Кубок лунника
Шрифт:
– Я не уеду, пока не выздоровеет граф Рутто, – хрипло сказала ведьма, – даже если вы меня вышвырните на улицу, я буду жить под дверью вашего дома, до тех пор, пока…
– Вы меня не поняли, госпожа Вейн. Вы уедете. Потому что Альвен умер. На рассвете.
Свет за окном стремительно чернел. Солнце погасло, обратившись головешкой. Малика, сама не зная почему, уставилась на собственные руки, на запястье, перевязанное белой тряпкой.
Нет, то, что говорил ей Брай, просто не могло быть правдой!
Ведь она ушла
Или – она ушла, и он умер?!!
– Я вам не верю, – выдохнула она, – вы лжете, Брай. Он не мог… Не мог! Слышите?!!
– Мои искренние соболезнования, госпожа Вейн, – лунник скривился, а Малике тотчас захотелось в кровь расцарапать его надменное лицо. Какое он имеет право так усмехаться, когда… когда Альвен…
– Пустите меня к нему, – задыхаясь, прошептала ведьма.
– Это невозможно, – и снова циничная, безжалостная усмешка.
– Нет, пустите!
Не обращая внимания на черное солнце, Малика скользнула на пол и бросилась к двери. Брай перехватил ее и легко швырнул на кровать.
– Пустите! Да как вы посмели? Как вы вообще посмели думать, что его больше нет?..
Она поднималась снова и снова, и каждый раз оказывалась на кровати.
– Вы там больше не нужны, госпожа Вейн. Сегодня же вы уедете. Я не желаю вас больше видеть в своем доме.
Малика уставилась на него исподлобья. Из горла вырвалось рычание – почти как у загнанного в ловушку зверя. Она медленно поднялась и вновь двинулась к двери. Совершенно напрасно, потому что Брай легко отшвырнул ее обратно, вглубь комнаты.
– Он не умер! – выкрикнула ведьма, – вы лжете… он не умер!..
Весь мир затрещал по швам и начал разваливаться.
Медленно отломился кусок стены и начал сползать куда-то вниз, а за ним была непроглядная темнота. И звезды, очень много звезд.
– Госпожа Вейн, – звал ее голос Альвена.
– Малика Вейн, – слышала она зов Марио.
– Малика, доченька, – прошептала на ухо мать и нежно чмокнула в висок.
Тогда Малика встала с кровати и пошла туда, откуда доносились все эти голоса. Туда, к провалу в стене. К чистым и холодным звездам, которые вечно рождались и умирали в кромешной ледяной тьме.
– Я иду, я тороплюсь, – пробормотала она словно оправдываясь, – ждите меня.
Потом ей казалось, что звездное небо, раскинувшееся вокруг, мерно покачивается. Она плыла куда-то. Или ее везли, потому что время от времени слышалось лошадиное ржание. Звезды мерцали, переливались подобно бриллиантам, разбросанным по черному бархату, и это зрелище было одновременно и прекрасным, и пустым, и холодным. Малике было холодно, но она не сопротивлялась. Ей даже хотелось замерзнуть, превратиться в кусок льда и улететь навстречу тем равнодушным звездам. В конце концов, ее там ждали все те, кто был ей дорог.
А потом по горлу покатилась обжигающе-горячая волна, смывая холодную темень, и ведьма с сожалением поняла, что ей не дали уйти. Она с отвращением смотрела на бисеринки пота, выступившие над верхней губой незнакомца, и не знала, что делать дальше. Больше всего на свете она желала в тот миг нырнуть в звездную ночь – так, как ныряют в заводь. С разбегу и головой вниз.
– Госпожа Вейн, – произнес мужчина, – наша милая, дорогая госпожа Вейн. Наконец-то вы вернулись.
Малика прищурилась и попробовала вспомнить, где она видела его раньше. Широкое лицо с двойным подбородком, грязные, немного вьющиеся волосы, очки в толстой роговой оправе.
Ах, да. Алхимик Уэлша. Александр.
– Вы меня узнаете? Нет?
Она чуть заметно кивнула.
– Да, узнаю.
Язык превратился в терку, им было больно ворочать.
– Сейчас-сейчас, я дам вам запить смесь, – засуетился Александр, промокнул лоб скомканным платочком и куда-то исчез. Впрочем, он тут же появился снова, держа стакан воды.
– Вот, пожалуйста, госпожа Вейн. Пейте. О, Всеблагий, ну пейте же! Уэлш поклялся, что меня четвертует, если вы не вернетесь к жизни…
Малика равнодушно отвернулась от стакана. К чему теперь все это? Зачем ее выдернули из благодатной тьмы, зачем пичкают какими-то снадобьями?
– Себя не жалеете, так хоть меня пожалейте, – принялся хныкать алхимик, – ну что ж вы, а?
Он подсунул ей руку под затылок и принялся заливать в рот воду. Малика сделала пару глотков, затем отвернулась. Не видеть бы никого.
Потом она все-таки спросила:
– Кто меня сюда привез?
Александр как будто ожидал этого вопроса. Встрепенулся, поправил воротничок порядком измятой рубашки.
– А-а, госпожа Вейн, с этим целая история. Вас привезли в закрытом экипаже перед рассветом и оставили у дверей нашего ведомства. Господин Уэлш провел самое тщательное расследование этого досадного инцидента, но – увы – смог найти только пьянчужку, который видел и экипаж, и того, кто вас оттуда вынес. Но толку, сами понимаете, с пьяницы не много. Думается, вас привез лунник, потому что единственный свидетель утверждал, что в глазищах мужчины полыхал огонь ну точно как в царстве йоргговом… А вы что думаете, госпожа Вейн? Это… в самом деле мог быть лунник?
Малика закрыла глаза. Лунник. Привез. Ее. Неужели Брай сподобился?
– Госпожа Вейн, – Александр осторожно потеребил ее за плечо, – а что сталось с господином Игиро?
Она вздрогнула и уставилась на алхимика так, что он попятился.
– Агенты по делам нечеловеческих сущностей долго не живут, Александр. И вам это должно быть известно.
Алхимик сник. Снял очки и принялся с нарочитой тщательностью протирать платком линзы.
– Как это случилось? – хрипло спросил он, – почему Марио дал себя убить?