Куда приводят сундуки
Шрифт:
Той памятной осенью ей исполнялось 13 лет.
В сумерках Ирина не заметила, что её давно преследовали. От самой станции след в след за ней шла большая худая дворняга, абсолютно чёрного цвета. На что пёс рассчитывал – непонятно, сумок с провизией у Ирины в тот день не было. Правда, в широком кармане пальто лежал вскрытый пакет сушек с маком, которые погрызть в электричке так и не удалось. Может быть, пёс хотел помочь ей с сушками?..
Ирина пса не замечала, занятая своими мыслями. В тот вечер в её реальности этого пса не существовало. Она шла, смотря себе чётко под ноги.
Псу, вероятно, это молчаливое преследование в какой-то момент надоело и он,
– Ого! Пёс – шоколадный нос! Сушки мои унюхал? – весело сказала Ирина, без малейшего испуга.
Пёс завилял хвостом, навострил уши. Ирина протянула ему сушку – пёс продолжал вилять хвостом, но сушки не взял. Ей даже показалось, что он отрицательно покачал головой. Значит, сушки были только предлогом.
– Тебе просто захотелось со мной познакомиться, да?
Пёс в это время кивнул, но Ирина не заметила этого движения: ехавшая по Разинскому шоссе машина на секунду ослепила её фарами.
– Давай я тебя просто поглажу, а то тебя, наверное, и погладить тут некому.
Пёс покорно подставил лоб девушке, закрыв глаза и безвольно опустив хвост.
– Ну, что же мне с тобой делать теперь? Пойдём попробуем показаться моему папе – дом у нас большой… Пойдёшь?
И пёс пошёл.
На стене отцовского дома, рядом с замысловатым крыльцом, была прикреплена жестяная табличка «Дача 10 Мосдачтреста». У этого дома был совершенно другой номер, и он не был десятой дачей; эту табличку несколько лет назад сняли с другого строения, который на самом деле являлся дачей номер десять, и который каждое лето был заселяем каким-то московским ведомством своими штатными сотрудниками.
Таких казённых дач в Салтыковке было больше двух сотен. Всеми домиками заведовала организация Мосдачтрест, напоминающая о своём законном существовании маленькой припиской на каждой жестяной табличке с номерами домов: не просто дача номер десять, а дача номер десять Мосдачтреста. Но вид у всех этих домиков был всё равно совершенно заброшенный: ни одним из них уже давно не пользовались. Многие домики просматривались насквозь «благодаря» выбитым окнам и дверям, снятым с петель…
Гнилые ступени, тощие балкончики с провалившимся полом… На первом этаже была типовая застеклённая верандочка с двумя дверьми в не отапливаемые комнатки; на втором – одно душное, жаркое от раскалённой крыши помещение. Все домики были скучными, безликими, никому не нужными.
Вот с такого домика и была снята однажды эта табличка ставшая теперь раритетной.
Отец сидел на крыльце в старом садовом кресле и стругал ножом длинную палку.
– Папа, я не одна! – крикнула Ирина, открывая калитку и пропуская вперёд пса.
– Ты не поверишь, дочь: я вчера к платформе ходил за газетой…
– Ты стал читать газеты?
– Не перебивай… Нет, не стал, мне просто необходимо было пройтись с газетой, это не важно…
– А завтра ты готовишься идти с посохом?
– Допустим! Не перебивай. За мной увязался кот! Настоящий такой кот, представляешь? И тоже абсолютно чёрный…
– И ты привёл его домой?
– А куда же я его дену, по-твоему, если он идёт и в глаза мне смотрит? Вон, лежит на кухне, отогревается… А пса, конечно, помыть бы завтра… Как Москва? Как мама?
