Кубанские зори
Шрифт:
Вернувшись из плавней, Влас Ткаченко написал воззвание к бандитам, отвез его в партком, в станицу Славянскую, где текст утвердили и отпечатали в типографии. После этого он получал переказы от своих станичников, находившихся в камышах, которых и вывел. Это были В. Ганыч, Я. Старцев, П. Васильченко, Н. Кучеря, С. Регинский. Вывел он и Михая Шевченко, который стал активным борцом с бандитизмом, но был кем-то убит.
Позже, когда многие скрывавшиеся в плавнях люди вернулись в станицы и в камышах остались только повстанцы, когда, собственно и началось своеобразное рябоконевское сопротивление, ни о каких агитаторах, посылаемых в камыши, не могло быть и речи. Тогда стали подсылать в банды своих людей,
Свои воспоминания о героическом прошлом Влас Ткаченко написал на основании предписания командира чоновского отряда в станице Староджерелиевской Якова Моисеевича Фурсы.
Написал уже позже, в 1925 году, когда с бандитизмом было покончено и все люди по хуторам и станицам, как он и мечтал, занялись мирным трудом. В конце он сделал приписку: «Продолжение следует, если понадобится». Никаких его других воспоминаний найти в архиве не удалось. Видно, то, о чем он вспоминал, никому не понадобилось. Да и действительно, зачем и кому они нужны, если с бандитизмом в Славотделе было покончено…
РАЗГРОМ
Оставленный в приазовских плавнях во главе партизанского отряда особого назначения хорунжий Кирий полагал, что открытая вооруженная борьба еще далеко не закончилась, что положение на Кубани еще может измениться. Стоит только возбудить людей, внушить им, что исход борьбы еще не решен, и они поднимутся на новое, теперь уже окончательное сопротивление безбожной власти. И он своей террористической деятельностью довольно активно способствовал этому. А в новом десанте на Кубань он нисколько не сомневался. Он резонно полагал, что не может жизнь человеческая держаться на каких-то вымороченных, диких идеях, что этому рано или поздно наступит конец. О том, что спасение может прийти не в результате открытой вооруженной борьбы, а в итоге какой-то иной деятельности, об этом он не мог догадаться ни по своему образованию, ни по образу жизни простого казака-воина. Он считал, что необходимо численное увеличение отряда, не подозревая, что совсем скоро ему придется сокращать отряд, поскольку укрыться в плавнях обычному воинскому подразделению становилось невозможно.
Сохранилась хроника повстанческой деятельности отряда Кирия, отличающаяся какой-то нервностью, исступленностью и уже явной обреченностью, не учитывающая новой ситуации, сложившейся после неудачного улагаевского десанта. Ведь население края в массе своей сочувствовало повстанцам, поддерживало их, но в то же время вступать в открытую вооруженную борьбу с новой властью не хотело. То есть, чувствуя правоту повстанцев, не верило в установление справедливости таким вот партизанским способом. Да и время открытой вооруженной борьбы уже безнадежно миновало. Этого и не понимал Кирий, продолжая настаивать на постоянных налетах на хутора и станицы, чтобы держать новую власть в страхе. Сколько может длиться и чем завершится такая борьба, он и сам не знал, тем более не мог объяснить это своим сотоварищам.
Итак, 15 сентября отряд Кирия совершает нападение на станицу Гривенскую и хутор Лебедевский, получив известие, что туда прибыл карательный отряд пехоты. В два часа ночи Кирий, разбив отряд на группы, обстреливает Гривенскую. А группа в пять человек во главе с В.Ф.Рябоконем, услышав стрельбу в Гривенской, обстреливает хутор Лебедевский. В здание исполкома, находившегося в хате Павла Пухиря, бросают две бомбы, которые не взорвались. Обстреляны еще четыре дома, в которых находились красноармейцы. В четыре часа утра группа возвращается на бивак. А в пять часов в расположение отряда прибывает есаул Рыбалка со своим отрядом численностью двадцать три человека, восемнадцать из которых были конными. В этой группе находился доктор Лахно. Рябоконь с хутора Лебедевского привез фельдшера Тараса Диденко. Отряд достиг обшей численности пятидесяти девяти человек.
