Кубок лунника
Шрифт:
Он выхватил из рук ведьмы обгоревший клочок, швырнул его на пол и принялся топтать босыми ногами. Затем уставился на Малику и, взвизгнув, бросился к ней.
Она не успела даже отскочить, как оказалась лежащей на полу, а сверху могильной плитой навалился Дэлин, все сильнее и сильнее сжимая пальцы на ее горле.
Слишком быстро, чтобы попытаться освободиться. Слишком сильно, чтобы схватить глоток воздуха. И слишком больно, чтобы сохранить способность соображать.
– Тварь, проклятая тварь, всюду сующая свой нос! – брызгая слюной шипел лунник, –
Перед глазами завертелись цветные круги, и голос Дэлина стал отдаляться.
«Мама», – позвала ведьма, надеясь увидеть родное лицо, которое, к несчастью, даже не помнила.
Но вместо матери в сознание вошел Марио.
– Убей его, – медленно произнес палач, – сейчас же!
«Я… не… могу!»
– Один раз, всего один раз, – быстро сказал Марио, – я обещал тебе это.
– Ыхххрррр, – просипела ведьма в перекошенное лицо старого лунника.
В груди было горячо-горячо, легкие как будто наполнились раскаленными углями. Огонь искал выход и не находил, а потом вдруг Малика поняла, что может отпустить его, и в тот же миг хватка Дэлина ослабла, он придавил Малику всем весом.
Она с воплем спихнула с себя обмякшее тело. К горлу подкатила тошнота, и ведьму вырвало желчью прямо на кружевную сорочку Дэлина.
– Йоргг! – она с жадностью хватала воздух, – йоргг побери… все это…
Малика попыталась подняться на ноги, но смогла встать только на четвереньки. Дэлин не шевелился, и все происходящее напоминало дурной сон без начала и конца.
– Этого не может быть, не может, не может, – шептала ведьма, подбираясь к замершему телу лунника.
Она тронула его за плечо. Потом, видя, что он никак не отреагировал на прикосновение, резко дернула и перевернула на спину.
Дэлин Сильван был мертв, если судить по величине прожженной в груди дыры.
– Всеблагий, – выдохнула ведьма.
Больше всего на свете ей хотелось лечь рядом с убитым стариком и больше никогда, никогда не шевелиться.
Прислуга, разбуженная ее криками, уже спешила на помощь. Но все они как один замерли, не смея приблизиться, и только Дэйнор Сильван, успевший кое-как одеться, подошел и присел рядом с отцом. Он несколько мгновений не шевелился, уставившись на зияющую в груди Дэлина пустоту, затем уставился на Малику.
– Тварь. Ты убила его. За что?!!
И было столько горя в его голосе, что ведьма не смогла ответить. Просто – не смогла и все тут.
– Теперь и ты сдохнешь, – прошипел Дэйнор.
Он быстро поднялся, затем подошел к Малике и, почти не размахиваясь, ударил ее в висок. Милостивая темнота нахлынула почти мгновенно, но в тот, последний миг, Малика видела в глазах лунника страшную, неизбывную печаль.
Полнолуние
…И опять все тот же сон. Пещера, мерцающая друза аметиста. Исиль, сидящая у маленького костра и мерно ударяющая в бубен.
– Приди, приди, приди, – слышится Малике в завораживающем ритме.
– Ты обещала помочь, но не помогла, – говорит ведьма, – зачем я тебе теперь?
Исиль на мгновение замирает, отблески от костра ломаными тенями уродуют ее молодое лицо, превращая в йорггову тварь. Лунница тяжело вздыхает и…
– Приди в мир духов, мое дитя. Наступает твое время.
Костер разгорается все сильнее, все жарче. И вот уже огненные сполохи окружают Малику, жадно лижут кожу, заставляя кричать во всю силу легких, срывая голос.
…Она и вправду закричала, захлебываясь в собственных воспоминаниях. Дэлин Сильван пялился на нее мертвыми, остекленевшими глазами, а под обуглившимися ребрами у него было пусто, магическое пламя сожрало и легкие, и сердце.
– Нет, нет! – ведьма сжала пальцами виски, – этого не может быть, не может, не может…
И, испугавшись собственного голоса, умолкла. Крик, отразившись эхом от каменных сводов пещеры, оборвался и стих. Малика огляделась по сторонам и заплакала, размазывая по щекам слезы. Жаль, как жаль, что Дэйнор не убил ее! И что ему мешало?!! Нет же, он предпочел притащить ведьму в слепой отросток пещеры, запечатанный деревянной дверью, и оставил умирать от жажды и голода.
«Или от холода», – мрачно подумала ведьма, кутаясь в обрывки шелкового халата. Кроме него на ней ничего не было.
Всхлипывая, Малика подумала о том, что на сей раз ее приключения подошли к концу. Вряд ли она выбьет крепко срубленную дверь. И точно также вряд ли есть возможность пролезть сквозь то крошечное оконце, куда едва пробивается лучик света. Обхватив себя руками за плечи, ведьма подтянула к груди колени и закрыла глаза. В висках вместе с пульсом застучало безнадежное «помогите».
– Ну и дурочка ты, Малика Вейн, – буркнула она, – никто тебе уже не поможет. Йоргг побери, хотя бы смерть встреть достойно. Как положено ведьме.
Да, пару столетий назад они десятками всходили на костер. Выпрямившись, с гордо поднятой головой. А те, кто их жгли, торопились опустить глаза и поскорее сунуть пылающий факел в кучу хвороста.
Хватит ли на подобное сил у нее, у обычной ведьмы из праженской академии?
«Ты уж постарайся, чтобы получилось», – Малика всхлипнула в последний раз, – «если Дэйнор следит за тобой, то будь душенькой, не доставь ему радости наблюдать за тем, как ты боишься».
Ведьма вытерла глаза уголком шелкового пояса и затихла.
Думать – не хотелось. Ни о чем.
По-хорошему, следовало бы просто заснуть. Застудить легкие на холодных камнях, а там и до садов Всеблагого рукой подать. Малика хихикнула. При чем здесь сады Всеблагого? Уж ей ли не знать, что сперва она бесплотной тенью будет блуждать по изнанке тканого полотна?
«И никто обо мне не вспомнит», – эта мысль легко задела сознание, словно крылышко мотылька.
Потом ведьме надоело сидеть, и она принялась мерить шагами свою могилу. Семь шагов в длину, два в ширину, крошечное оконце под неровно обитым потолком и темная, отсыревшая дверь. Малика прислонилась ухом к подгнившим доскам, и ей померещились голоса.