Куда бежать? Том 3. Любовь

Мирин Валентин

Несколько раз Григорий Матвеевич, после возвращения из города или из монастыря, поднимал тот же вопрос, предлагал оставить Ольгу Петровну на его попечение и под его присмотром, но опять после обсуждения приходили к ранее принятому решению и со словами: «Всё закончится, тогда и посмотрим, что делать», – откладывали на потом принятие столь нужного решения.

Профессор Чаинский, узнав о событиях в семье Барковских, часто звонил и уговаривал Анастасию решиться уехать и переждать события в Москве, предлагал свой дом, а точнее, комнату в доме в качестве укрытия, но Анастасия была тверда в своём убеждении и не соглашалась. Каждый такой разговор заканчивался её утверждением: «Без мужа

я никуда не поеду и не буду спасаться бегством в такие трудные для него времена». Но сегодня всё получилось иначе. Она исполнила всё то, что у неё поначалу просили, а потом и требовали: она в поезде, убегает от проблем, от риска быть поставленной к стенке рядом с мужем. Поразмыслив, Анастасия сделала вывод, что её поступок, то есть её побег, – не что иное, как предательство, и стала уже думать, как бы вернуться.

Раздумья о побеге избавили Анастасию от слёз, но разбудили муки совести. Тут же возникли мысли взять дочь за руку, спрыгнуть с поезда и идти пешком домой, пока не так уж и далеко отъехали от города, но несколько минут мучительных размышлений привели к оправданию своего поступка: это всё ради дочери – и Анастасия смирилась.

В вагоне уже давно все угомонились, видимо, легли спать. Слышался громкий басовитый храп, а через два или три купе кто-то старался не отставать и тоже похрапывал. Периодически недовольные соседи храпунов будили, храпеть переставали, но через некоторое время всё повторялось.

Вагон отапливали слабо, отчего Анастасия немного замёрзла, но раскрывать дочку, дабы надеть своё пальто, всё равно не стала. После полутора часов пути поезд стал резко замедляться. Анастасия, увидев за окном сплошные заснеженные поля, почувствовала неладное. Решила перепрятать бумаги, полученные от Никанора Ивановича, и приготовилась действовать. Потянув пальто, разбудила дочь, та встала и отдала импровизированное одеяло. Анастасия сунула руку во внутренний карман и, не найдя взглядом, куда спрятать документы, не стала их доставать.

Пассажир напротив от резкого торможения тоже проснулся и, делая вид, что дремлет, наблюдал за действиями Анастасии. Потом встал, выглянул из купе, посмотрел в сторону тамбура, потом в другую сторону, а после и вовсе вышел в проход, прошёлся взад и вперёд и, вернувшись на своё место, подошёл насколько было позволительно близко к Анастасии и обратился шёпотом:

– Анастасия Владимировна, если вы хотите что-то спрятать, дайте мне, я это сделаю, заложу вот в эту щель, – молодой человек показал на обшивку. – Я знаю конструкцию этих вагонов, тут они не пропадут. Когда доедем… – незнакомец сделал неловкую паузу и продолжил: – Если доедем, вы их заберёте. А если найдут – скажем, что они не наши, и мы ничего про них не знаем.

Анастасия была удивлена услышанным, заглянула в сонное лицо дочери, будто ища одобрения, затем достала бумаги и отдала незнакомцу. Уверенными движениями незнакомец отодвинул обшивку и убрал бумаги. Первым делом Анастасия подумала: «Как он это сделал? Мне ещё нужно будет их оттуда доставать», присмотрелась, и только тут заметила, что незнакомец орудует не пустыми руками, а ножом.

– Анастасия Владимировна, вам лучше не называть себя. Книжку лучше не показывайте, – и продолжил шёпотом: – Вам не следует меня опасаться. Я – Сухожилин Алексей Семёнович, вас и вашего мужа знаю, но сейчас не будем тратить времени. Об этом, если позволите, чуть позднее.

