Куда бежать? Том 3. Любовь
Шрифт:
Сведения, услышанные сегодня от крестника, были для Барковского худшими за последнее время. Тельнецкий позвонил в Штаб Красной армии и поговорил с каким-то высокопоставленным чином. Со слов крестника, человек на том конце провода был хорошо знаком Тельнецкому, они говорили на «ты» и местами даже вспоминали былые времена. В нескольких словах, не стесняясь в выражениях, высокопоставленный товарищ поведал Тельнецкому о проблемах вновь сформированных штабов Юго-Западного и Южного фронтов. Доложил о реальном состоянии дел на фронте, и о такой катастрофической ситуации Барковский слышал впервые. Из разговора можно было сделать вывод: фронта по сути и не было. Одно название. На просьбу высокопоставленного товарища сформировать
Войдя в дом, первым делом всей семьёй прошли в зал к усопшим. В зале находился только один человек, старший сын Григория Матвеевича Владимир, стоявший у гроба отца. На вошедших он не обратил никакого внимания, пока к гробу Ольги Петровны не приблизилась Евгения. Дочка Барковских первым делом поспешила к бабушке и, увидев её, заплакала, да так, что главе семейства пришлось обнять девушку и успокоить:
– Доченька, все мы «там» будем. Рано или поздно, но будем. Сейчас время Ольги Петровны и Григория Матвеевича, потом придёт моё время, потом и твоё. Главное – очерёдность соблюдать, иначе нарушится баланс. Не должен родитель пережить своё дитя… Не плачь. Слезами им не поможешь, и уважения от этого не прибавится. Ольга Петровна и Григорий Матвеевич знали, что мы их любим, и они нас тоже любили.
Услышав эти слова, Владимир подошёл к Барковскому и, склонив голову, смущённо заговорил:
– Александр, об этом нужно поговорить. Отец был крепок, а тут… у него жизнь отняли. Его попросту убили. Убили ведь?
– Володя, для начала нужно устроить им достойные похороны, а тему, которую ты хочешь обсудить, мы обсудим.
В доме полным ходом шли приготовления к похоронам, и весь женский коллектив или находился на кухне, или занимался печальными хлопотами. Домочадцы и гости, как только узнали о прибытии хозяев, тут же поспешили к ним. За считанные минуты зал заполнился людьми, и, когда собрались все родственники Соколова, Владимир, недовольный ответом Барковского, снова обратился к нему, да так, чтобы все услышали:
– Александр, пока вас не было, мы посоветовались и решили, что нам нужно пойти к новой власти с требованием наказать тех, кто расстрелял отца. Если в городе нет полиции и главенствует военная администрация, это не значит, что солдатам можно безнаказанно расстреливать мирных граждан. Мой отец, наверное, был самым безобидным человеком этого города, да что города – всего мира. Эти негодяи совершили преступление и должны быть наказаны.
Барковскому хотелось перевести разговор в другое русло, но, посмотрев на лица присутствующих, он понял, что все ждут решения по волнующему их вопросу и уйти от разговора не получится, а потому и сказал всю правду как есть:
– Я обратился с этим требованием и получил отказ от Тельнецкого. Новый командир – это сын Никанора Ивановича. Он отказал в категоричной форме.
– И как это понимать? – спросила дочь Григория Матвеевича, когда-то помощница кухарки, а ныне жена состоятельного горожанина.
– Елена, если вы спрашиваете про категоричность, то понимать следует буквально, а если вы про отказ и его причины, то я этих причин не знаю.
– Но и принять такой ответ мы не можем, – ответила Елена.
– Это не ответ – это его позиция. Тут предлагаю подумать и решить, как воздействовать на Тельнецкого, дабы поменять его мнение. Словами не обойдёшься.
Все Соколовы поняли, что имел в виду Барковский, но конкретных предложений или даже возражений у них не было, отчего промолчали, однако, недосказанность требовала разъяснения.
