Кто-то, с кем можно бежать
Шрифт:
Когда он вышел из пещеры, она встала и поблагодарила его за всё то, что он для неё сделал. Её вежливость была почти оскорбительной. Он простился с Шаем и, главное, с Динкой, которая тоже забеспокоилась, когда он вышел: бежала за ним и возвращалась к Тамар, снова и снова сшивая разделившую их прореху. Отойдя от пещеры на довольно большое расстояние, он обернулся, так как услышал – или ему показалось, что услышал – что Тамар тихо зовёт его, будто проверяя, сможет ли он её услышать. Он побежал к ней, почти паря на волне болезненного смятения чувств. И Тамар тоже была поражена окатившей её волной, когда увидела, что он возвращается к ней.
– Да, что ты хотела?
– спросил он, отдуваясь.
– Почему ты вернулся? – удивилась она.
– Потому что ты меня позвала, и ещё – я забыл
– Письмо от Леи?
– Да, она дала мне его для тебя, но, когда я пришёл, была эта история с доской, потом мы занялись Шаем, и я забыл.
Он отдал ей письмо. Они стояли друг против друга. Строгие и измученные. Она сложила письмо и мяла его в руке. Он увидел синеватую жилку, пульсирующую на её шее, и едва удержался, чтоб не дотронуться до неё, успокоить. И только тогда спохватился и спросил, зачем она его позвала.
– Зачем? – удивилась Тамар. – Ах, да. Слушай.
Она спросила, готов ли он сделать ей одно огромное одолжение, последнее. Асаф в отчаянии развёл руками и даже топнул ногой, почему "последнее", почему? Но ничего не сказал, взял телефон, который она ему записала, и выслушал множество подробных указаний и предостережений и вопрос, который она просила им задать. Сказать по правде, эта задача показалась ему слишком трудной и совсем не для него. Она тоже понимала:
– Конечно, это я должна была поговорить с ними, но как? Отсюда?
Он сказал, что сделает это.
– Тогда повтори ещё раз, что ты им скажешь.
И заставила его повторить вопрос именно в таком виде, как она хотела, и он повторил, забавляясь тем, что впервые увидел это её упрямство и жёсткость, но, в то же время, испуганный сложностью отношений в её семье, которые открылись ему сейчас во всей своей неприглядности. Она, разумеется, тоже это почувствовала, и когда он с успехом сдал экзамен по зубрёжке, её руки опустились, и вся её жёсткость улетучилась:
– Подумать только, я говорю с тобой о том, что даже лучшим друзьям не рассказывала.
– Послушай, в три часа я буду здесь.
– Да, да. Мне нужно вернуться к Шаю.
И она повернулась к пещере, до боли реальной, зная, как трудно ему будет вернуться в этот ад после того, как попробует на вкус свою обычную жизнь там, за его пределами.
Он выбрался на шоссе, поймал автобус и сразу же по дорожным указателям и названиям улиц начал определять, где он находится, пока точно не выяснил, куда привезла его Лея с закрытыми глазами. Дома он прослушал сообщения на автоответчике (опять звонил Рои и осторожным голосом спрашивал: может, им с Асафом стоит встретиться для мужского разговора? Ему кажется, что Асаф находится в кризисной ситуации, и им стоит об этом потолковать, не так ли? Нет, сказал Асаф и перешёл к следующему сообщению). Родители сообщили, что они выезжают на трёхдневную экскурсию по пустыне, и чтобы он за них не волновался. Асаф улыбнулся: три дня. Даже их отсутствие в его жизни всегда совпадает с его потребностями. Снова послушал их радостные голоса: они уже полностью освоились с разницей во времени. Утром посетили завод-хайтек Джереми, и даже папа, который уже тридцать лет работает электриком, сказал, что такого ещё не видел.
Дальше было семь сообщений подряд от Носорога, последнее говорило, что, если Асаф до двенадцати не позвонит, он, Носорог, звонит в полицию.
Оставалось ещё десять минут. Он выпил три стакана мангового сока один за другим и позвонил в мастерскую. Крик Носорога заглушил на мгновение шум машин, и Асаф сразу же вспомнил, за что он так любит Носорога, если это вообще требовало напоминаний. Асаф всё ему рассказал. Ничего не скрывая, кроме новостей из Соединённых Штатов и, кроме того, что с ним происходит, когда он с Тамар (то есть – кроме главного). Носорог слушал, не перебивая. И это тоже Асаф в нём любил: ему можно было рассказать всю историю, от начала до конца, не боясь, что он будет вклиниваться в рассказ с бесконечными дурацкими вопросами. Когда он закончил, Носорог тихо сказал:
– Так ты сделал это, а? Весь Иерусалим перевернул, но нашёл её... Честно, Асаф? Я не верил, что тебе удастся.
