Куба, любовь моя

Ахманов Михаил Сергеевич

– Там, – пробормотал наконец капитан. – Очень, очень старый! Никуда не уезжать. Жить там с доктор. Много доктор, еще помощник и охрана.

Я призадумался. В сущности, что я знал про команданте? Что он герой, живая легенда, и что он в самом деле очень стар – лет, должно быть, за девяносто. Еще вспоминался анекдот советских времен: приходит Фидель к Хрущеву, срывает бороду, срывает парик, падает на колени и стонет: «Все, Никита Сергеевич! Не могу больше!» А наш генеральный секретарь, потрепав Фиделя по плечу, говорит: «Надо, Федя, надо!»

Ну, анекдот анекдотом, но при чем тут вампиры?

– Команданте живет на вилле в горах, – промолвил я. – Дай бог ему здоровья и долгих лет. А с

нашими делами что за связь?

Капитан передвинул к себе бутылку с вином:

– Это есть Каримба. – Он положил рядом куриную кость. – Тут, в Каримба, мертвый люди, си… Потом… – Он начал расставлять стаканы и выкладывать рядом косточки: – Дос-Пинтос, Сан-Опонча, Трабахо-Нинья, Лос-Никитос, Лас-Торнадос, Апакундо… Всюду есть мертвый люди, всюду! След вампир… Он не идти в большой город, не идти к берег, он идти в горы, идти к гасиенда «Эрмано Майор». Такой впечатлений. Твой понимать?

– Идет в закрытый район? – переспросил я.

Мигель Арруба кивнул.

– И вы боитесь, что у него есть цель? Что он доберется до команданте?

Новый кивок.

– А что за история со вчерашним налетом на ферму? Она тоже в закрытой зоне?

– Да. Близко к гасиенда. Снабжать команданте свежий фрукт и овощ. Там убит солдат. – Капитан сморщился, вспоминая. – Три… нет, четыре гвардиос и все работник. Много крепкий хомбре, а вампир не убит. Но! [12] Ни один!

12

Но – нет (исп.).

– Благодарю за информацию, – сказал я. – Жаль, что полковник не сказал мне этого раньше.

– Дон Кортес – гранд начальник, отвечать перед Гавана, – сообщил капитан. – Где начальник, там всегда секрет. Совсем лишний тайна!

– Это верно, – подтвердил дон Луис. – У начальства тайны плодятся, как блохи на собаке. – Закурив сигару, он окутался дымом и спросил: – Вам пригодятся эти сведения, дон Педро?

– Еще не знаю. Надо подумать.

Но раскинуть мозгами я не успел – к столу, отдуваясь, вернулся полковник. На лбу его выступила испарина, усы обвисли.

– Ваша супруга меня… как это по-русски?.. затанцевала! Я еще могу схватиться с диким кабаном или диверсантом из Флориды, но – уфф!.. – вашей сеньоре я не соперник!

– Есть женщины в русских селеньях, – молвил я, отыскивая взглядом ласточку в толпе танцующих.

– Она из села? Никогда бы не подумал! – восхитился Кортес. – У нее манеры настоящей леди!

– Она из университета. Студентка, дон Алекс. А российский студент – самый выносливый в мире, если судить по размерам стипендии.

Мы выпили, потом повторили. С легкой руки дона Луиса затеялась беседа о студенческих днях, всяких проказах и шутках, веселых и не очень. Выяснилось, что из нас четверых лишь я сменил профессию; Кортес и Арруба были военными с младых ногтей, дон Луис учился на историка, а я закончил сельскохозяйственную академию с дипломом пчеловода, но стал Забойщиком. Говоря по правде, судари мои, я уж не помню, с какого конца к пчеле подходить… Зато снести башку вампиру – это мы умеем!

Попивая терпкое вино и поддерживая разговор, я следил за ласточкой. Она крутилась и вертелась как юла, сменив уже трех истекающих потом партнеров. За самбой следовал пасадобль, за пасадоблем – качуча, за качучей – румба, а потом что-то огненное, африканское, приплывшее на Кубу с Берега Слоновой Кости. Оркестр наяривал одну мелодию за другой, Анна плясала без устали, развевалась юбка вокруг ее стройных ножек, звонко щелкали каблучки, и временами народ расступался, давая ей место, люди хлопали в ладоши и что-то одобрительно вопили.

