная.
— А что, если я вас поцелую за такие слова?.. Не рассердитесь? Не щелкнете по лбу половником? — спросил он, мягко взяв ее за руки.
Эрна застенчиво покраснела и отстранилась. Он дружески задержал ее локти, засматривая ей в глаза.
— Пустите, Костя!.. Пережарю цыпленка.
— Вы его, драгоценная, не жарите, а тушите. Опасности, следовательно, нет никакой.
Девушка оглянулась на дверь.
— Ну кисель перекипит!
Он радостно засмеялся.
— А под ним и совсем нет огня. Разве вы не заметили?… Я погасил, когда вы читали газету… Кисель готов!
— Пустите, Костя! Могут войти… Зачем вы ворошите старое, перегоревшее?
Ярцев сжал ее локти в своих крепких пальцах. Она вдруг притихла, как нашаливший ребенок, мигая смущенно и виновато ресницами.
— Пустите! — сказала она. — Зачем вы?…
Он молча поцеловал ее. Это был первый их поцелуй. Рот ее ломко и жалобно дрогнул.
— Пустите! Не надо! — повторила она, не двигаясь.
Он поцеловал ее снова, еще и еще… Она дрожала всем телом, как перепуганный жаворонок в руках птицелова.
— Любишь? — спросил он беззвучно.
— Не знаю, Костя. Я слишком устала… Не мучь меня! Будем друзьями!
Ярцев, побледнев, отступил к столу… Этого он боялся больше всего!
— Что же! — прошептал он потерянно. — Ты вправе…
Голос его сорвался.
Тогда Эрна, позабыв обо всем, прижалась к нему, ловя холодеющим ртом его губы…
В тот же день вечером на квартиру Ярцева неожиданно пришел инспектор полиции н, предъявив ордер, строго сообщил, что «по распоряжению кейсицйо мистера Ярцева надлежит выслать в трехдневный срок в Соединенные Штаты Америки, гражданином которых он по бумагам является».
Эрна и Наль получили такое же уведомление через другого инспектора о предстоящей высылке их на Яву.
Ярцев немедленно позвонил профессору.
— Таками-сан, вы теперь власть — депутат нижней палаты. Устройте, пожалуйста, чтобы нам разрешили ехать всем вместе в Китай… На Яву моим друзьям нельзя возвращаться.