Куба – любовь моя
Шрифт:
– Я рада, что в России еще остались настоящие мужчины, – сказала она по-русски и всепонимающе посмотрела мне в глаза.
– А это вам на память о нашей семье… и о Мартине.
Она обворожительно улыбнулась и протянула мне две картонных коробки. В одной из них наметанным глазом я определил спиртное.
– Что вы, что вы, не надо, – чего-то испугался я и даже поднял кверху руки. Мне стало неудобно, и я поспешил расшаркаться.
– Вы уж извините, у меня автобус отходит на Годонин. Мне
Я посмотрел на Мартину. Она о чем-то смеялась с одним из молодых людей.
– До свидания. До свидания. – Я пожал всем руки. – Мартина, гуд бай.
Мартина кисло улыбнулась и посмотрела куда-то в сторону. Я повернулся и зашагал по пустому перрону.
«Идиот старый, – успел подумать. – Надо было хоть бутылку взять. Залудил бы сейчас из ствола. Эх, жизнь…»
– Воло-дь-я-а! – пронеслось над перроном. Цок, цок, цок. Мартина бежала ко мне с коробкой. Остановилась. Губы подрагивают.
– Возьми это, – прошептала зло.
– Да что ты… Конечно, конечно.
Я шагнул к ней и взял коробку.
– Спасибо большое, я напишу тебе, – начал я проникновенно и осекся.
Мартина стояла совсем близко, в полуметре от меня, низко опустив голову. С лица ее капнуло на асфальт. Один раз, другой.
От делегации нас отделяло метров пятьдесят абсолютно пустого пространства. Мужчины тактично отвернулись, но мать напряженно смотрела в нашу сторону. Мне даже показалось, что она пытается услышать, о чем мы говорим.
– Не надо плакать. Все будет хорошо. Окей. Веришь мне? – быстро говорил я по-русски, как будто сам себя хотел убедить, что это так, а не иначе. – Это просто была ошибка, сбой. Мистэйк, понимаешь? Как споткнуться или заболеть. Болезнь – это тоже сбой.
– Я знаю, – не поднимая головы, кивнула Мартина.
– Ну вот, ты же умница. Я сейчас исправлю ошибку. Я уйду, а ты поедешь в Братиславу с мамой. И это будет правильно.
Мартина всхлипнула и замотала головой.
– Не надо, девочка. Ты же все понимаешь. А то я тоже заплачу.
Я тронул ее волосы, совсем легонько, чуть-чуть, и быстро, не оборачиваясь, зашагал по перрону.
Гл. 8
Как Сергей купил титул вице-чемпиона мира за два пузыря
В Годонин я прибыл уже после ужина. Сергей встречал меня у ресторана. Ударил с размаху по моей ладони.
– Ух. С одиннадцати часов тебя караулю. Что в коробке то?
– Вазочка.
– В Праге купил?
Да нет, заработал. В Брно.
Мне показалось, что я отсутствовал, по крайней мере, год.
– Ну, пойдем на верх, расскажешь. Там тебя второе с обеда дожидается и ужин. Остыло уже, наверное, все.
Я представил, как он, бедный, с тарелками на
Оставляя Сергея одного, я больше всего переживал за утро. Как, думал, он будет один одеваться, собирать сумку, прихорашиваться, пить кофе. Вдвоем у нас получалось замечательно. Пока закипала вода, Сергей отставлял баночку с мочой на пол, садился на кровати и откидывал одеяло. Я уже стоял наготове со скрученными в гармошку спортивными штанами.
– Алле! – сам себе командовал Сергей и, опираясь руками, приподнимал свой зад над кроватью. Я быстро вставлял его ноги в брючины и виртуозно натягивал на него штаны.
– Ювелирно, Серег, нам только в цирке выступать, – смеялся. Потом одевал ему шерстяные носки и шел заваривать кофе. Сергей тем временем копошился с рубашкой, прической и одеколоном. Приведя верхнюю половину тела в порядок, спускал ноги на пол, и я запихивал его распухшие, омертвелые ступни в кроссовки. Наверное, сегодня ему пришлось завести будильник как минимум на час раньше.
Я развернул коляску и покатил ее к лифту, раскланиваясь по дороге со знакомыми.
– Какой кайф, что не надо самому крутить колеса, – довольно сказал Сергей и протянул ко мне руки. Тыльная сторона пальцев пузырилась свежими мозолями, кое-где полопавшимися и мокрыми.
– Да Господи! Что еще за ужас такой! – у меня аж защемило сердце.
– Ты, моя папа-мама, уехал, а мне, вот, как говорится, пришлось побегать, – шутливо сказал он. – Горки здесь, понимаешь… Надо было рычажку сюда взять. Да кто знал?
– Ах ты, Серенький, мой Серенький, – растроганно сказал я. – Поехали быстрей. Я тебе сейчас кофе сварю.
Мне было странно, почему Сергей не спрашивает о стодолларовой бумажке и обратных билетах. Я тоже молчал. Как-то не хотелось сразу о грустном.
– Как там Гуляш? – спросил я, открывая ключом дверь номера.
– Цветет и пахнет твой Гуляш. Вчера Медича натянул и четыре часа не вылезал из туалета. От радости, наверное, – проворчал Сергей.
– Вот это да! – удивился я.
Медич – это тот международный мастер из Хорватии, с которым Сергей сделал ничью. В этом турнире он был лидером и еще никому не проигрывал.
– А как твои дела? – спросил я.
– Нормально. Сегодня был день доигрывания, а я отдыхал.
– Завтра последний тур. А кто-то кофе обеща-ал, – пропел вдруг он. – Ой, погоди, заправь сначала рубашку.