Потом

я отвлекся – дон Луис стал рассказывать об испанском галеоне «Сан-Фелипе», набитом золотом и затонувшем где-то в кубинских водах триста лет назад. Слушать об этом было интересно, но английский я понимал с напряжением, а к тому же прикидывал, не поведать ли в ответ историю о Первом Вертикальном банке или о детсаде «Василек». В конце концов, было у меня чем удивить моих амигос-компанейрос! Взять хотя бы Великую Тайну вампиров и кончину папы римского, а также…

Среди танцующих вдруг поднялся визг и вопль, в коем я различил голос любимой жены. Опрокинув стул, я вскочил и бросился на площадь, а за мной – капитан с полковником и старый археолог. Но спасательная экспедиция оказалась лишней, помощь ласточке была не нужна. Сбив партнера с ног – здоровенного парня, должен заметить, – и придавив коленом грудь, моя боевая подруга хлестала его по щекам и приговаривала:

– Я тебе покажу «ай люлю»! Покажу, как под юбку лазить! Покажу, как прижиматься! Тоже петушок нашелся, руки распустил! Я тебе перышки почищу! Я тебе…

Ручка у Анны тяжелая, била она наомашь, и парень уже вконец обалдел. Стоявшие вокруг поощряли русскую сеньору свистом, хохотом и криками: «Белиссимо, эрмана! Эсплендидо!» [13] Наконец оркестр грянул туш. Под эти знаки народного признания я отодрал свою супругу от распростертой жертвы.

– Хватит, счастье мое, ты ему нос свернешь и зубы выбьешь. Хватит, солнышко!

13

Белиссимо, эрмана! Эсплендидо! – Превосходно, сестренка! Великолепно! (исп.)

Но она барахталась в моих объятиях и рвалась в бой, норовя лягнуть обидчика. Тогда я напомнил:

– Ты ведь леди, дорогая. Леди лежачих не бьют. Ни руками, ни ногами.

Это ее вразумило. Она изволила вернуться к столу, выпила вина и, чтобы охладиться, съела две порции мороженого. Потом выслушала рассказ дона Луиса про галеон «Сан-Фелипе» и его сокровища и, пожелав нашим амигос буэнос ночес, отправилась наверх. Я поддерживал ласточку под локоток и любовался ее глазками – они сверкали боевым задором. Ко сну она отошла в прекрасном настроении, мурлыкая под нос старинный шлягер: «Уно, уно, дель моменто».

Много ли нужно девушке для счастья?

Облава

Полковник Алехандро Кортес злился. Да что там злился – он просто был вне себя от бешенства! Свидетельством тому являлись усы, торчавшие вверх подобно пикам, глубокие морщины на лбу и хмурое выражение, не сходившее с его лица, пока наши джипы, кренясь на ухабах и урча моторами, пробирались к ущелью Сигуэнца. Причиной такого настроения полковника был приватный разговор, состоявшийся у нас ранним утром, еще до завтрака. Я сообщил, что знаю о закрытой зоне, о вилле «Эрмано Майор» в горах и о грозящих команданте неприятностях, назвав своим информатором дона Луиса. Впутывать в эту историю Аррубу было нельзя; человек он подневольный и за разглашение секретов мог остаться без погон. Это в лучшем случае, а в худшем и к стенке могли прислонить – кубинское правосудие напоминало наше эпохи диктатуры пролетариата. И потому мы договорились с археологом, что Арруба будет в стороне. Что до синьора Барьеги, то справиться с ним не сумели бы десять полковников и пять генералов; он был человеком гражданским и видной фигурой среди кубинской интеллигеции. Профессор – это вам не капитан! Капитана враз к ногтю прижмут, а о профессора зубы обломают! Что и было доказано неоднократно в прошлые и нынешние времена.