Кубок лунника
Шрифт:
– Наверное, в этот раз убийца оказался чуть быстрее палача, – пробормотала Малика, – оставьте меня, Александр. Ведь скоро придет Генрих, не так ли? А я устала. Просто нечеловечески устала.
Хлопнула дверь – и воцарилась давящая, неприятная тишина.
Малика огляделась. Светло-серые стены, белый потолок, скучные голубые занавеси на окне. Стол, табурет, кровать. Все говорило о том, что она вновь очутилась в ведомстве Генриха Уэлша… Ведьма зевнула и закрыла глаза в надежде вновь оказаться среди звезд. Но увы – Александр, похоже, хорошо знал свое дело, и ночное небо не вернулось. Зато вернулся Марио Игиро.
– Ты думаешь, что я тебя боюсь? – спросила она в полный голос, – Не стоит так себе льстить, ты мне уже ничего не сделаешь.
И отвернулась. Право слово, уж лучше бы Альвен ее навестил, без него даже дышать было невыносимо больно. Малика снова начала вспоминать, как он целовал ей руки – Всеблагий, ведь никто до этого не целовал ей руки! – а она тогда сказала, что не хочет больше его видеть. Что хотела, то и получила, поделом тебе, Малика Вейн.
Наверное, скоро явится Генрих, сядет на табурет, привычным жестом откинет челку со лба и начнет спрашивать. Может быть, он даже явится не один, а приведет с собой стенографистку, чтобы можно было зафиксировать на бумаге отчет агента Вейн. И тогда, хочешь не хочешь, придется рассказать все как было. – «Ну а что здесь скрывать?» – сонно подумала Малика, – «я поступила так, как поступила. Сделала то, что должен был сделать Марио. Вопрос только в том, зачем я теперь?»
Она провалилась в дрему, и открыла глаза как раз в тот миг, когда через порог неслышно перешагивал Генрих Уэлш. Из-за его спины, приподнявшись на цыпочки, на Малику глазела молоденькая блондинка.
– А! – только и сказал Генрих, – ты уже не спишь!
Он выглядел… как всегда. Весь лоснящийся, довольный собой, словно являющийся воплощением достатка и порядка. Только непокорная челка выбивалась из общего образа, то и дело падая на глаза.
– Ну-с, Малика, – Генрих сделал знак блондинке, и та раскрыла пухлый блокнот с обложкой темно-вишневого цвета, в тон платью.
– Как красиво, – пробормотала ведьма, – цвет…
– Что? – Уэлш приподнял брови, затем энергично махнул рукой, – брось, Малика. Если ты в состоянии говорить, то говори. Все, как было. В конце концов, я потерял прекрасного палача и едва не лишился талантливой ведьмы.
– Ты мне льстишь, нет у меня никаких талантов…
– Не важно, – он быстро наклонился к ее лицу, Малика ощутила приятный аромат одеколона. Генрих прошептал, – я отправил в Ловенну двух агентов, а вернулся только один, причем в таком виде, что я не знаю – то ли плакать, то ли смеяться. Где тебя обрили, а? Неужели приняли за уличную девку? Так в Ловенне таких не гонят, наоборот. И что с лицом?.. Раньше этого тоже… я не замечал, и не надо говорить, что ты старательно пудрилась, Малика.
Он снова выпрямился на табурете и сложил руки на груди.
– А вы, милочка, записывайте. Все, что сейчас расскажет госпожа Вейн.
– Ты даже не спросил, могу ли я говорить.
– Ты должна говорить. И от твоих слов будет зависеть, войдут ли имперские легионы в Ловенну… Я знаю, что Марио мог наговорить тебе кучу гадостей о ведомстве, но – поверь, иногда и мы печемся о благе нелюдей.
Ведьма вздохнула. Опять ей не оставляли выбора, как тогда, с лунником в праженской тюрьме. Жаль только, что все ее жертвы оказались напрасны, как жаль!
Она облизала пересохшие губы.
– Милочка, дайте-ка воды, – тут же скомандовал Уэлш.
Блондинка отложила блокнот и карандаш, схватила со стола стакан и поднесла его Малике. Теперь уже ведьма пила долго и жадно, ведь чтобы рассказать все Генриху нужно быть сильной.
– Спасибо, – шепнула она стенографистке, – и еще… вам этот цвет очень к лицу.
Девушка зарделась и заторопилась поставить стакан на место.
Уэлш нетерпеливо побарабанил пальцами по деревянному изголовью кровати. И ведьма, судорожно вздохнув, заговорила.
Она рассказала о том, как погиб Марио. О том, как ей пришлось убить Дэлина Сильвана, верховного лорда Ловенны, о том, как была приговорена к казни. О признании, сделанном Марисией и о том, как ей, Малике, пришлось выполнить долг палача. Как ее били, как привязали к столбу, и как потом… ее жизнь была попросту выкуплена другой жизнью.
Стенографистка истерично всхлипнула и, выскочив прочь, громко хлопнула дверью. Малика прижала к глазам костяшки пальцев, но слезы катились и катились, капали на полотняную сорочку, а из горла вырывались сдавленные рыдания.
– Прекрати, – сердито говорил Генрих, – слышишь? Прекрати немедленно!
– Ты не понимаешь, не понимаешь… я виновата во всем, только я… Если бы я знала с самого начала, то не было бы… ни Дэлина, ни Дэйнора, ни Альвена. Все они были бы живы. Мне совсем не хочется больше жить, Генрих, понимаешь? Я просто не могу жить с этим грузом, и не хочу жить без него …
Он сел на кровать и прижал ее к себе, успокаивая и укачивая. А ведьме все мерещилось, что это не Уэлш ее обнимает, а совсем другой. Ей было больно дышать, и больно смотреть. А все потому, что звездные дали больше не распахивали свои объятья, и смолкли голоса, ставшие такими близкими.
– Ну, не надо горевать, – шептал Уэлш, – все наладится.
Малика мотала головой. Нет, уже ничего не наладится. Она не представляет себе, как существовать дальше. Просто не представляет.
– Позовите Александра, – говорил кому-то Уэлш, – шевелитесь, живее!
А она, всхлипывая, пыталась объяснить, что не нужно никого звать, и что ей уже больше ничегошеньки не надо.
– Я ничего больше не хочу, понимаешь?
…Но все кончилось. В горло вновь полилось обжигающее снадобье, и Малика полетела, раскинув руки. Она падала, как сухой лист с ветки, кружась и переворачиваясь. Падала на дно пропасти, где оказалось тихо и очень уютно, хоть там ее никто и не ждал.
Через три дня Уэлш лично привез ее домой, в ту самую квартиру, где началась жизнь агента Вейн. Малика едва заметила букеты молочно-белых роз в больших вазах, расставленные по гостиной, сонно прошлась спальне, трогая кончиками пальцев крупные желтые лилии на комоде, вернулась в прихожую. Генрих все еще стоял в пороге и внимательно на нее смотрел, словно чего-то ожидая. Опомнившись, ведьма сказала то, что казалось подходящим к ситуации:
– Спасибо, Генрих.
– Не за что, – угрюмо отозвался Уэлш, – если бы я знал, что тот лунник такое с тобой сотворит, то приказал бы его убить еще раньше, клянусь Всеблагим.