– Не без приключений обе. – Ирина опустилась на верхнюю ступеньку крыльца. – У мамы сегодня была загадочная гостья… Девушка, помладше меня, довольно вежливая, одета прилично… Сказала, что жила давно в нашей квартире и просила разрешения осмотреть квартиру хотя бы с порога… Паспорт свой предлагала… Интересовалась каким-то большим сундуком, который был при ней в этой квартире… Сундука, соответственно никакого не оказалось, ты же знаешь… Наша мама вместо того, чтобы сказать, что сундука не было и нет, заявила, что он был и отдан в театр актёру Щепкину… Эта девушка расстроилась, ушла… Ну а маму потом прорвало, покричали мы с ней основательно друг на друга… Посуда немного пострадала… То, что мама взорвалась – это меня не удивило, ей очень скучно, я понимаю… Но не понравилось мне то, что она очень уверенно заявила, что эта приходившая девушка, по её мнению, и есть хозяйка того сундука, и что она – какая-то Баскакова… Вот такая история! Не знаю, как к этому относиться. Я, вероятно, не имею право так говорить, но, по-моему, маме срочно нужна консультация психиатра. Или, как минимум, психолога.
– Дочь, а эта гостья не говорила, насколько давно она жила в этой квартире?
– Говорила: в прошлой жизни.
– И ты сама это слышала?
– Да.
– Она назвала своё имя?
– К сожалению, я повела себя сразу не очень вежливо… Я не спросила!
– Ну, а мама, конечно, подавно.
– Она вообще была занята своей новой ролью.
– ?
– Она у нас теперь «окончательный декаданс».
– Так, ясно… Зря не поинтересовались именем этой девушки, – Отец неожиданно стал грызть ногти, как ребёнок, который волнуется.
– Пап, ты в порядке? Или тебе тоже консультация кого-нибудь нужна?
– Мне нужно имя этой посетительницы! Очень нужно! Потому что сундук действительно был, очень большой, окованный железом. Их называли дорожными: когда собирались в дальний путь, в такие замечательные сундуки влезало очень много вещей. И они запирались основательно – можно даже было и висячий замок пристроить. В краеведческих музеях таких полно… А тот сундук мы с матерью сняли с чердака, это было ещё до твоего рождения… В нём лежали шторы… Сундук был настолько огромен, что когда у нас оставался на ночь кто-то из гостей – мы стелили ему именно на этом сундуке… И поднять сундук можно было только вчетвером… Пыли на нём было килограмм, когда мы его с чердака стаскивали. Откуда он там взялся – не знаю, мне это было тогда как-то неважно. А нашу маму находка этого сундука потрясла…
– А кроме штор больше ничего внутри не было? Двойное дно? Тайник?
– Двойное дно было. Только не дно, а боковая стенка: когда мы сундук открыли – она как-то сама расщепилась, видимо, от времени. Там была полость с целой кипой квитанций. Ну, это я их так обозвал, эти бумаги, а на самом деле, может это были какие-то чеки, накладные – не знаю… И на них на всех стояла фамилия Баскаков. Мать пошла в Некрасовскую библиотеку, там раньше был хороший краеведческий зал. И вот по старым справочникам она выяснила, что этот дом на Гиляровского, где мы с ней жили, раньше принадлежал Баскаковым. Это была целая купеческая династия, чем занимались – не помню… По-моему, фабрики ткацкие у них где-то были… Может быть, что-то ещё – не важно… Но важно то, что они построили этот дом на свои средства, сами жили в одной из квартир, а остальные – сдавали внаём. Поэтому тот факт, что вас посетила наследница этого дома, меня совершенно не удивляет…
– Пап, я не помню никакого сундука в нашей квартире. Может быть, он был в моём детстве, но я его не запомнила.
– Очень странно! Когда я съезжал с Гиляровского, он был. Куда же мама могла его деть?
– Эта девушка задавала тот же вопрос. Мама ответила, что она его отнесла в театр к Щепкину в качестве декорации.
– Щепкин умер около тысяча восемьсот семидесятого года… Собственно, туда, куда мама якобы отнесла сундук, театра никакого не было, а был дом Щепкина, его частный дом… А теперь – музей… Всё ясно: она не захотела говорить правду… Вот тебе и история! За сундуком явилась владелица, а сундука – нет.