Кубок лунника
Шрифт:
«Но внешность обманчива, не так ли, Малика Вейн?»
Опомнившись, ведьма кинулась в спальню, вывернула на пол содержимое комода и нашла новый халат. Затем, облачившись в него и обмотав голову полотенцем, сбежала на первый этаж и постучалась к консьержу. Из окошечка выглянул седой старичок с большими и совершенно собачьими глазами.
– Вы видели, кто ко мне пришел минут десять назад?
– Никто не проходил, госпожа Вейн, – растерялся консьерж.
– Спасибо, – Малика улыбнулась, – вы даже не представляете, как мне помогли.
– У вас… кровь, госпожа
– Нет-нет, не стоит. Мне нужно, чтобы вы немедленно послали человека за господином Уэлшем, в ведомство по надзору за нечеловеческими сущностями. Передайте, что дело чрезвычайно важности.
– Сию минуту. Что-нибудь еще?
– Нет, ничего не надо.
И она метнулась обратно, к себе.
Если консьерж утверждал, что никто не проходил, то, значит, либо старичок вздремнул и не хотел в этом сознаваться, либо… Либо рыжий паренек, спеленатый у входа в ванную, был ведьмаком и сумел отвести взгляд.
«Ну-ну, сейчас я с тобой поговорю», – усмехнулся внутри Малики кто-то кровожадный и… чужой.
…Когда несостоявшийся убийца со стоном открыл глаза, ведьма уже ждала его. Полностью одетая, с головой, повязанной косынкой и с перетянутой куском полотна ладонью. В здоровой руке Малика держала кухонный нож. Так, на всякий случай.
У рыжих обычно серо-зеленые или голубые глаза. У парня оказались карие. Даже не так – цвета переспелой черешни, когда она, чудом задержавшись на черенке, начинает подсыхать.
Он медленно разлепил веки, откинул голову назад, при этом стукнувшись затылком о дерево. А потом в воздухе появился запах панического страха.
Малика ничуть не удивилась бы, ощутив запах чего-нибудь более материального – пота, мочи, наконец. Но страха? И это был именно страх. Нечто кисло-горькое, но при этом… возбуждающее, будоражащее сознание… Перед глазами одна за другой замелькали странные картины: вот она зубами разрывает горло пленника, кровь фонтаном хлещет из глубокой раны, но в этом нет ничего отталкивающего. Это даже приятно, припасть губами к ключу жизни. Ведь кровь – это жизнь, не более…
Наверное, парню каким-то образом передались мысли ведьмы, потому что он замычал, задергался в ужасе и попытался освободиться от кляпа. Малика поднялась со стула, подошла и легонько пнула его в бок.
– Я бы хотела, чтобы ты меня внимательно выслушал, прежде чем начнешь говорить. Это не займет много времени. Видишь ли, несколько дней тому назад я потеряла напарника, его убили, размозжив голову. После этого я сама убила двух лунников, а еще чуть позже от меня на небеса ушел тот, кого я успела полюбить… Но, к сожалению, не успела сказать ему об этом. С тех пор я больше не боюсь смерти и не боюсь убивать, понимаешь? Так что в твоих интересах рассказать мне, откуда у тебя ключ от моей квартиры, кто и зачем тебя послал сюда. Я не боюсь смерти, но мне вовсе не хочется, чтобы кто-то лишал меня жизни в неурочный час.
Она вздрогнула, когда за спиной раздались жидкие аплодисменты. Разворачиваясь, Малика уже перехватила нож для атаки – она и сама не знала, откуда в ней появилась способность так ловко сжимать в пальцах деревянную рукоятку. Йоргг, да ведь она кроме пера и книг никогда ничего в руках не держала!
И, вяло удивляясь происшедшим с ней изменениям, ведьма зло уставилась на Генриха Уэлша, который, оказывается, умудрился совершенно неслышно войти и неведомо сколько стоял за спиной.
– Браво! – чистосердечно восхитился Уэлш, – великолепная речь, просто великолепная. Конечно, пафоса многовато, но все равно звучит весьма и весьма эффектно!
И тут Малику начал трясти озноб. Она не боялась, когда вылезала из ванны, когда била в висок незваного гостя. Ей было некогда думать о том, что было бы, не увенчайся успехом ее внезапное нападение. А вот теперь, в присутствии Уэлша, всю ее сковал животный, панический ужас. Нож выпал из разжавшихся пальцев и глухо ударился о дощатый пол.
– Генрих, – прошептала ведьма, – хорошо, что ты пришел.
Уэлш, блистательный Уэлш, прошелся по коридору, заложив руки за спину. Потом подошел к рыжему и резко выдернул кляп.
– Малика, позволь представить тебе агента Вирса, которого я попросил тихонько и, главное, незаметно понаблюдать за тобой.
– Понаблюдать. За мной, – повторила Малика, словно заучивая, – но зачем?
Уэлш отвел взгляд.
– Мне не понравилось то, как ты выглядела и как говорила. Ну, а то, что агент Вирс попался, говорит о его недостаточной готовности к сложным заданиям, не так ли, Эдвард?
Обхватив себя за плечи и тщетно пытаясь унять дрожь, Малика ушла в гостиную и села в кресло. Она не смотрела, как Уэлш развязывал рыжего паренька, она даже не оглянулась, когда они, теперь уже оба, вошли в гостиную. Она вообще старалась не смотреть в их сторону и предпочла бы провалиться сквозь пол.
И с чего это она возомнила, что по ее душу отрядили убийцу? И вообще, откуда все эти мысли о крови, откуда внезапное умение обращаться с ножом? Неужели влитое в нее снадобье Александра продолжаетнабирать силу?
– Госпожа Вейн, – голос не принадлежал Уэлшу, и Малика сделала вывод, что это Эдвард Вирс, – госпожа Вейн, я не держу на вас зла, поверьте. Это я виноват. Надо было либо прийти так, чтобы и вы меня не услышали, либо попросту стучаться.
Она втянула голову в плечи. Озноб не утихал. И он еще извиняется? После того, как она была готова перегрызть ему глотку? Да что с ней произошло в Ловенне, в конце концов? Ведь раньше… В Академии она точно не была такой, дикой, жестокой…
Пытаясь успокоиться, Малика разгладила складки платья на коленях.
– Простите меня, Вирс, простите. Я не знаю, что на меня нашло. Верите ли, я была готова расстаться с жизнью, но… сама.
– Ага! Так вот до чего у нас дошло, – вставил словечко Генрих, – я так и знал, что именно эти мысли бродят у тебя в голове. И именно поэтому подослал Эдварда. Надеюсь, ты уже передумала?
– Я не знаю, – она обернулась и сквозь слезы посмотрела на мужчин, – иногда мне кажется, что это был бы самый правильный выход…