Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– Слушаю вас.
– А слабо нам больше друг другу не "выкать"?
– Если это и есть ваша... твоя просьба, то мне ее легко будет исполнить.
– Нет, это предисловие. А дело мое вот какое. Я, к сожалению, очень занятой человек. В Старгороде много лет не была. Тетя Вера зовет, я обещаю, но вместо Старгорода то в Германию, то во Францию летаю. Это не оправдание, Михаил, просто констатация факта. А совсем недавно погиб мой дядя, брат отца. Ему я очень многим обязана, очень многим, если не всем. Перед смертью дядя принес мне икону - это наша семейная реликвия.
– Говорите. Говори, я пойму.
– Я очень на это надеюсь. Поэтому и пришла скорее за советом, - Софья импровизировала на ходу, но спроси ее кто-нибудь сейчас, правду говорит она или нет, Воронова затруднилась бы с ответом.
– Продолжу, не возражаешь? Я словно почувствовала, что иконе хочется вернуться в Старгород. Это, верно, звучит странно...
– Совсем наоборот. Если бы вы... ты знала, с каким удовольствием я слушаю. Мне сейчас о подобном много приходится думать.
– Да? Тем лучше для меня. Признаться, я боюсь выглядеть в глазах других людей смешной... Многие годы, что годы - века, наверное, икона находилась в Старгороде. Я не могу, не умею молиться, хотя иной раз, поверь, мне этого хочется. Она стоит в моей комнате, как сирота. А с другой стороны, я от нее и отказаться не могу. Не имею права. Что же мне делать?
– Софья, ты говори. Ведь ты решила уже что-то. Так?
– В общем, да. Я хочу на какое-то время отвезти икону в Старгород. Мне кажется, что в домике моей тети ей будет как-то... сподручнее. Ты не согласен?
– Это твое решение, Софья. В любом случае, я рад, что для тебя икона уже нечто большее, чем доска и краски. А все остальное не важно.
– Не важно, что я чувствую?
– Важно, очень важно. И то, что ты чувствуешь, и что собираешься делать. Просто... как бы это точнее сказать... То, что порой нам кажется собственным решением...
– Решено за нас?
– Нет, я неправильно выразился... Что делать с иконой - решать тебе. И кому-то очень важно, что ты решишь, как отнесешься к ней. Но ты думаешь, сама икона у тебя оказалась случайно? Случайно я нашел те деньги и пришел к твоей подруге?
– И мы оказались родом из одного города...
– И ты пришла именно меня просить отвезти икону в Старгород. А я должен решать, как мне быть. И что все это значит?..
– Что? Но, прости, ты или усложняешь все, или...
– Да. Я тебя хочу просить: разве трудно передать икону...
– С кем-нибудь другим? А с кем? Тетя Вера из Старгорода не выезжает, больше ни родственников, ни знакомых у меня там нет... Передать с шофером новоюрьевского автобуса? А разумно ли это?
– Соня... Мне действительно нетрудно. Но я почему обо всем этом заговорил? Еще час назад я думал, что о моих истинных намерениях будет знать во всем белом свете лишь один человек маленькая девочка, которую зовут Лиза.
– Истинных? Девочка?
– искренне удивилась Софья.
– И вот теперь я должен выбирать: либо мне сказать тебе правду, либо...
– Признаюсь, Михаил, я заинтригована. Ты едешь не в Старгород?
– Не еду, а вроде еду. Господи, ерунда какая-то получается. А все куда как проще.
– Ты мне, кажется, кофе предлагал. Я бы не отказалась. Киреев молчал. Было видно, что внутри него шла борьба.
– Я женщина, следовательно, любопытна. Мы чайник уже упаковали?
– Какой чайник? Ах, чайник! Сейчас я согрею воду.
– И бормоча: "Сам я чайник", Киреев отправился на кухню.
– Михаил, а как тебя в школе звали?
– спросила вдогонку Софья.
– Кир, Кира - и в школе, и в институте, и когда в районной газете работал. Кстати, меня недавно об этом кто-то спрашивал... Лиза или Наталья Михайловна?
– Боже мой, одни женщины. И опять эта таинственная Лиза. Кто она?
– Лиза Боброва. Чудесный маленький человечек. А еще Лиза - мой учитель.
– Учитель?
– Да, я не шучу. У Лизы лейкемия. Нас познакомил один хороший человек... врач. Та самая Наталья Михайловна. Еще один мой учитель.
– А чему они учат тебя?
– Очень разным вещам. Например, Лиза учит, как жить с болезнью...
– Жить с болезнью?
– Вернее, жить вопреки болезни. Громковато сказано?
– В самый раз.
– Спасибо. Как кофе?
– Честно?
– Понял.
– Не обижайся, он же растворимый.
– И не из лучших. Виноват.
– В районе Кузнецкого есть кофейня. Я приглашаю и угощаю. Там мне как постоянному клиенту сварят чудесный кофе по-турецки.
– За приглашение - спасибо, но в этом городе у меня завтра останется только одно дело сходить на именины к Лизе. У нее дома я и переночую.
– Неожиданно Киреев хлопнул в ладоши: Идея! Мы икону - в контейнер. Утром подвезете, могу я подъехать. В Новоюрьевске контейнер встретят моя сестра и зять.
– Значит, говорить не хочешь. Дело твое. Что ж, за кофе спасибо, мне пора.
– Софья, не обижайся. Пожалуйста.
Самое интересное, что для Вороновой отправка иконы в контейнере была выходом. Но... Софья была обижена. Ей показалось, что постепенно в течение вечера между ними родилось что-то, чему трудно дать определение. Точнее, все это можно было бы определить как доверие. Несмотря на обилие друзей, приятелей, просто знакомых, в жизни Софья доверяла единицам. И вот сегодня, сейчас, когда доверие рождалось, как нечто трепетное, живое... Воронова направилась к входным дверям.
– Вот дурацкая ситуация. Софья, послушай, да остановись же!
– Кричать-то зачем? Ладно, надо действительно остыть. Я даже забыла, что ты серьезно болен.
– Вот только без жалости, хорошо?
– Хорошо. Только, согласись, мы так много говорили сегодня о чем-то иррациональном и вдруг икону в контейнер...
– Согласен, некрасиво. А как тебе такой вариант: я послезавтра беру икону, но...
– Продолжай.
– Я просто не знаю, что будет дальше.
– То есть?
– Я хочу пойти в Старгород пешком.