Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Ты не забыл, у меня день ангела послезавтра, - услышал он голосок Лизы.
– Разве такое забывается?
– Интересно, кажется, в последний раз она говорила ему "вы".
– Придешь?
– Обижаешь. Обязательно приду.
– А я про птиц читаю.
– Подряд или выборочно?
– Выборочно. Сначала в оглавлении интересное имя встречаю, а потом читаю про эту птицу.
– Много прочитала?
– Пока не очень. А сейчас про коростеля читаю.
– Про коростеля?
– Он забавный такой. Кричит: "Крэкс, крэкс". Почти как Карабас Барабас из
– Действительно, забавно. Все летят со скоростью ветра, а этот бедолага знай идет себе - за плечами котомка, города обходит, села тоже, днем отсыпается...
– Котомка? Здорово! Но его жаль немножко...
– Честно говоря, мне тоже. Но получается, доля у него такая - пешком на родину возвращаться. Но ведь возвращается, не остается на чужбине, в теплых краях. Получается, его не жалеть, а уважать надо. И никакой не Карабас он вовсе, а просто старый ворчун? Совсем как я. Алло, Лиза, ты меня слышишь?
– Слышу.
– Или случилось что?
– Дядя Миша, Наталья Михайловна сказала, что ты от нас уезжаешь. Я тебя седьмого мая последний раз увижу?
Киреев растерялся. Он не знал, что ответить ребенку. Соврать бодреньким голосом? Стыдно.
– Лиза, я тебе вот что скажу. Мы обязательно должны увидеться. И вот еще что. Я в свой Старгород, как коростель, пешком пойду. Правда, вместо котомки рюкзак у меня будет, и пойду я днем, а не по ночам, а в остальном похоже.
– Как - пешком?
– удивилась Лиза.
– Я ведь тоже, как и ты, мечтал всю жизнь по полям да лугам ходить, вдоль речек, да через синие леса. Может, до Старгорода сил хватит дойти. Только, чур: об этом знаешь только ты.
– Какой ты молодец! И мне с тобой захотелось. Я никому не скажу.
– Подрасти сначала, хорошо?
– Дядя Миша, а как я узнаю, где ты будешь находиться?
– А тебе это важно?
– Конечно.
– Тогда сделаем вот так. Из самых красивых мест, куда меня занесет нелегкая...
– Кто занесет?
– Это говорят так. Торжественно обещаю, я буду тебе письма оттуда посылать с подарками.
– Какими подарками?
– Например, цветок сорву с луга. Или листок с дерева. Идет?
– Идет!
– Ну вот и славно. А сейчас тебе спать пора. Передавай привет своим бобрам.
– Передам. А коноплянку ты встретишь?
– Все. Спать, - и он положил трубку.
Глава восемнадцатая
– Тяжко, - это первое, что сказал Софье Киреев. Он сидел на полу, окруженный горой вещей, и, кажется, был близок к отчаянию.
– Ничего не получается.
– А это потому, что у вас системы нет. Кстати, здравствуйте. Плащ куда повесить?
– Спасибо, не надо. Тьфу ты!
– Они оба засмеялись.
– Здравствуйте. Плащ на вешалку. Я в том смысле, что помогать мне не надо. Управлюсь. Вы садитесь, а я пока кофе соображу.
– Вернемся к системе. Коробки у вас есть? Веревки? Хорошо. Я займусь посудой, вы - книгами, потом одеждой. Кстати, вещей-то у вас и не очень много.
– И слава Богу.
– Я слышала, Алла вам очень помогла.
– Не то слово. Спасибо ей. Что в этом мире без добрых людей делать? После этого они приступили к работе. Работали молча. Готовую коробку вдвоем относили в коридор. Софья обратила внимание, что лоб у Киреева быстро покрылся испариной.
– Михаил, а вы не обидитесь, если я вас спрошу?
– Как можно в наше время что-то обещать? Но я постараюсь.
– Зачем вы квартиру продаете? Если желаете из Москвы временно выехать - ради Бога. Сдайте квартиру, получайте деньги. Извините, конечно, если я не в свои дела лезу.
– Все нормально. Моя прежняя жена тоже так рассуждает. Наверное, вы обе правы. Скажу подругому: это ваша правда. У меня другая.
– Другая?
– Не лучше вашей, не хуже, но моя.
– Я не понимаю. Это - здравый смысл, только и всего. Из него и следует исходить.
– Здравый смысл?
– Ну да.
– Я болен, Софья Николаевна.
– Лучше просто Софья... Больны? Тем более, нужны деньги на лечение. Я не понимаю.
– Мне остается в лучшем случае год. Рак, - он продолжал собирать книги, но было видно, что объяснение дается Кирееву с большим трудом.
– Ох, Господи, - эти слова вырвались у Софьи машинально.
– Но ведь сейчас есть институты, клиники. А хотите, я помогу вам к профессору Бельту на операцию попасть? Он у меня картины покупает. Вы делали операцию?
Киреев словно не услышал ее вопроса.
– Софья, что мы все о грустном? Вы мне что-то рассказать хотели. А пока мыслями собираетесь, я историю одну смешную расскажу. Про операцию. Есть у меня два друга. Один врач, другой... другой просто хороший человек. В данном случае его профессия роли не играет. И вот приходит он как-то к другу-врачу, тот дежурил как раз, и говорит: проблема у меня - ногти на ногах закругляются и в кожу врастают. Врач отвечает, что пустяки все это. "Пойдем в процедурную, и я все тебе быстренько исправлю".
– "Нет, - отвечает мой второй приятель (давайте для простоты называть его Больной),
– боли я очень боюсь. Мне даже заморозка не помогает. А вот под наркозом - сделаешь?" А дело в районной больнице происходило, замечу я вам. Больных вроде бы нет. Махнул рукой тот мой приятель, которого мы будем называть Врач: пошли, была не была! Привел он Больного в операционную. Положил его, ноги чем надо обработал, дал определенную дозу наркоза, и только собрался к делу приступать, смотрит - синеет Больной. Почему, отчего - не понятно. Он растерялся, анестезиолога рядом нет, а сердце у Больного возьми да остановись. Волосы у врача встали дыбом. Орет на всю операционную, а сам массаж сердца делает. А Больной уже Богу душу отдает. Вот тебе и ногти! Прибежали еще один хирург и медсестра. Решают прямой массаж сердца делать. Режут, одним словом, Больному грудную клетку, массаж делают и... забилось сердечко, представляете? Суматоха, они втроем вокруг Больного носятся. Тут возьми и выключись свет. Медсестра с полного лета на каталку с Больным налетела, тот возьми да свались с нее на пол. Потом оказалось, что ногу сломал и ключицу. Можете представить, какая у этих бедолаг ночка была. Да... А утром Больной проснулся. Сначала ничего понять не может. Рядом Врач сидит, дремлет. Знаете, что первым делом спросил Больной?