Кто соблазнит малых сих...
Шрифт:
Дим-Димыч пытается освободиться. Он планирует побег. Он обречён.
Я провожаю взглядом дрожащие огоньки и бледные лица. Я пуст внутри и прозрачен для тварного мира, ветер
В какой-то момент я понимаю, что мир вокруг меня наполнен диковинной какофонией -- звонят десятки телефонов в карманах проходящих мимо людей, но никто не берёт трубку, страшась открыть свою свечу случайному порыву ветра, не в силах проронить ни слова.
Увлечённый потоком, я следую за ними, лишённый огневого талисмана, невидимый для толпы.
Мы выходим к мосту -- и вдоль перил люди стоят плечом к плечу. Цепочка расползается по закованной в бетонные блоки набережной. Они выливают в воду расплавленный воск.
Бесформенные островки плывут по чёрной воде, отражающей искажённые огни вечернего города. Объединённые общей горечью, они цепляются друг за друга, но течение разделяет их и, вращаясь они растворяются во мраке и нет мостов, способных объединить их.
Свечи гаснут, люди уходят, но на их место становятся новые и новые, и воск течёт.
Вдруг я понимаю, что это происходит в каждом городе, в каждом поселении до которого дотянулась Эквиска. Я понимаю, что это происходит в моём собственном доме, я достаю телефон, но его экран мёртв -- я оставил аккумулятор в доме Дим-Димыча.
Опустевшее небо снежит.
Боги и пророки растворяются в цифровом небытии. Гальванизированные покойники навсегда возвращаются к своим пристанищам. Снег ложится на людские следы и капли воска.
Где-то там, далеко, за линией горизонта, холодный, неизбежный, неотвратимый катится по планете новый день. Он страшит меня и радует. Я свободен и пуст, впервые за долгие годы. Я иду, не разбирая дороги. Полоумная собачонка, вырвавшись из скорбной толпы, заливаясь лаем, путается в моих ногах.
И в непоколебимой уверенности, которая свойственна лишь мертвецам и дуракам, я знаю: куда бы мы ни шли -- мне с ней по пути.