– У нас паспортов с собой нет, есть только вот, – ответила Анастасия шёпотом, вынула бумагу из внутреннего кармана пальто и показала незнакомцу пропуск.

Увидев бланк с печатью, Алексей Семёнович пробежал взглядом по тексту и оцепенел. Сглотнув, он вернул пропуск Анастасии и тут же строго

зашептал:

– Нельзя вам это показывать абы кому, да и вообще никому нельзя этот большевицкий пропуск предъявлять. Последнее время в поездах анархисты орудуют, и, полагаю, именно они сейчас поезд остановили. Они всех большевиков расстреливают на месте. Дайте сюда, – Сухожилин буквально вырвал из рук Анастасии бумагу. – У вас, мадемуазель, такая же бумажка? – обратился он к Евгении совсем-совсем тихо, так что та едва услышала.

Евгения, не проронив ни слова, посмотрела на мать, потом вытащила свой пропуск и отдала незнакомцу. Тот повторил манипуляции с обшивкой, но в другом месте, и спрятал пропуска.

– Я на вас драгоценностей не увидел, а если есть – бросьте на пол, потом подберёте. Деньги лучше тоже припрятать, но не все. Они потребуют откупные и, если не наживутся, могут и убить.

Сказанное послужило прямым руководством к действию. Анастасия дрожащими руками вынула деньги из кармана пальто, разделила их на две неравные части и большую часть отдала Сухожилину, на что тот нетерпеливо махнул рукой, мол, не так. Взял все деньги из рук Анастасии и тоже разделил на две части, но по другому принципу: несколько купюр в сто рублей и все более мелкие вернул Анастасии, остальные тоже спрятал под обшивку, но уже в третьем месте.

Пока Алексей Семёнович помогал Анастасии прятать деньги, кто-то крикнул: «Опять будут грабить!» – и пассажиры стали просыпаться, заниматься тем же, что и Сухожилин. Ни один из пассажиров, видимо, не сомневался, что их ждёт в ближайшее время, и в вагоне началась скрытая возня. Вагон превратился в живой улей. Все занимались одним и тем же, но времени уже не оставалось. В вагоне затопали, и послышались мужские голоса.

– Граждане пассажиры, готовьте плату за проезд. Кто уже оплатил – можете быть спокойны, второй раз платить не нужно, а если мы что-то ранее припрятанное найдём – всё будет отдано в фонд борьбы с большевиками, а вас покараем. Готовим, граждане, билеты, – послышался хриплый голос где-то в начале вагона.

С каждой секундой голос слышался всё ближе и ближе, и по мере его приближения усиливался и шум в вагоне. Люди стали возмущаться, что в их вещах роются, за что к ним тут же применяли методы физического воздействия. Через минуту раздался выстрел, и, как следствие, в вагоне воцарилась гробовая тишина, потом кто-то в середине вагона крикнул:

– В следующий раз уже не промахнусь!..

Целую минуту ни одного возгласа. В вагоне было слышно только шуршание по узелкам, саквояжам и чемоданам с безапелляционными требованиями показать личные вещи. Нескольким мужчинам приказали снять всю одежду, что они и сделали. После тщательной проверки их отпустили.

Кто-то строгим голосом приказал поторопиться и следовать в последнее купе.

Возле купе Барковских остановился мужчина средних лет гиперстенического телосложения, ростом чуть больше трёх вершков 2 , одетый в какую-то полувоенную форму и прикрытый сверху черным пальто чуть не до самого пола. В руке он держал лампу и, рассматривая, кто есть в купе, тыкал ею каждому пассажиру чуть ли не в лицо. Дошла очередь и до Барковской. Мужчина всматривался в лицо секунд десять, потом двинулся к Евгении, но ей уделил меньше времени. Не остался в стороне и Сухожилин. Ему тоже было уделено особое внимание.

2

Около 1,55 метра, рост человека определяется в вершках свыше обязательных для нормального человека двух аршин (2 аршина = 1,42 м).