Через пять дней Кирий высылает пятнадцать всадников на мельницу Тихоненко в хутор Могукорово-Гречаный, где забирают триста пятьдесят пудов муки. Там же была разоружена и раздета милиция.
25 сентября отряд из тринадцати человек под командой самого Кирия нападает на станицу Новониколаевскую, где обезоруживает охрану и бросает бомбу в дом Коструменя. А 30 сентября отряд Кирия в полном составе решает сделать налет на станицу Степную, куда отправляется через хутор Волошкивку. Но в этом хуторе отряд столкнулся неожиданно с ротой красных. Было убито семь красногвардейцев.
Начинались морозы. Лиманы стали замерзать. Ожидалось масштабное и решительное наступление красных войск на камыши, и Кирий предложил бойцам своего отряда разойтись по хуторам и станицам, чтобы, затаившись и перезимовав, снова вернуться в плавни.
18 октября группа есаула Рыбалки покинула бивак Кирия и обосновалась в камышах под станицей Старонижестеблиевс-кой, на Косатой балке. Эта группа действовала дальше, судя по всему, самостоятельно, хотя и не теряла связи с отрядом Кирия. Во всяком случае, позже, по рассказам старожилов, Василий Федорович Рябоконь трижды бывал в станице Старонижестеб-лиевской.
Видимо, есаул Рыбалка был родом из этой станицы.
Через восемьдесят два года после описываемых событий я разыскал в своей родной станице Старонижестеблиевской Михаила Ивановича Рыбалку, родственника есаула. Он знал, что его бабушка Прасковья Ивановна носила повстанцам и мужу на Косатую балку, где он скрывался, продукты, муку. Бабушка, как видно, была крепка духом. Из Ставрополья и с Урала, куда ее высылали, возвращалась несколько раз пешком в станицу. А еще Михаил Иванович рассказал, что в 1958 году из Горячего Ключа приезжала в станицу какая-то женщина, приезжала искать родственников. Это была дочь есаула Рыбалки… Боже, что за чувство вело людей через всю разоренную войной страну, несмотря ни на что, в свою станицу, в родную хату, которой, может быть, уже и нет или она конфискована новой властью? И куда оно исчезло у моих современников?! Что это за чувство, заставлявшее людей через многие годы приезжать туда, где прошло детство, где все уже изменилось и кануло невозвратно? Что они там надеялись найти и увидеть?..
Ночью, на добрых конях есаул Рыбалка с сотоварищами нередко наезжал в станицу. Старожилы рассказывали мне, что из станичников на Косатой балке прятались Глущенко, Сокол и другие, имена которых, уже никто не упоминает. От этого отряда и остались только то истлевшее седло да кинжал с надписью, что нашел на Косатой балке мой товарищ Ленька Бедусенко.
В связи с наступающими морозами с Кирием в камышах остались лишь двадцать два человека. Но он не только не сворачивал своей террористической деятельности, но проводил ее уже в каком-то исступлении, как после тяжкого похмелья, будто ожидая и предчувствуя скорую и неминуемую развязку. Он отдает приказание спрятать продукты и патроны и перебраться на другой бивак.
В ночь с 15 на 16 декабря его отряд предпринимает налет на станицу Петровскую. Выступает с отрядом в направлении хутора Лебедевского, где сталкивается с разъездом красных. В результате перестрелки погибает один красноармеец и две лошади. Но 17 декабря хорунжий Кирий заболевает и передает командование отрядом своему помощнику Василию Федоровичу Рябоконю. Повторно был совершен набег на станицу Петровскую, обезоружено двадцать два человека охраны, взят один пулемет «максим», пятнадцать ящиков с лентами и двадцать две винтовки. 21 декабря Рябоконь получил приказ отправиться в Лебедевские плавни и разогнать рыбаков.