– Нас, конечно, не учили мести, но и вторую щёку мы подставлять не будем. Умный человек всегда исправит свои ошибки, а глупый даже не в состоянии их признать. Коли этот военный, который возомнил себя командиром, не желает признать ошибку, а точнее, преступление его подчинённых, то, допускаю, что не шибко он и умный.
– Вот подобные суждения как раз и мешают нам найти решение. А теперь мы с мужчинами пойдём и поговорим в кабинете. Каждого прошу вернуться к своим делам, – обратился Барковский ко всем, обводя их взглядом.
В кабинете разговор начал Барковский:
– Братья, моё мнение: Тельнецкий – неглупый человек, и вам советую на этот счёт не заблуждаться. Он, между прочим, Академию Генерального штаба окончил. Туда глупых не принимают. Даже я в своё время думал туда поступать, но кончина отца и репутация дуэлянта в корне поменяли мою жизнь. Судьба, конечно, Тельнецкого покарала любовью к картам, но из этой кары он сумел извлечь выгоду, думаю, и урок тоже. Во всяком случае, он тут хозяин, а не другие… товарищи… или господа. Так что относиться к нему стоит с опаской.
– Может, дуэль и не помешает, – полушутя бросил один из братьев Соколовых.
– Хорошая шутка, если бы ситуация не была такой серьёзной, – с усмешкой ответил Барковский и, добавив серьёзности, продолжил: – Он пристрелит оппонента, как только его вызовут на дуэль. Нынче другие кодексы чести.
– И что же делать? – спросил старший из Соколовых.
– Будем торговаться. У нас есть то, что ему нужно, значит, будем это менять на наших условиях. И в этом вопросе, думаю, нам поможет Никанор Иванович. Я почему-то уверен, что он с женой приедет сегодня проститься с матушкой и с Григорием Матвеевичем, вот тогда и поговорим, а если не приедет, я попрошу тебя, Володя, поехать к нему и обратиться с нашей просьбой – воздействовать на сына.
Никогда не поверю
У Никанора Ивановича сегодня случился очередной шок. Поначалу он отказывался верить своим глазам и ушам, но сделать это пришлось. Сознание Никанора Ивановича настолько помутилось, что он стал разговаривать сам с собой, да ещё и вслух. Кульминация шока пришлась на тот момент, когда командир полка Тельнецкий отдал приказ немедленно, на вокзале, да ещё и при людях, расстрелять выживших анархистов.
Перед самым расстрелом Никанор Иванович даже стал взывать к публике: «Люди добрые, как это – расстрелять без следствия и решения суда?.. Разве можно раненого расстреливать?» – но никто из любопытствующей публики на его слова не отреагировал. А как тут реагировать, когда ты был недавно ограблен этими громилами? Ответ: или никак, или радостно.
Индифферентное поведение публики заставило Никанора Ивановича остановиться и задуматься. Он отошёл на пять саженей в сторону и, рассматривая публику, задал себе вопрос: «Может, дело во мне, а не в этом гнусном поступке сына?» От последних мыслей Тельнецкий-старший утвердился в желании поговорить с сыном и потребовать от него объяснений такого приказа, такого варварского поступка. Более того, Никанор Иванович надеялся, что сможет воздействовать на сына и, возможно, этот злодейский приказ будет отменён и процесс наказания преступников перейдёт в правовое поле. Но Никанору Ивановичу не было дозволено высказать и двух слов. Николай Тельнецкий, заметив недовольство на лице отца, тут же словами: «Отец, не лезьте в это дело!» – пресёк его желание выступить с нравоучениями. Никанор Иванович заметил Барковского в сопровождении семьи и бросился к нему, призывая повлиять на решение сына, но Барковский в ответ на просьбу ответил только: «Мы с вами тут бессильны, Никанор Иванович. У вашего сына теперь другая кровь – большевицкая. Смиритесь с этим».