И только тогда, впервые, Асаф по-настоящему понял, что он сумел сделать это, найти Тамар, и странно, что ему раньше не приходило это в голову, может, потому, что, как только он её нашёл, он весь устремился на выполнение новой задачи – уход за Шаем, а потом – вздохнуть было некогда. Носорог быстро, по-военному, задал несколько деловых вопросов: знает ли Асаф, кто эти люди, которые преследуют Тамар и Шая; считает ли Асаф, что Тамар и Шаю угрожает опасность со стороны этих людей; где находится ресторан Леи, и нельзя ли получить несколько ориентиров пещеры, на самый крайний случай. Он трижды повторил Асафу, чтобы хорошенько проверял, не следят ли за ним, потому что, пока он прятался в русле ручья, он был защищён, а сейчас, разгуливая, он обнаруживает себя, и кто-то, наверняка, его тоже ищет. Потом он небрежно спросил, что нового в скорбной чужбине.
Асаф сказал, что ему так и не удалось с ними поговорить. Они только оставили ему сообщение, достаточно сухое, что они уезжают на три дня на экскурсию, но, судя по этому, всё там в порядке. Он чувствовал, что говорит слишком быстро, и надеялся, что Носорог этого не слышит на фоне шума фрезерных и точильных станков.
Затем он набрал номер, который Тамар записала ему на обёртке от "Красной коровы" [51] . Этот разговор, который длился всего три минуты, был для него ещё тяжелее предыдущего. Он назначил встречу в кафе, в каньоне на полпути от него к ним, и сообщил свои приметы, чтобы они могли его узнать, не забыв описать последние изменения в своём внешнем виде.
51
"Красная корова" – народное название популярного шоколада.
Он полчаса мылся в душе, затем надел чистую одежду и отправился в каньон. Слегка растерянный, ходил он по этому пузырю кондиционированного воздуха среди сверкающих магазинов. Он и сам казался себе там ненастоящим; будто он всего лишь двойник настоящего Асафа, который находится сейчас там, где должен находиться. На деньги, оставленные мамой для непредвиденных расходов в коробке с нитками, он купил четыре гамбургера (один для Динки) и несколько пачек "Мекупелет", "Эгози" и "Киф-кеф" [52] для Шая, который непрерывно поглощал шоколад, а тот запас, что приготовила Тамар, почти иссяк. Проходя между безмятежными людьми, он вспомнил, что он чувствовал, когда заходил иногда в комнату спящей Муки: она спала, как все маленькие дети, на спине, расслабленно раскинув руки и ноги, доступная всему миру. Асаф чувствовал тогда, насколько она наивна и неопытна и испытывал мощную потребность её защитить. И там, в каньоне, он тоже чувствовал, что все эти люди не знают, что на самом деле происходит на столь малом от них расстоянии, и какая эта жизнь опасная, мрачная и хрупкая.
52
"Мекупелет", "Эгози" и "Киф-кеф" – сорта шоколада.
После встречи с ними он был таким потным и обессиленным, что готов был вернуться домой и ещё раз принять душ. Не было никакой физической причины так себя чувствовать. Он встретился с двумя очень чистыми, тщательно одетыми и ухоженными людьми. Людьми, которые были немного моложе его родителей и намного образованнее их, очень рациональными, которые почти не дали ему рта раскрыть, и на всё, что он говорил, у них был готов ответ, и вообще – несмотря на то, что это он пришёл, чтобы рассказать им, они вели себя так, будто это они делают ему одолжение. Они даже спорили с ним – в основном мужчина – будто он в чём-то перед ними виноват, прямо боролись за то, чтобы он понял – и признал – насколько они правы и как пострадали. Асаф не знал, как себя с ними вести. Он и не пытался спорить. Передал им то, что его просили. Отказался сообщить дополнительные детали, задал только один вопрос, тот, что просила задать Тамар, и поразился, увидев, каких усилий стоило этому человеку уступить, проявить гибкость, согласиться.